Венли настроила ритм утраты.
Старый, низший ритм. Она не могла вспомнить их с тех пор, как преобразилась, и понятия не имела, как разыскала этот. Скорбный, мрачный тон показался ей далеким.
— Эшонай?.. — прошептала она и снова потрогала труп. Демид ахнул. Прикасаться к телам умерших было запрещено. Старые песни говорили о тех временах, когда люди разрубали трупы слушателей на части, чтобы добыть сердца. Мертвых надо оставлять в покое; так уж заведено.
Венли уставилась в мертвые глаза Эшонай. «Ты была голосом разума, — подумала Венли. — Ты была той, кто спорил со мной. Ты… ты должна была не позволять мне увлекаться. Что же мне делать без тебя?»
— Детки, давайте-ка снимем этот доспех, — распорядился Улим.
— Прояви уважение! — огрызнулась Венли.
— Уважение к чему? Это к лучшему, что она умерла.
— К лучшему? — повторила Венли. — К лучшему?! — Она встала, лицом к лицу с маленьким спреном на ладони Демида. — Это моя сестра. Она была одной из наших величайших воительниц. Она образец для подражания, мученица.
Улим запрокинул голову, изображая, что выговор его возмущает — и вызывает скуку. Да как он смеет! Он же всего лишь спрен. Он должен быть ее слугой!
— Твоя сестра, — возразил Улим, — не прошла полное преображение. Она сопротивлялась, и в конечном счете мы ее потеряли. Она никогда не была предана нашему делу.
Венли настроила ритм ярости и заговорила, выделяя каждое слово:
— Ты не будешь говорить такие вещи. Ты спрен! Ты должен служить.
— Ну так я служу.
— Тогда подчиняйся мне!
— Тебе?! — Улим рассмеялся. — Дитя, сколько ты ведешь эту маленькую войну против людей? Три, четыре года?
— Шесть лет, спрен, — вмешался Демид. — Шесть долгих и кровавых лет.
— А не хочешь ли угадать, как долго в этой войне сражались мы? — спросил Улим. — Валяй. Угадывай. Я жду.
Венли продолжала кипятиться:
— Это не имеет значения…
— О, еще как имеет, — перебил Улим, и его красная фигура окуталась электрическими разрядами. — Венли, ты знаешь, как командовать армиями? Настоящими армиями? Направлять войска на поле боя, которое простирается на сотни миль? Ты владеешь воспоминаниями и опытом, которые охватывают вечность? — Она сердито уставилась на него. — Наши предводители, — продолжал Улим, — в точности знают, что делают. Им я подчиняюсь. Но я спрен искупления, я вырвался на свободу. Тебе я подчиняться не должен.
— Я буду королевой, — в ритме злобы заявила Венли.
— Если выживешь. Может быть. Но твоя сестра? Она и остальные послали того убийцу прикончить короля людей именно для того, чтобы не дать нам вернуться. Твой народ — народ предателей, пусть даже твои личные заслуги достойны похвалы. Если проявишь мудрость, у тебя и дальше все сложится наилучшим образом. Как бы там ни было, сними с сестры доспех, осуши слезы и приготовься карабкаться обратно. Эти плато кишат людишками, от которых смердит Честью. Надо уйти и узнать, чего от нас хотят твои предки.
— Наши предки? — переспросил Демид. — Что у мертвецов общего со всем этим?
— Всё, — ответил Улим. — Поскольку они теперь главные. Доспех. Сейчас же! — Он маленькой молнией метнулся на стену и укатился прочь.
Венли настроила ритм насмешки в унисон тому, как с нею обошлись, и — вопреки запретам — помогла Демиду снять осколочный доспех. Улим вернулся с остальными и приказал им собрать части доспеха.
Они ушли, предоставив Венли возможность принести клинок. Она вытащила его из камня, а потом застыла, глядя на труп сестры: тот лежал, одетый лишь в стеганый поддоспешный костюм.
Венли почувствовала, как что-то внутри ее пошевелилось. Она опять услышала где-то в отдалении ритм потери. Скорбный, медленный, с четкими тактами.
— Я… — проговорила Венли. — Наконец-то мне не придется слушать, как ты зовешь меня дурой. Мне не придется беспокоиться о том, что ты вмешаешься. Я могу делать то, что хочу.
Это привело ее в ужас.
Она повернулась, чтобы уйти, но замерла, заметив движение. Что за маленький спрен выполз из-под трупа Эшонай? Он выглядел как маленький шарик белого пламени; от него исходили кольца света, а позади струился «хвостик». Спрен походил на комету.
— Что ты такое? — резко спросила Венли в ритме злобы. — А ну кыш!
Она ушла, бросив тело сестры на дне ущелья, раздетое и одинокое. Обреченное стать пищей ущельного демона или бури.
Часть втораяНовые начала поютШаллан — Ясна — Далинар — Четвертый мост
33Урок
Дражайший Цефандриус, я, разумеется, получил твое сообщение.
Ясна жива.
Ясна жива!
Предполагалось, что Шаллан приходит в себя после испытания, пускай на самом деле сражались мостовики. Все, что она сделала, — вцепилась в жуткого спрена. И все же она провела следующий день, не покидая своей комнаты, где рисовала и размышляла.
Возвращение Ясны что-то в ней пробудило. Раньше у Шаллан подход к рисункам был более аналитическим, включая заметки и объяснения, которые сопровождали наброски. В последнее время она лишь заполняла страницу за страницей непонятными образами.
Что ж, ее ведь учили мыслить, как полагается исследователю. Она не должна просто рисовать; нужно анализировать, экстраполировать, размышлять. И потому Шаллан поручила самой себе полностью запечатлеть свой опыт общения с Несотворенной.
Ее навестили Адолин, затем Палона, даже Далинар пришел узнать, как у нее дела, пока Навани цокала языком и расспрашивала о здоровье. Шаллан стерпела их компанию, а потом вернулась к рисованию. Вопросов было так много. Почему именно ей удалось прогнать это существо? Какой смысл оно вкладывало в свои творения?
Однако ее изыскания заслонял один-единственный обескураживающий факт. Ясна жива.
Вот буря… Ясна жива.
Это целиком и полностью все изменило.
В конце концов Шаллан уже не смогла сидеть взаперти. Хотя Навани упомянула, что Ясна собирается заглянуть к ней поздно вечером, девушка умылась и оделась, вскинула сумку на плечо и отправилась искать свою наставницу. Она должна узнать, как Ясне удалось выжить.
Идя по коридорам Уритиру, Шаллан ощущала растущее волнение. Ясна утверждала, что всегда смотрит на вещи с точки зрения логики, но у нее была склонность к драматизму, которой позавидовал бы любой писатель. Шаллан хорошо помнила ту ночь в Харбранте, когда Ясна приманила воров, а потом расправилась с ними ошеломительно жестоко.
Ее наставница стремилась не просто доказать свою точку зрения. Она хотела вколотить ее в череп оппонента, сопроводив это росчерком пера и лаконичной эпиграммой. Почему она при помощи даль-пера не сообщила всем, что жива? Одна буря знает, где принцесса была все это время…
Расспросы вывели Шаллан обратно к колодцу со спиральной лестницей. Охранники в строгой синей холиновской униформе подтвердили, что Ясна внизу, и Шаллан потащилась по ступенькам вниз. Она с изумлением поняла, что спуск не вызывает у нее беспокойства. Вообще-то… гнетущее ощущение, которое она испытывала с самого прибытия в башню, как будто испарилось. Больше никакого страха, никакого смутного чувства неправильности. Их причиной было существо, которое Шаллан прогнала. Каким-то образом аура Несотворенной распространялась на весь Уритиру.
У основания лестницы она обнаружила новых солдат. Далинар явно хотел, чтобы это место хорошо охранялось; в этом смысле ей не на что было жаловаться. Ее пропустили без проблем, с поклонами и бормотанием «светлость Сияющая».
Она прошла по коридору с фресками; сферные фонари, расставленные вдоль стен, приятно его освещали. Как только Шаллан миновала пустые библиотечные комнаты, она услышала голоса впереди. Войдя в помещение, где случилось столкновение с Полуночной Матерью, она впервые как следует рассмотрела место.
Хрустальная колонна в центре действительно представляла собой нечто необыкновенное. Это был не единый самосвет, но мириады таковых, слитых воедино: изумруды, рубины, топазы, сапфиры… Все десять разновидностей как будто сплавили в одну толстую колонну высотой в двадцать футов. Буря… как же она будет выглядеть, если все эти самосветы окажутся заряженными, а не пустыми, как сейчас?
Большая группа солдат расположилась возле баррикады по другую сторону комнаты и смотрела в туннель, где исчезла Несотворенная. Ясна бродила вокруг огромной колонны, касаясь хрусталя свободной рукой. Принцесса была в красном, помада в тон костюму, собранные волосы удерживали шпильки в виде мечей с рубинами на эфесах.
Буря свидетельница, она выглядела безупречно. Соблазнительная фигура, смуглая алетийская кожа, светло-фиолетовые глаза — и ни единой пряди иного цвета в черных как смоль волосах. Наделив Ясну Холин красотой вкупе с блестящим умом, Всемогущий совершил один из самых несправедливых своих поступков.
Шаллан медлила в дверном проеме, чувствуя себя почти так же, как когда впервые увидела Ясну в Харбранте. Неуверенной, ошеломленной и — по правде говоря — переполненной невероятной зависти. Какие бы испытания ни перенесла Ясна, это ничуть не отразилось на ее внешнем виде. Она была просто великолепна, если учесть, что в последний раз Шаллан видела Ясну лежащей без сознания на полу и один из захвативших корабль мужчин воткнул ей нож в грудь.
— Моя мать, — заявила Ясна, все еще держа руку на колонне и не глядя на Шаллан, — полагает, что это какой-то невероятно замысловатый фабриаль. Логичное предположение; мы всегда верили, что древние владели чудесными технологиями. Как же иначе объяснить осколочные клинки и доспехи?
— Светлость? — проговорила Шаллан. — Но… осколочные клинки — не фабриали. Они спрены, преображенные узами.
— Как и фабриали в некотором смысле, — ответила Ясна. — Ты ведь знаешь, как их делают?
— Лишь в общих чертах, — призналась Шаллан. Вот как произойдет их воссоединение? В виде лекции? Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Нужно поймать спрена и заточить его в самосвет, изготовленный для этой цели. Артефабры обнаружили, что особые стимулы побуждают спрена к конкретным реакциям. Например, спрены пламени испускают тепло — и, прижимая металл к рубину с заключенным в нем спреном пламени, можно усиливать или ослаблять этот эффект.