Сили внезапно рывком повернула голову и с потерянным видом уставилась на женщину, которая присела рядом с нею на корточки и предложила попить. Буреотец вернул видению нормальную скорость.
Далинар отошел, позволив Фэн снова присоединиться к горожанам и испытать конец представления. Когда он скрестил руки, наблюдая за происходящим, воздух рядом с ним замерцал.
— Нам снова понадобится наслать такие видения, — сказал Далинар, обращаясь к Буреотцу. — Чем больше людей узнают истины, которые Всемогущий оставил после себя, тем лучше. Твоя буря может воздействовать только на одного человека зараз или это можно как-то ускорить? И способен ли ты поместить двух людей в два разных видения одновременно?
Буреотец зарокотал:
Мне не нравится, когда мне приказывают.
— Предпочитаешь другой вариант? При котором Вражда победит? Как далеко тебя заведет гордость?
Это не гордость, — упрямо заявил Буреотец. — Я не человек. Я не уступаю и не боюсь. Делаю лишь то, что мне присуще, и поступать вопреки этому для меня мучительно.
Сияющий прикончил последнюю из полуночных тварей и подошел к собравшимся людям, а потом взглянул на Фэн:
— Пусть ты скромного происхождения, но твой лидерский талант впечатляет. Я нечасто видел королей или командующих, которым удалось бы так действенно организовать людей для защиты, как это сделала ты сегодня.
Фэн склонила голову набок.
— Вижу, у тебя не нашлось для меня слов, — продолжил рыцарь. — Ладно. Но если захочешь по-настоящему обучиться лидерству, приходи в Уритиру.
Далинар повернулся к Буреотцу:
— Это почти то же самое, что Сияющий сказал мне в прошлый раз.
Видения устроены так, что в них, по определению, происходит одно и то же, — ответил Буреотец. — Мне неизвестны все до единого намерения Всемогущего, но я знаю — он хотел, чтобы ты пообщался с Сияющими и понял, что люди могли вступать в их ряды.
— Мы нуждаемся в каждом, кто проявляет стойкость, — объяснил Сияющий Фэн. — В самом деле, всех, в ком есть желание сражаться, следует увлечь в Алетелу. Мы можем тебя обучить, как помочь самой себе. Если у тебя душа воина, эта страсть может тебя уничтожить, если не найдется наставника. Приходи к нам.
Сияющий удалился решительным шагом, а Фэн вздрогнула, когда Сили встала и обратилась к ней. Голос девочки звучал слишком тихо, чтобы Далинар разобрал хоть слово, но он догадывался, что происходит. В конце каждого видения Всемогущий сам обращался к нему через одного из персонажей, передавая мудрость, — Далинар поначалу считал, что в это время с ним можно беседовать, но ошибся.
Фэн, похоже, встревожило услышанное. И неудивительно. Далинар помнил, что ему сказал Всемогущий.
Это важно. Не позволяй мелочным дрязгам поглотить себя. Будь сильным. Поступай с честью, и Честь придет тебе на помощь.
Только вот Честь был мертв.
В конце концов Фэн повернулась к Далинару, и взгляд ее был оценивающим.
Она по-прежнему тебе не доверяет, — сказал Буреотец.
— Фэн спрашивает себя, не создал ли я это видение благодаря силе Приносящих пустоту. Она больше не считает меня безумным, но все же предполагает, что я мог присоединиться к врагу.
Выходит, ты снова потерпел неудачу.
— Нет, — возразил Далинар. — Этой ночью она меня услышала. И думаю, в конце концов она решится отправиться в Уритиру.
Буреотец зарокотал, сбитый с толку:
Почему?
— Потому что теперь я знаю, как с ней разговаривать, — ответил Далинар. — Ей не нужны вежливые слова или дипломатичные фразы. Она хочет, чтобы я был самим собой. Не сомневаюсь, такое мне вполне по силам.
35Первый в небе
Ты считаешь себя таким умным, но мои глаза — не чета глазам какого-нибудь мелкого аристократа, их не обдурить фальшивым носом и толикой грязи на щеках.
Кто-то врезался в койку Сигзила, разбудив его. Он зевнул. В соседней комнате зазвенел колокольчик Камня, призывающий всех к завтраку.
Сигзилу снился сон на азирском. Он вернулся домой, готовился к экзаменам на государственную службу. Сдав их, поступил бы в настоящую школу, и ему открылась бы перспектива стать клерком какой-нибудь важной шишки. Только вот во сне он разучился читать и ударился в панику, поняв это.
По прошествии стольких лет Сигзил испытывал странное ощущение, вспоминая родной язык. Он снова зевнул и устроился поудобнее в койке, спиной к каменной стене.
Мостовикам выделили отдельное помещение — три казармы с общим холлом, в котором устроили столовую. Там сейчас все толкались, пытаясь пробиться к столу, за которым они завтракали. Камню пришлось на них несколько раз прикрикнуть, чтобы вели себя как следует. Столько месяцев в Четвертом мосту, ныне — ученики Сияющего и до сих пор не знают, как надо строиться. Они бы и недели не продержались в Азире, где умение организовываться в упорядоченную очередь было не только ожидаемым, но практически являлось поводом для национальной гордости!
Сигзил уперся головой в стену, вспоминая. Он был первым в своей семье за много поколений, кто и впрямь мог сдать экзамены. Дурацкая мечта. На его родине все твердили, что даже человек самого скромного происхождения может сделаться Верховным, но у сына работяги было слишком мало времени на учебу.
Он покачал головой, затем умылся водой из тазика, который принес накануне вечером. Расчесал шевелюру гребнем и изучил свое отражение в куске полированной стали. Волосы сильно отросли; тугие черные кудри имели склонность торчать дыбом.
Сигзил достал сферу и в лучах ее света принялся бриться собственной бритвой. И сразу порезался. От боли резко втянул воздух, и сфера, моргнув, погасла. Это еще что…
Его кожа сочилась слабо светящимся дымом. А-а, понятно. Каладин вернулся.
Ну что ж, это решит множество проблем. Он достал другую сферу и приложил все усилия, чтобы не проглотить и ее, пока не закончит бритье. Потом Сигзил прижал ладонь ко лбу. Когда-то там были рабские клейма. Буресвет их исцелил, но татуировка Четвертого моста осталась.
Он встал и надел выглаженную и аккуратную форму. Холиновский синий. Сигзил сунул в карман новый блокнот в обложке из свиной кожи, вышел в общую столовую — и резко остановился, когда прямо перед ним возникло лицо Лопена, висящего вниз головой. Сигзил чуть не врезался в гердазийца, чьи подошвы прилипли к шквальному потолку.
— Эй, — сказал Лопен, держа миску с утренней кашей вверх дном, точнее, он держал ее правильно по отношению к Сигзилу, но вверх дном по отношению к самому себе. Гердазиец попытался съесть немного, но каша соскользнула с ложки и шмякнулась на пол.
— Лопен, что это такое ты делаешь?
— Практикуюсь. Хуч, я должен показать всем, до чего же хорош. Это как клеиться к бабам, только тут вместо бабы потолок, и еще надо научиться не ронять еду на голову людям, которые тебе по нраву.
— Лопен, слезай.
— Ай, попроси правильно. Я больше не однорукий! Меня не задвинешь куда-то просто так. Послушай, ты в курсе, как заставить двуруких гердазийцев сделать то, что тебе нужно?
— Будь я в курсе, мы бы сейчас не разговаривали.
— Ну так ведь надо просто забрать у них оба копья, ясное дело. — Он ухмыльнулся. В нескольких футах от них Камень громко расхохотался.
Лопен пошевелил пальцами с блестящими ногтями, словно дразня Сигзила. Как и у всех гердазийцев, ногти у него были темно-коричневые и твердые, как кристалл. Они слегка напоминали панцирь.
И еще у него также сохранилась татуировка на лбу. Пока лишь некоторые члены Четвертого моста научились втягивать буресвет, но все они сохранили свои татуировки. Только Каладин был другим: его татуировка растаяла, едва он наполнился буресветом, зато шрамы отказывались исчезать.
— Хуч, запомни это для меня, — попросил Лопен. Он так и не объяснил, что означает слово «хуч» и почему он так обращается именно к Сигзилу. — Мне ведь, конечно, понадобится множество новых шуточек. И рукавов. В два раза больше прежнего, если не считать жилеты. Там число не меняется.
— Как тебе вообще удалось подняться туда, чтобы приклеиться ступнями к… нет, не начинай. Я, вообще-то, не хочу знать. — Сигзил нырнул и прошел под Лопеном.
Мостовики все еще рвались получить завтрак, смеялись и кричали; вокруг царил полный хаос. Сигзил даже повысил голос, чтобы привлечь их внимание.
— Не забудьте! Капитан хотел, чтобы мы были готовы к инспекции ко второму звонку!
Он едва расслышал самого себя. Где же Тефт? Когда он отдавал приказы, его действительно слушали. Сигзил покачал головой, пробираясь к двери. Для соплеменников он был среднего роста. А вот в чужих краях, в окружении алети, — на несколько дюймов ниже большинства.
Сигзил выскользнул в коридор. Отряды мостовиков занимали просторные казармы на первом этаже башни. Четвертый мост обретал силы Сияющих, но в батальоне были еще сотни мужчин, которые оставались обычными пехотинцами. Может, Тефт отправился инспектировать другие подразделения; на него возложили ответственность по их обучению. Сигзил надеялся, что его друг отсутствовал не по иной причине.
Каладина поселили в отдельных маленьких покоях из нескольких комнат в конце коридора. Сигзил направился туда, просматривая свои записи в блокноте. Он использовал алетийские глифы, как полагалось мужчинам в этих краях, но так и не изучил их настоящую письменность. Вот буря, он так давно покинул родину, — наверное, сон был правильный. Вполне возможно, что писать по-азирски ему теперь будет нелегко.
Как бы сложилась жизнь Сигзила, если бы он оправдал надежды родителей? Если бы он сдал экзамены, а не ввязался в неприятности, из которых его вызволил человек, сделавшийся впоследствии его учителем?
«Сперва разберемся со списком проблем». Он дошел до двери Каладина и постучал.
— Войдите! — раздался голос капитана.
Сигзил вошел и увидел, что Каладин делает утренние отжимания на каменном полу. Его синяя куртка была накинута на стул.