— С ними скоро будет покончено, — буркнул Далинар и глотнул вина. — Гавилар считает, глупо подвергать себя опасности, — дескать, кто-то обязательно воспользуется одной из дуэлей, чтобы организовать заговор против него. Придется подыскать того, кто будет выступать вместо меня. — Он уставился на свое вино.
Черный Шип всегда был невысокого мнения о дуэлях. Слишком фальшивые и облагороженные. Но лучше так, чем никак.
— Ты как будто мертвый, — сказала Эви.
Далинар посмотрел на нее.
— Словно живешь только во время битвы, — пояснила она. — Когда можешь убивать. Как тьма из древних преданий. Ты оживаешь, отнимая чужие жизни.
Со своими светлыми волосами и золотистой кожей она походила на светящийся самосвет. Она была милой, любящей женщиной, которая заслуживала лучшего отношения. Далинар заставил себя вернуться и сесть рядом.
— Мне все-таки кажется, что спрены пламени играют, — сказала Эви.
— Я всегда спрашивал себя, — проговорил Далинар, — неужели они сделаны из огня? Похоже, что так, но как тогда быть со спренами эмоций? Получается, спрены гнева из него и состоят?
Эви рассеянно кивнула.
— А спрены славы? — продолжил Далинар. — Сделаны из славы? Что же такое слава? Могут ли спрены славы появиться вокруг человека, который бредит или, может быть, мертвецки пьян — и ему только кажется, что он достиг чего-то великого, в то время как вокруг него собралась толпа насмешников?
— Это загадка, — сказала она, — ниспосланная нам Шиши.
— Ты когда-нибудь спрашивала себя об этом?
— А зачем? Мы в конце концов все узнаем, когда возвращаемся к Одному. Нет смысла сейчас мучить свой разум вещами, которые мы не в силах познать.
Далинар, прищурившись, смотрел на спренов пламени. У одного из них совершенно точно был меч. Миниатюрный осколочный клинок.
— Муж мой, вот почему ты так часто полон мрачных дум, — произнесла Эви. — Нехорошо, что у тебя в желудке сгусток, твердый как камень, покрытый влажным мхом.
— У меня… что?
— Ты не должен размышлять о таких странных вещах. Откуда вообще у тебя взялись подобные мысли?
Он пожал плечами, но вспомнил, как две ночи назад допоздна засиделся с Гавиларом и Навани: они пили вино под сенью дождя. Она все говорила и говорила об исследованиях спренов, а Гавилар время от времени поддакивал, помечая глифами свои карты. Навани рассказывала с таким пылом, так увлеченно — а Гавилар ее игнорировал.
— Наслаждайся моментом, — посоветовала Эви. — Закрой глаза и поразмысли о том, что Одно дало тебе. Стремись к умиротворению забвения, и пусть тебя согреет восторг от собственных ощущений.
Он закрыл глаза, как предложила Эви, и попытался просто насладиться пребыванием рядом с нею.
— Эви, а человек может на самом деле измениться? Как меняются спрены?
— Мы все — разные аспекты Одного.
— Тогда можно превратиться из одного аспекта в другой?
— Разумеется. Разве ваша собственная доктрина не говорит о преображении? О том, что человека путем духозаклинания можно превратить из примитивного существа в нечто славное?
— Я не знаю, работает ли это.
— Тогда обратись к Одному.
— В молитве? Через ревнителей?
— Нет, дурачок. Сам.
— Лично?! — изумился Далинар. — Как, э-э, в храме?
— Если хочешь встретиться с Одним лично, тебе придется отправиться в долину, — объяснила она. — Там ты сможешь пообщаться с ним или с его воплощением и получить…
— Старая магия! — прошипел Далинар, открыв глаза. — Ночехранительница. Эви, не говори таких вещей.
Вот буря — ее языческое наследие всплывало в самые странные моменты. Она могла рассуждать о воринской доктрине, как добропорядочная дама, а потом изрекала что-нибудь… этакое.
К счастью, она больше ничего не сказала. Закрыла глаза и тихонько запела. Наконец кто-то постучался в наружную дверь его покоев.
Хатан, его домоправитель, должен был ответить. И действительно, Далинар услышал снаружи его голос, а потом — легкий стук в дверь комнаты.
— Светлорд, это ваш брат, — доложил Хатан через дверь.
Далинар вскочил, распахнул дверь и прошел мимо невысокого старшего слуги. Эви последовала за ним, одной рукой касаясь стены — такая у нее была привычка. Они прошли мимо открытых окон, выходящих на промокший до нитки Холинар, где мелькающие фонари отмечали движение людей по улицам.
Гавилар ждал в гостиной, одетый в новомодный костюм с жесткой двубортной курткой. Его темные кудри падали на плечи, и их дополняла ухоженная борода.
Далинар ненавидел бороды, в шлеме они только мешали. Но не мог отрицать, что Гавилару борода к лицу. Глядя на него во всей красе, никто бы не увидел бандита из захолустья, скорее, цивилизованного военачальника, который посредством грубой силы и завоеваний пробился к трону. Нет, этот человек был настоящим королем.
Гавилар постучал по ладони стопкой бумаг.
— Что такое? — спросил Далинар.
— Раталас, — сказал Гавилар и сунул бумаги Эви, которая как раз вошла.
— Опять! — воскликнул Далинар. Прошло много лет с тех пор, как он посетил Разлом — огромный ров, где ему достался осколочный клинок.
— Они требуют твой меч, — объяснил Гавилар. — Заявляют, будто вернулся наследник Таналана. Якобы ему и должен принадлежать осколок, потому что ты не выигрывал его в честном поединке.
Далинар похолодел.
— Я-то знаю, что это заведомая ложь, — заявил Гавилар, — поскольку, когда мы бились при Раталасе, ты сказал, что разобрался с наследником. Ты же это действительно сделал?
Он вспомнил тот день. Вспомнил, как завис в дверном проеме грозной тучей, чувствуя внутри пульсирующий Азарт. Вспомнил плачущего ребенка с осколочным клинком в руках. Изломанное мертвое тело его отца позади. Тихий умоляющий голос.
Азарт исчез в один миг.
— Гавилар, он был ребенком, — хрипло пробормотал Далинар.
— Преисподняя! — воскликнул его брат. — Он потомок старого режима. Это… буря, это было десять лет назад. Он достаточно взрослый, чтобы представлять собой угрозу! Весь город взбунтуется, весь край. Если мы не предпримем что-нибудь, все королевские земли могут отколоться.
Далинар улыбнулся. Собственные эмоции потрясли его, и он быстро подавил эту улыбку. Несомненно… кому-то придется отправиться туда и разгромить повстанцев.
Он повернулся и увидел Эви. Она глядела на него, сияя, хотя сам Далинар ожидал от жены возмущения при мысли о новых войнах. Взамен она шагнула к нему и взяла за руку:
— Ты пощадил ребенка.
— Я… Он едва мог поднять меч. Я отдал мальца его матери и велел спрятать.
— Ох, Далинар. — Эви прижалась к нему.
Он ощутил растущую гордость. Разумеется, это было нелепо. Он подверг королевство опасности — что подумают люди, когда узнают, что сам Черный Шип не выстоял перед угрызениями совести? Они будут смеяться.
В тот момент ему было наплевать. Главное, что он сумел стать героем в глазах этой женщины.
— Что ж, полагаю, мятежа следовало ожидать, — проворчал Гавилар, глядя в окно. — Прошли годы после официального объединения; люди взялись отстаивать свою независимость. — Он повернулся, протягивая руку Далинару. — Знаю, чего ты хочешь, брат, но тебе придется от этого воздержаться. Я не посылаю туда армию.
— Но…
— Я могу пресечь это политическими мерами. Мы не можем показать, что поддержка единства основана лишь на силе, иначе Элокару придется всю жизнь гасить пожары после того, как меня не станет. Надо, чтобы люди думали об Алеткаре как об объединенном королевстве, а не как о разобщенных регионах, которые вечно стремятся обыграть друг друга.
— Звучит неплохо, — буркнул Далинар.
Этому не суждено случиться — по крайней мере, без напоминания в виде меча. Однако в кои-то веки он решил, что не заговорит об этом первым.
37Последний раз, когда мы маршируем
Не волнуйся из-за Рейза. Жаль Аону и Ская, но они были глупы — нарушили наш договор с самого начала.
Нумухукумакиаки’айялунамора всегда учили, что первое правило войны — узнать своего врага. Кое-кто мог предположить, что эти уроки не слишком-то ему в жизни пригодились. Однако возня с хорошим рагу очень напоминала подготовку к войне.
Лунамор — или Камень, как его называли друзья, чьи неповоротливые языки низинников были не приспособлены к подлинной речи, — помешивал варево огромной деревянной ложкой размером с меч. Под котлом горел костер из шелухи камнепочек, и игривые спрены ветра хлестали дым, отчего он шел прямо на повара, с какой бы стороны тот ни становился.
Он поместил котел на плато Расколотых равнин и — при свете красивых огней и падающих звезд — с удивлением обнаружил, что соскучился по этому месту. Кто бы мог подумать, что он привяжется к пустынным, продуваемым всеми ветрами плоскогорьям? Его родина — место крайностей: пронизывающе холодный лед, рыхлый снег, бурлящий жар и благословенная влажность.
А тут, внизу, все было таким… умеренным, и Расколотые равнины оказались хуже всего. В Йа-Кеведе он бы увидел покрытые лозами долины. В Алеткаре — поля зерновых и повсюду камнепочки, как пузырьки в бурлящем котле. И вот тебе Расколотые равнины. Бесконечные пустые плато, на которых почти ничего не растет. Странное дело — он их полюбил.
Лунамор, тихонько напевая, мешал рагу, держа ложку обеими руками, следя за тем, чтобы у дна не подгорело. Когда дым не шел в лицо — будь проклят этот густой ветер, в котором слишком много воздуха, чтобы люди вели себя прилично, — он ощущал запах Расколотых равнин. Запах… простора. Запах высокого неба и обожженного солнцем камня, приправленный ноткой жизни, скрывшейся в ущельях. Это как толика специй. Влажная, живая, полная смешанных ароматов растений и гнили.
В тех ущельях Лунамор нашел себя после того, как долгое время блуждал впотьмах. Новая жизнь, новая цель.
И рагу.
Лунамор попробовал рагу — взяв чистую ложку, конечно же, он ведь не какой-нибудь варвар вроде некоторых поваров-низинников. Длиннокорень еще не готов — мясо рано добавлять. Настоящее мясо, из пальцекрабов, которых он чистил всю ночь. Его нельзя было готовить слишком долго, иначе оно становилось как резина.