Остальные члены Четвертого моста на плато слушали Каладина. Лунамор встал спиной к Нараку, городу в центре Расколотых равнин. Поблизости на одном из плато что-то сверкнуло — Ренарин Холин запустил Клятвенные врата. Лунамор пытался не отвлекаться. Он смотрел на запад. Туда, где располагались старые военные лагеря.
«Ждать уже не долго, — подумал он. — Но не стоит на этом задерживаться. А в рагу надо добавить больше давленого лимма».
— Я многих из вас обучал в ущельях, — заявил Каладин.
В Четвертый мост вошли несколько мостовиков из других отрядов, и даже солдаты, которых рекомендовал Далинар. Удивляла группа из пяти разведчиц, но кто такой Лунамор, чтобы судить?
— Я мог бы обучать вас владению копьем, потому что когда-то сам этому учился, — продолжил Каладин, — но то, чем мы попытаемся заняться сегодня, иное дело. Я и сам с трудом понимаю, как могу пользоваться буресветом. Нам придется вместе двигаться вперед, падая и поднимаясь.
— Ганчо, все в порядке, — заявил Лопен. — Ну разве это сложно — научиться летать? Небесные угри постоянно летают, а они уродливые и тупые. Большинство мостовиков обладают только одним из этих качеств.
Каладин остановился рядом с Лопеном. Капитан сегодня был в хорошем настроении, и Лунамор считал это своей заслугой. Он ведь как-никак приготовил Каладину завтрак.
— Первый шаг — произнести Идеал. Подозреваю, кое-кто из вас это уже сделал. Но что касается остальных, то, если вы хотите быть учениками ветробегунов, вам придется дать такую клятву.
Они начали выкрикивать нужные слова. Их теперь знали все. Лунамор произнес Идеал шепотом: «Жизнь прежде смерти. Сила прежде слабости. Путь прежде цели».
Каладин протянул Лопену кошель, полный самосветов:
— Настоящее испытание и обоснование ваших притязаний на членство в ордене заключается в том, чтобы научиться втягивать буресвет. Кое-кто из вас уже это умеет…
Лопен тотчас же начал светиться.
— …и они помогут учиться остальным. Лопен, бери первый, второй и третий отряды. Сигзил, у тебя четвертый, пятый и шестой. Пит, не думай, что я не видел, как ты светишься. Ты бери остальных мостовиков, а ты, Тефт, — разведчиц и… — Каладин огляделся по сторонам. — А где Тефт?
Он только сейчас заметил? Лунамор любил капитана, но тот порой бывал рассеянным. Видать, дурел от воздуха.
— Сэр, Тефт не вернулся в казармы прошлой ночью, — доложил Лейтен, чувствуя неловкость.
— Ладно. Я помогу разведчицам. Лопен, Сигзил, Пит, объясните своим отрядам, как втягивать буресвет. Я хочу, чтобы еще до конца дня каждый на этом плато светился так, словно проглотил фонарь.
Они разделились, явно горя нетерпением. Из камня вырвались прозрачные красные «знамена» и заполоскались на невидимом ветру, одним концом соединенные с землей. Спрены предвкушения. Лунамор удостоил их уважительным жестом: коснулся рукой плеча, а потом — лба. Это хоть и малые, но боги. Он видел за «знаменами» их истинную форму — едва заметные очертания куда более крупных существ.
Лунамор поручил помешивание Даббиду. Молодой мостовик молчал с того дня, когда Лунамор помог Каладину вытащить его с поля боя. Но мешать варево мог, а еще — носить мехи с водой. Он стал для команды чем-то вроде символа, поскольку именно его Каладин спас первым. Когда мостовики проходили мимо Даббида, они на свой лад отдавали ему честь.
Уйо был сегодня на кухонном дежурстве вместе с Лунамором, что вошло у него в обыкновение. Уйо сам просил назначить его в дежурство на кухню — остальные старались этого избегать. Приземистый, мускулистый гердазиец негромко напевал себе под нос, помешивая шики — коричневатый рогоедский напиток, — который Лунамор оставил охлаждаться на всю ночь в бидонах на плато рядом с Уритиру.
К удивлению Лунамора, Уйо взял горстку лазбо из горшочка и высыпал в жидкость.
— Безумец, что ты делаешь?! — заорал Лунамор, нависнув над помощником. — Лазбо? В напиток? Это же пряный порошок, воздух тебе в голову, низинник!
Уйо что-то ответил на гердазийском.
— Ба! — воскликнул Лунамор. — Я не говорю на этом твоем безумном языке. Лопен! Иди сюда, поговори с родственником! Он портит нашу выпивку!
Лопен, однако, неистово жестикулировал и хвастал тем, как утром приклеил себя к потолку.
Лунамор крякнул и снова уставился на Уйо. Тот протянул ему полную ложку напитка.
— Воздух тебе в голову, — пробормотал Лунамор и сделал глоток. — Ты же погубил…
Благословенные боги моря и камня. А хорошо получилось! Пряность придала нужную крепость охлажденному напитку, и его ароматы теперь сочетались в совершенно неожиданной — но каким-то образом гармоничной — пропорции.
Уйо улыбнулся.
— Четвертый мост! — заявил он на алетийском, с сильным акцентом.
— Счастливчик, — проворчал Лунамор, ткнув в него пальцем. — Я тебя не буду сегодня убивать. — Он еще раз попробовал и махнул ложкой. — Давай сделай то же самое со всеми бидонами шики.
Так-так, а где же Хоббер? Тощий, щербатый мостовик не мог быть слишком далеко. Вот одно из преимуществ иметь помощника-повара, который не мог ходить; он обычно сидел там, где его посадили.
— Следите за мной, внимательно! — велел Лопен своему отряду, и с каждым словом из его рта вырывался буресвет. — Ладно. Ну так вот. Я, Лопен, сейчас полечу. Можете аплодировать по своему усмотрению.
Он подпрыгнул и упал на плато.
— Лопен! — окликнул гердазийца Каладин. — Ты должен помогать другим, а не устраивать цирк!
— Прости, гон! — отозвался Лопен. Он завозился, лицом прижимаясь к камню, и не смог подняться.
— Ты… ты что, приклеил себя к земле?! — изумился Каладин.
— Это всего лишь часть плана, гон! — заявил Лопен. — Если я собираюсь стать нежным облачком в небе, мне надо сперва убедить землю, что мы с нею не расстаемся. Ее, как беспокойную любовницу, надо успокоить и убедить, что я вернусь после зрелищного и по-королевски величавого подъема в небо.
— Лопен, ты не король, — напомнил Дрехи. — Мы об этом уже говорили.
— Конечно нет. Я бывший король! Ты явно один из тех глупцов, о которых я упоминал.
Лунамор весело крякнул и, обогнув свою маленькую полевую кухню, направился к Хобберу, который, как он теперь вспомнил, чистил клубни на краю плато. Лунамор замедлил шаг. Почему Каладин присел на корточки возле табурета Хоббера, протягивая ему… самосвет?
«А-а…» — догадался Лунамор.
— Я втягивал буресвет вместе с воздухом, — негромко объяснял Каладин. — Я это делал неосознанно в течение нескольких недель, а то и месяцев, прежде чем Тефт объяснил мне все.
— Сэр, — пробормотал Хоббер, — не знаю, если я… Ну, сэр, я же не Сияющий. Я никогда не был так уж хорош с копьем. Я всего лишь сносный повар.
«Сносный» с натяжкой. Но Хоббер был старательным и услужливым, поэтому Лунамор радовался его присутствию. Кроме того, бедолаге требовалась работа, которую можно выполнять сидя. Месяц назад Убийца в Белом пронесся через королевский дворец в военных лагерях, пытаясь убить Элокара, — в итоге атаки Хоббер остался с омертвевшими ногами.
Каладин вложил самосвет в пальцы Хоббера.
— Просто попробуй, — негромко посоветовал капитан. — Суть Сияющего не столько в силе или навыках, но в душе. А твоя — лучшая среди всех нас.
Капитан, как правило, пугал незнакомцев. Он выглядел воплощением вечной бури, его напряженное внимание заставляло людей пасовать перед его взглядом. Но в нем была и удивительная нежность. Каладин сжал руку Хоббера, и было видно, что он едва не рвется на части.
Иногда казалось, что Каладина Благословенного Бурей не сломить и при помощи всех камней Рошара. А потом один из его людей получал ранение, и в броне Кэла появлялась трещина.
Каладин направился обратно тренировать разведчиц, и Лунамор припустил трусцой следом. Он поклонился маленькому божеству, которое ехало на плече капитана, и спросил:
— Каладин, ты думать, у Хоббер получится?
— Уверен, что да. Я не сомневаюсь, что у всего Четвертого моста получится и, возможно, кое у кого еще.
— Ха! — воскликнул Лунамор. — Каладин Благословенный Бурей, твой улыбка как найти потерянная сфера в своем рагу. Удивительно, да, но еще и очень быть приятно. Пошли, я иметь напиток, который ты надо попробовать.
— Я должен вернуться к…
— Пошли! Напиток, который ты надо попробовать! — Лунамор подвел его к большому бидону с шики и налил кружку.
Каладин осушил ее до дна:
— Эй, очень вкусно!
— Не мой рецепт быть, — пожаловался Лунамор. — Уйо его менять. Надо мне теперь или его повысить, или столкнуть с края плато.
— Повысить до кого? — уточнил Каладин, наливая себе еще кружку.
— До низинника, которому воздух в голову ударить, — объяснил Лунамор. — Второго класса.
— Камень, сдается мне, ты чересчур любишь это выражение.
Поблизости Лопен беседовал с землей, к которой все еще был приклеен.
— Дорогая, не переживай. Неповторимый Лопен достаточно велик, у него много сил. Много сил земных и небесных! Мне просто необходимо взмыть в небо, ибо, если я буду связан лишь с землей, несомненно, от моей растущей величины она начнет трескаться и ломаться.
Лунамор покосился на Каладина:
— Слова мне нравиться, да. Потому только, что у них быть поразительно много случаев применений, и все вам подходить.
Каладин усмехнулся, потягивая шики и наблюдая за своими людьми. Дальше по плато Дрехи вдруг поднял свои длинные руки и воскликнул: «Ха!» Он светился. Вскоре то же самое случилось с Бисигом. Это должно было исцелить его руку — он тоже был ранен Убийцей в Белом.
— Камень, это точно сработает! — заявил Каладин. — Они были близки к этой силе вот уже несколько месяцев. И едва получат ее, смогут исцелиться. Мне не придется отправляться на битву, волнуясь, кого из вас я потеряю.
— Каладин, — негромко напомнил Лунамор, — то, что мы начать, — все равно война. Люди умирать.
— Четвертый мост защитит его сила.
— А враг? У него нет силы? — Рогоед шагнул ближе. — Я не хотеть портить настроение Каладина Благословенного Бурей, но никто никогда в полной безопасности. Печальная правда, друг мой.