Харальд комментировать не стал и предпочел удалиться в свой кабинет, Йенни быстренько прошмыгнула наверх.
Петра почувствовала себя униженной, однако жизнь приготовила ей куда более неприятный сюрприз. Только она скинула туфли и расположилась на мягком диване, как зазвонил телефон. Пришлось вскочить, поскольку она была уверена, что звонил любовник. Но она просчиталась. Говорил чужой голос, звучавший будто из пустоты:
– Фрау Кнобель? Если вы не отговорите своего мужа от идеи обезобразить наш городок сооружением подземного гаража по неправильно рассчитанному проекту, то мы будем вынуждены преподать всей вашей семье страшный урок.
– Вы сказали «обезобразить»? Но подземные гаражи как раз и строятся для того, чтобы не портить вид… – заикаясь, стала оправдываться Петра. – А, собственно, кто вы такой?
– Вы еще будете проклинать день, когда мы с вами лично познакомимся.
– Такие решения принимает не мой муж, это компетенция совета общины.
– Ну еще бы! Конкурс объявлялся как открытый, а то, как он проводился, показывает, что тут от начала до конца дело нечисто. Открытый? Да это просто смешно!
Незнакомец положил трубку. Что оставалось Петре, как не пойти искать мужа? Его комната была обставлена старой обветшавшей мебелью, с которой он не желал расставаться. Потертое кожаное кресло в английском стиле с сильно полинявшей краской на складках. Полки из тикового дерева на металлических кронштейнах, когда-то стоившие кучу денег. Сегодня они воспринимались как мещанство, и никак иначе. «Ископаемый», как его нарекла Мицци, купленный четыре года назад компьютер.
Харальд, лежа на диване, читал газету. Новость его нисколько не смутила. Он попросил Петру повторить слово в слово, что сказал незнакомец, и записал все на бумажке. Потом позвонил своему другу Рональду Мельфу из уголовной полиции.
– Он говорил во множественном числе. Значит, он не одиночка, а их целая банда, – стала рассуждать Петра, и это довело ее чуть ли не до истерики. – Господи, да что же это за люди такие!
– Сумасшедший, – ответил Харальд. – Не принимай близко к сердцу.
– А нельзя как-нибудь отложить строительство подземного гаража? – спросила Петра.
Харальд покачал головой:
– Как ты это себе представляешь? Мы уже начали рыть котлован! Юрген набрал дополнительную рабочую силу – как-никак это первый крупный заказ для его фирмы.
Он вскочил и стал нервно ходить туда-сюда по пятачку между книжными полками и креслом.
– Кроме того, центр города здорово выгадает. Магазины постепенно разоряются, так как вблизи нет парковок, за покупками люди ездят в торговый центр Рейн-Неккар[42]. Я не могу вообразить кого-нибудь, кто мог бы в принципе понести ущерб от подземного гаража. И кроме того, я не позволю себя шантажировать. Но на всякий случай поставил Юргена в известность.
В заключение он нервно схватил с полки бутылку водки и хмуро на нее уставился.
– А куда, собственно, подевался мой коньяк?
Петра знала ответ, но посчитала, что в данный момент это дело второстепенное, и промолчала. Вместо этого она стала настаивать, что нужно посвятить в это дело Макса и, возможно, даже Мицци, чтобы они знали о грозящей опасности.
Макс в это время как раз договаривался с Йенни о встрече. Все как всегда: пицца, кино и так далее – по крайней мере, Макс на это надеялся. Он слышал, как его звала мать, но прикинулся глухим. И только когда старик засел в туалете, у него появилось немного времени покурить и пошушукаться с Йенни.
– Раньше в дедушкиной комнате жила моя сестра, – рассказал он. – Но теперь она редко приезжает сюда из Берлина.
При слове «Берлин» Йенни оживилась. Берлин был ее мечтой, но она ни разу там пока не побывала. А Макс, надо думать, был сто раз?
– Только один раз с моим классом, – сказал Макс и икнул. – Сестра часто приглашает меня в гости, но что я там забыл?
– Ну ты и зануда! – возмутилась Йенни. – Рейхстаг чуть ли каждый день показывают по телевизору, или эту разрушенную церковь, и лошадок на воротах[43]. Отель «Адлон», мадам Тюссо, Чекпойнт «Чарли»[44]…
– …а также Триумфальная колонна[45] и другой показушный хлам для туристов, – продолжил Макс. – Если ты на этом помешана, то почему бы тебе взять да не съездить?
– Вопрос денег. На отель мне не хватит.
Макс подумал, что пару дней Йенни вполне могла бы пожить у Мицци. Он так обрадовался своей идее, что даже был готов поехать вместе. Йенни бросилась ему на шею. Она сказала, что завтра же спросит начальницу, когда ей полагаются длинные выходные.
– А дедушку разве можно оставить одного? – спросил Макс.
Но Йенни его успокоила. Ее коллеги обязательно ее подменят, да и сам старик в последнее время достаточно окреп.
– Скажи, по мне можно унюхать, что мы с дедушкой пили коньяк? – спросил он.
Йенни в ответ только рассмеялась.
В приподнятом настроении Макс пошел к родителям.
– Я сегодня не буду ужинать, – сообщил он.
– Вот и хорошо, потому что я сегодня не буду готовить, – язвительно ответила мать.
– Известно, что пьянство отбивает аппетит, – вставил свое мнение отец, брезгливо принюхиваясь к запаху перегара.
Когда нравоучительная сцена окончилась, Максу рассказали о звонке, но, впрочем, рассказ не произвел на него сильного впечатления. У него был свой опыт общения с криминальной средой, который не шел с этим случаем ни в какое сравнение.
– Не стоит расстраиваться по такому поводу, – утешил он, – брехливая собака лает, да не кусается.
– Ты говоришь прямо как дедушка, разве что не на латыни, – отметил отец.
Петре захотелось похвалиться своими познаниями в латыни, и она не сдержалась, громко сказала «Cave canem!»[46], после чего, довольная, ушла принимать успокоительную ароматическую ванну.
Оставшись вдвоем, Макс с отцом не нашли ничего, что могли бы сказать друг другу. Харальд ушел на кухню делать бутерброды с зерновым хлебом и ливерной колбасой.
До конца рабочего дня Йенни оставалось еще много времени. Рано было за ней ехать. Поэтому Макс еще раз заглянул к деду, чтобы пожелать доброй ночи. Старик лежал на кровати и находился явно не в духе. Он щелкал пультом, пытаясь, видимо, охватить все новостные передачи и репортажи о творящемся на земле ужасе. Похоже, он выпил целую бутылку минеральной воды. Макс жестом попросил его снять наушники. Теперь он мог поведать старику о страхе, который нагнал на домашних звонок незнакомца. Дед выслушал волнующую новость с восторгом.
– Думаешь, твой отец позволил себя подкупить?
Макс покачал головой:
– Папа в таких вещах поступает очень корректно. Само собой, как-то по-дурацки выглядит, что его закадычный друг получил прибавку за строительство подземного гаража.
Старик кивнул в знак согласия. Однако вслед за этим он, чуть ли не ликуя, воскликнул:
– Парень, ты не понял: мы оказались в криминальной истории! Они шантажируют твоего отца! Они захотят отрезать Мицци ухо, похитить твою мать или тебя…
– Или тебя, – предложил Макс и весело ухмыльнулся.
– Шутки в сторону, – сказал дед. – Я им особой радости не доставлю, а Харальд только обрадуется, что от меня избавился. Но тебе грозит реальная опасность, парень, ты еще не понял?
– Не-е. Полиция уже в курсе, большего пока сделать невозможно.
– Полиция? Делать им нечего, как только днем и ночью патрулировать возле нашего дома. В конце концов, мы никакие не знаменитости! Я чувствовал бы себя спокойнее с вальтером под подушкой. Будь добр…
– Дедушка, я не ходил в армию. Я принципиально не притрагиваюсь к оружию.
– Пистолет лежит… мне немного неловко об этом говорить… в общем, он лежит в чемодане среди тетрадочек. Ну, этих, с голыми бабами. Сам понимаешь, после войны было небезопасно скрывать армейский пистолет от оккупантов, да еще десятилетия сохранять в рабочем состоянии. Может быть, теперь эта добрая штуковина нам пригодится. Во всяком случае, ваш Вилли Кнобель бывалый солдат, способный в крайнем случае защитить семью.
Макс пообещал дедушке в следующий раз поискать пистолет. Старая железяка наверняка насквозь проржавела, и с ее помощью он никому больше не причинит вреда.
13
Нет, Йенни не хочет, чтобы Макс пришел к ней домой. Она-де живет в двух маленьких комнатках в дешевом квартале, через тонкие стены соседи все слышат, и вообще дом кишит стариками, которые, прильнув к дверным глазкам, постоянно держат под наблюдением всякого, кто поднимается по лестнице. Гнусные мещане, у которых нет другого занятия, кроме как травить соседей. Лифта на четвертый этаж, к сожалению, нет – социальные дома роскошью не отличаются. У Макса уютнее, и вообще ей нравится этот старинный дом и все его обитатели.
Во вторую проведенную с Йенни ночь Макс узнал кое-какие детали из ее юности. Как он и предполагал, жизнь девушки складывалась непросто. Отцу ампутировали ногу, он рано ушел на пенсию и превратился в вечно хворого ворчуна. Мать работала в несколько смен и возвращалась домой совсем без сил. Поэтому она заставляла Йенни с сестрой с раннего возраста заниматься работой по дому. А если они не подчинялись, она ничтоже сумняшеся воспитывала девочек пощечинами. Жили они в небольшом городке в Одевальде[47]. Йенни училась в реальном училище, и ей приходилось рано вставать, чтобы успеть на семичасовой автобус.
– С утра я уже чувствовала себя до смерти уставшей, в автобусе прислонялась к окну и ехала так до самого конца. Мне, десятилетней девочке, не с кем было поговорить, потому что у меня не было подруги, у которой я могла бы найти сочувствие. Со мной ехали только мальчишки, и за время пути они не по одному разу приклеивали мне на косички жвачку.