Постоянные напоминания русских былин о солнечной природе Владимира наводят нас на мысль о том, что и источник его сверхъестественных способностей, благодаря которым он может постоянно находиться в контакте со своими родственниками, связанными с мифическими существами, кроется в его происхождении от дневного светила. Косвенно в пользу этого говорят как и ритуальная неподвижность киевского великого князя, речь о которой пойдет чуть ниже, так и то, что былинные богатыри, в отношении которых Владимир неоднократно ведет себя несправедливо, а порой даже и подло, могут отъехать от своего правителя, но никогда не поднимают на него руки. В человеческом плане былинный Владимир Красно Солнышко малоактивен: в основном он лишь организует пиры, на которых перед участниками ставится та или иная задача, требующая разрешения. Как это ни странно может показаться, но от своего эпического правителя его подданные не ждут, что он возглавит войско и поведет их на борьбу с врагом; единственное, что от него ждут, — это награды за совершенные подвиги и справедливый суд:
Да из далеча-далеча поля чистого
Толпа мужиков да появилася,
Да идут мужики да все киевляна,
Да бьют оны князю, жалобу кладут:
«Да Солнышко Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд…»[126]
Поскольку, как было показано выше, солнце в народном мирочувствовании было неразрывно связано с правдой и праведностью, русские люди вправе были ожидать от своего князя, этого представителя дневного светила на Земле, праведного суда, и именно за этим они к нему в эпосе и обращаются.
Ритуальное многоженство славянских языческих правителей
Установив на примере былинного Владимира тесную связь этого архетипа русского князя как с дневным светилом, так и с миром сверхъестественного, обратимся теперь к историческому Владимиру и посмотрим, был ли реальный сын Святослава так или иначе связан с солнцем. Ни один письменный источник не называет этого внука Игоря Красным Солнышком, что отчасти и понятно: данный эпитет был присущ народному эпосу, но никак не составлявшимися и неоднократно затем редактировавшимися христианскими монахами летописям. Однако в письменных источниках мы зато видим ту подробность, о которой не упоминает былинное творчество. «Житие Владимира» особого состава сообщает нам такую подробность личной жизни будущего крестителя Руси: «А иж бѣ не крщнъ имѣя у себя 12 жен а наложніц 300 а в Белѣгораде 300 и въ Берестове селище 200 и всѣх 8 сот…»[127] Данная констатация весьма близка к описанию «блудного ненасытства» Владимира в «Повести временных лет» под 980 г., где перечисляются его дети от пяти жен и указывается аналогичное число наложниц: «И бѣ же Володимеръ побѣженъ похотью женьскою. и быша ему водимыя. Рогънѣдь юже посади на Лыбеди. идеже ныне стоить сельце Предъславино. от неяже роди 4 сны. Изеслава. Мьстислава. Ярослава. Всеволода, а 2 тчери. от Грекинѣ. Стополка. от Чехинѣ. Вышеслава. а от другоѣ. Стослава, и Мьстислава. а от Болгарыни Бориса и Глѣба, а наложьниць бѣ оу него 300 Вышегородѣ. а 300 в Болгарде. а 200 на Берестовѣ…»[128] — «И был же Владимир побежден похотью женской и были ему (жены. — М. С.) водимые: Рогнеда, которую поселил на Лыбеди, где ныне находится село Предславино, от нее же имел четырех сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода — и двух дочерей; от гречанки — Святополка, от чехини — Вышеслава, а от другой (жены. — М. C.) — Святослава и Мстислава, а от болгарыни — Бориса и Глеба, а наложниц было у него триста в Вышгороде, триста в Болгарде (Белгороде. — М. С.), и двести на Берестове…» Еще больший интерес представляет для нас повесть о крещении Владимира, единственный источник, сохранивший для нас последовательность пополнения гарема великого князя: «Блаженыи сии кънязѣ Владимиръ бысть сынъ Святославль отъ племене Варяжьска, пьрвіе къ идоломъ мъного тъщание имія. Сии бо, творя по преданию отьчю, имеашье оу себе семь женъ красьныхъ добре и потомѣ еще приведе три. И еще емоу въложи сотона мысль, яко быша оу него 12 женъ»[129]. Весьма показательно, что многоженство
Владимира этот источник ставит в непосредственную связь с его языческими верованиями. Примечательно и то, что первоначально у князя было семь законных жен — по числу дней недели, затем их стало десять, после чего под влиянием сатаны князь довел их общее количество до двенадцати, что соответствует двенадцати месяцам солнечного года, введенного впервые, согласно славянскому переводу «Хроники» Иоанна Малалы, не кем иным, как Дажьбогом-Солнцем. Что касается сатаны, подавшему Владимиру эту мысль, то после принятия христианства им вполне мог быть объявлен один из исконных русских языческих богов. Интересно, что и приведенный выше летописный текст был помещен в «Повесть временных лет» непосредственно за рассказом о языческой религиозной реформе Владимира.
Следует особо отметить, что двенадцатиженство у славянских правителей не было изобретением сына Святослава. Франкская «Хроника Фрсдсгара» упоминает о наличии точно такого же количества жен у Само, освободившего западных славян от ига авар и создавшего в этой части славянского мира первое крупное государственное объединение: «Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королем; там он царствовал благополучно 30 и 5 лет. Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх. Было у Само 12 жен из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей»[130]. За проявленную в сражении «большую доблесть» Само был избран славянами королем в 623–624 гг. и после тридцатипятилетнего правления умер около 660 года. По мнению современных исследователей, «Держава Само» охватывала Южную Моравию, населенную славянами Нижнюю Австрию, Юго-Западную Словакию, Чехию и, возможно, ряд пограничных южнославянских земель. Тот факт, что наличие двенадцати жен мы встречаем на противоположных концах славянского мира да еще с временным интервалом более чем в триста лет говорит о весьма глубоких корнях данного брачно-политического института носителя верховной власти. Поскольку власть Само носила не наследственный, а выборный характер, понятно, что он в гораздо большей по сравнению с потомственным князем степени зависел от своих подданных и, разумеется, стремился укрепить свою с ними связь, в том числе и брачным путем. Однако крайне маловероятно, что в состав довольно обширной «державы Само» входило ровно двенадцать славянских племен — не больше и не меньше. Если это так, то от предположения, что Само старался укрепить свою власть, породнившись с представителями каждого племени, придется отказаться. Поскольку политический подтекст этих браков очевиден, то, следовательно, числу двенадцать придавался иной, не количественно-племенной, а символический смысл. Поставленный перед необходимостью узаконить свою власть, Само, равно как и Владимир спустя триста лет, должен был избрать для этого наиболее действенный в глазах своих подданных способ. Тот факт, что этим способом оказалось отождествление себя посредством гарема из двенадцати жен с дневным светилом, показывает чрезвычайно устойчивое представление славян о царе-солнце, господствующем на небе, высшем источнике и прообразе любой истинной власти на Земле.
Связь сына Святослава с числом двенадцать не ограничивается общим количеством жен, которых он имел до крещения, и распространяется и на его сыновей. Помещенный чуть выше летописный фрагмент, повествующий о событиях 980 г., когда Владимир единовластно утвердился в Киеве, перечисляет десять сыновей и две дочери великого князя. После рассказа о случившемся восемь лет спустя крещении летописец вновь перечисляет потомство Владимира, между которым он разделил Русскую землю: «Володимеръ просвѣщенъ имъ (христианским богом. — М. С.) и снве его. и земля его. бѣ бо оу него снвъ 12 Вышеславъ. Изяславъ. Ярославъ. Стополкъ. Всеволодъ. Отославъ. Мьстиславъ. Борисъ. Глѣбъ. Станиславъ. Позвиздь. Судиславъ»[131]. Понятно, что при таком количестве жен и любовниц потомков у Владимира, в том числе и мужского пола, должно было быть гораздо больше двенадцати, и если летописец дважды, причем при описании ключевых моментов правления Владимира, обращается к этой цифре, то это было обусловлено ее некоей особой значимостью, придаваемой ею, по всей видимостью, самим великим князем и его современниками. Интересно отметить, что, согласно «Великой Польской хроники», Лешек третий, один из первых правителей этой страны, точно так же имел от жен и наложниц двенадцать сыновей. Наконец, в третий раз это число встречается нам в летописи под тем же 988 г. при описании введения Владимиром новой религии, сопровождавшейся свержением языческих идолов. Нестор так описывает первое мероприятие неофита по возвращении им из Корсуни в свою столицу: «Яко приде повелѣ кумиры испроврещи. овы осѣчи. а другия огневи предати. Перуна же повелѣ привязати коневи къ хвусту и влещи с горы по Боричеву на Ручай 12 Мужа прістави тети жезльемъ»[132]. — «Как пришел, повелел низвергнуть идолы — одни изрубить, а другие предать огню. Перуна же повелел привязать к конскому хвосту и волочить его с горы по Боричеву взвозу к ручью и приставил двенадцать мужей бить его жезлами». Как мы видим, число двенадцать сопровождает Владимира в его важнейших мероприятиях — двенадцать законных жен, двенадцать сыновей, между которыми он делит свою землю, двенадцать мужей, по всей видимости, из числа княжеских приближенных, которым он поручает демонстративное поругание идола своего прежнего верховного бога. Понятно, чт