темную палату на Ивановской колокольне…»[215] Таким образом, как минимум со времени правления Василия III московский государь торжественно контролировал изменение времени в двух узловых точках солнечного года — на летний и зимний солнцевороты. Понятно, что повлиять на эти природные процессы великий князь никак не мог, однако он символически то наказывал, то одарял заведывавшего боем часов звонарного старосту, демонстрируя тем самым как минимум свою причастность к годовому движению дневного светила. Зададимся вопросом: а для чего вообще был нужен государю всея Руси весь этот странный ритуал? Для ответа на него вспомним, что Дажьбог-Солнце напрямую был связан с течением времени и русский князь как его прямой потомок и представитель на земле еще на закате Средневековья демонстрировал свою непосредственную причастность к этому важнейшему природному процессу. Аналогичное представление о связи Ману, бывшего основателем царской Солнечной династии в Индии, с временным циклом, но на этот раз уже не годовым, а космическим, будет нами рассмотрено ниже. Следует отметить, что непосредственная связь верховного правителя Руси с солнцем отмечалась народной памятью не только применительно к Владимиру Святославичу, но практически вплоть до самого конца династии Рюриковичей. Данный параллелизм между царем земным и царем небесным фиксируется фольклором применительно и к сыну Василия III:
Когда ж воссияло солнце красное,
Тогда-то воцарился у нас Грозный царь[216].
Или
Когда воссияло на небе красное солнышко,
Когда становилась звезда подвосточная,
Тогда воцарился Грозный царь Иван Васильевич[217].
Хоть с небесным светилом связывались именно представители династии Рюриковичей, тем не менее это архаическое представление отчасти перешло и на новую династию Романовых. Солярную символику в виде трех вписанных друг в друга кругов, украшенных слегка изогнутыми лучами, мы можем наблюдать на зерцальном доспехе сначала Михаила Федоровича, изготовленном для него в 1616 г., а затем на доспехе 1670 г. царя Алексея Михайловича. О сохранении тесной связи между солнцем и новыми правителями в народном сознании свидетельствует и записанная в XIX в. поговорка: «Одно красно солнце на небе, один царь на Руси»[218]. По традиции, продолжает применяться к ним и прежний титул «светлости», генетически связанный опять-таки с династией Рюриковичей. Так, в одной челобитной 1628 г. мы видим следующее обращение к московскому царю: «Племянничишко, государь, мой родной Офонька Ощеринъ живетъ при твоей царьской свѣтлости у тебя государя въ житье»[219]. Сам факт существования в нашей стране на протяжении целого тысячелетия устойчивого представления о связи ее правителя с солнцем свидетельствует о чрезвычайно глубоких и мощных корнях данной мифологеммы. С другой стороны, целый ряд русских поговорок указывает и на аналогичную связь между царем и богом: «Кто Богу не грешен, царю не виноват», «Виноватого Бог простит (помилует), а правого царь пожалует», «Милует Бог, а жалует царь», «Бог на небе, царь на земле», «Богу приятно, а царю угодно», «До царя далеко, до Бога высоко»[220]. Понятно, что, когда все эти поговорки записывались в XIX в., в виду имелся уже христианский бог, однако, в свете всего вышеизложенного, мы вправе предположить, что изначально во всех этих сопоставлениях фигурировал языческий бог солнца. Сочетание данной десятивековой традиции, следы которой встречаются как до, так и после крещения Руси, с представлением о Дажьбоге-Солнце как первом царе на земле, зафиксированном как автором славянского перевода «Хроники» Иоанна Малалы, так и сербским фольклором, и запечатленном «Словом о полку Игореве» образа внука этого самого Дажьбога применительно то ли к одним князьям, то ли ко всему русскому народу, позволяет нам надежно реконструировать миф о происхождении русской княжеской династии от бога дневного светила.
О силе укоренившегося в коллективном подсознании архетипа красноречиво говорит тот факт, что все тот же мифологический образ неожиданно всплывает применительно к Ленину в принятом в 1943 г. гимне Советского Союза, в котором атеизм был государственной идеологией:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Сталин — на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил.
Солнечная символика царского венца
Из сопоставления «Хроники» Иоанна Малалы с русским и сербским фольклором мы можем заключить, что представление о связи именно этого божества с принципом верховной власти возникли у славян еще в период их единства. В одном русском заговоре произносивший его человек для защиты от супостатов так описывал свои действия: «положу на буйную голову злат венец; на злат венец накачу праведное солнце»[221]. В этой связи стоит упомянуть сербскую песню «Цар Дуклиян и креститель Йован», приводимую Н. М. Гальсковским и А. Н. Афанасьевым. Согласно ей Дуклиян (римский император Диоклетиан) и Иоанн Креститель были побратимами. На берегу моря они играют между собой яблоком как мячом. Иоанн Креститель так сильно бросает яблоко, что оно падает в море. Дуклиян берется достать его с морского дна, но при условии, что побратим не завладеет его короной, которую он вынужден оставить на берегу. Креститель соглашается, но, когда Дуклиян ныряет, просит у бога разрешения хитростью забрать корону. Бог соглашается, и в ходе дальнейшей игры Иоанн Креститель вновь специально забрасывает яблоко в море. Царь в очередной раз берется достать его и, не довольствуясь одним обещанием Иоанна не трогать его короны, ставит на ее стражу ворона. Как только побратим нырнул, Креститель заморозил море, схватил корону и полетел на небо. Когда ворон закаркал, Дуклиян с трудом пробил слой льда и настигает побратима только у небесных врат. Свою корону у него он уже отнять не успел, однако, схватив Иоанна Крестителя за ступню, вырвал у него кусок мяса. В утешение ему бог делает так, что выемка на подошве ноги появляется и у всех людей.
Данная сербская песня по своей сути и всему развитию сюжета полностью аналогична сербской же сказке «Почему у людей ступня неровная». Она фиксирует следующие, чрезвычайно любопытные представления южных славян о дневном светиле: «Когда черти отступились от бога и удрали на землю, они и солнце с собой прихватили, царь чертей насадил солнце на палку и носил его на плече. Пожаловалась земля богу, что спалит ее солнце дотла, вот бог и послал святого архангела проведать, как бы у чертей солнце отобрать». Спустившийся с небес архангел подружился с предводителем чертей. «Вот пришли они к морю и стали купаться, а палку с солнцем черт в землю воткнул». Стали приятели нырять на спор, а черт боится, как бы архангел не украл у него солнце. «И тут его осенило: плюнул черт на землю, и его плевок превратился в сороку. Назначил черт сороке солнце стеречь, пока он за морским песком нырять будет». Первым на морское дно нырнул архангел, а когда следом за ним нырнул и царь чертей, архангел украл солнце и бросился бежать с ним на небо. Однако сорока застрекотала, черт вынырнул и бросился в погоню. Он уже почти настиг архангела, но не смог отнять у него солнца и успел только вырвать у него из ступни лишь кусок мяса. В память об этом бог сделал неровной ступню и у людей[222]. В другой сербской легенде о возвращении солнца с аналогичным содержанием, приводимой А. Н. Афанасьевым, противниками выступают сатана и архангел Михаил.
Единственное отличие заключается в смене действующих лиц и предмета похищения. Царь чертей и безымянный архангел сказки заменяются в песне на римского императора Диоклетеана, прославившегося в христианской традиции своими гонениями на приверженцев новой веры, и Иоаниа Крестителя. Поскольку вместо солнца на копье (перекликающегося с изображением шара на древке Святослава, изображенного в древнерусской летописи) в сюжет вводится царская корона, то это свидетельствует не только о взаимозаменяемости этих двух символов власти, но и о существующей между ними связи. Действительно, весь сюжет песни о добывании короны буквально насыщен солнечной символикой: главным действующим лицом в ней оказывается Иоанн Креститель, праздник которого был приурочен христианством ко дню летнего солнцестояния, а само похищение происходит во время игры яблоком, которое было одним из символов дневного светила. Из всего этого следует вывод, что солярной символикой обладает и царская корона. Как подчеркивает Н. М. Гальковский, аналогичная легенда бытовала и на Украине, согласно которой корона принадлежала низвергнутому на землю Сатанаилу, а похищает у пего глава ангелов Миха, точно так же заморозивший море во время ныряния своего противника. Отсутствует в ней только мотив игры яблоком и вырывания куска мяса из ступни: видя, что Сатанаил догоняет Миху и вот-вот отнимет у него корону, бог бросает ангелу свой огненный меч, которым он отрубает Сатанаилу половину крыльев, в результате чего тот падает на землю. О связи этого архангела Михаила с дневным светилом у славян красноречиво свидетельствует записанное в начале XX в. следующее украинское поверье: «Е повіря, що сонцем управля архангел Михаіл»[223]. С другой стороны, в русских духовных стихах один раз встречается приводимое Г. Федотовым выражение: «Отвечал Михаил им батюшка небесный Царь»[224]. То, что этот архангел прямо называется небесным царем, показывает, что и на Руси Михаил мог восприниматься как бог, причем бог-батюшка, т. е. прародитель. Поскольку ряд исследователей объясняют наличие одинакового сюжета у восточных и южных славян влиянием богомильства, средневековой христианской ересью, мы не можем однозначно утверждать, что солярная символика короны восходит к эпохе славянского единства, хоть само наличие влияния богомильства, если оно действительно имело место в данном случае, вовсе не исключает включение в сюжет более древних яз