белый царь. Впервые он начинает применяться к уже упоминавшемуся выше в связи с контролем за годовыми изменениями солнца Василию III и продолжает использоваться применительно уже к российским императорам вплоть до ХIХ в. Любознательный посол Сигизмунд Герберштейн так пишет об этом новом титуле великого князя: «Некоторые именуют государя московского белым царем. Я старательно изыскивал причину, почему он именуется названием белого царя, так как ни один из государей Московии не пользовался ранее этим почетным названием; кроме того, при всяком удобном случае я часто и открыто заявлял самим советникам, что мы признаем в нем не царя, а великого князя. Большинство приводило, однако, для царского титула то основание, что он имеет под своей властью королей, но для названия белого царя они не приводили никакого основания. Я же полагаю, что как владыку персов называют по причине красных головных уборов кизиль-паша, т. е. красная голова, так и те именуются белыми по причине белых головных уборов»[237]. То, что западный посол упорно отказывался признать за московским великим князем царский, т. е. фактически императорский титул, вполне понятно. Но если придворные Василия III приводили вполне логические обоснования именования их государя подобным образом, то их молчание по поводу эпитета «белый», в результате чего Герберштейн в своих мемуарах дал свое, надуманное, объяснение, выглядит достаточно странно. Вместе с тем бытование словосочетания «белый царь» не ограничивалось одним лишь ближайшим окружением московского государя, а широко распространилось в народной культуре. Так, например, в различных вариантах духовного стиха о «Голубиной книге», имеющей под собой восходящую к эпохе индоевропейской общности языческую основу, даются следующие объяснения этого титула:
У нас Белый царь будет над царями царь.
Почему же Бел царь над царями царь?
У нашего царя у Белого есть вера православная,
Область его превеликая надо всей землей,
Надо всей землей, над вселенную:
Потому же Бел царь над царями царь[238].
Или
И он держит веру крещеную,
Веру крещеную, богомольную;
Стоит за веру христианскую,
За дом Пресвятой Богородицы.
Все орды ему преклонилися,
Все языци ему покорилися.
Потому Белый царь над царями царь[239].
Или
У нашего царя у Белаго
Есть святая вера христианская,
Его рука выше всех царская,
Надо всей землей над вселенныя:
Потому тот царь над царями царь[240].
Как видим, интересующее нас словосочетание духовный стих объясняет наличием у русского царя истинной веры и власти, обретающей уже вселенские характеристики, над всеми прочими земными государями. Однако именно православной вере, защита которой белым царем постулируется во всех вышеприведенных вариантах духовного стиха, как раз подобное объяснение и противоречит. Согласно христианству, царем царей является сам Иисус Христос, а отнюдь не какой-либо земной правитель. Подобное представление встречается не только в ортодоксально церковной литературе, но и в апокрифической «Беседе трех святителей», называющей основателя христианства «царемъ надъ всѣми царями». Это же утверждение мы видим в приводимом Киршею Даниловым варианте духовного стиха о «Голубиной книге», уже чрезвычайно искаженного библейскими представлениями:
А Небесный Царь — над царями царь,
над царями царь — то Исус Христос…[241]
Поскольку подобное представление было известно не только официальной вере, но, как мы видим, и народной культуре, должны были существовать весьма веские причины для попахивавшей святотатством замены самого Иисуса Христа на русского царя практически во всех других вариантах данного духовного стиха. В. Мочульский, всячески старавшийся доказать христианские истоки «Голубиной книги», дал подобной непонятной замене такое объяснение: «Приняв во внимание, что прозвание «белый» явилось на Руси одновременно и неразлучно с титулом «царь», можно предполагать, что это прозвание чисто народное и основывается на тех примитивных воззрениях, иначе мифических, в которых понятие «белый» равнозначительно было с понятием «светлый, ясный», которые, в свою очередь, связывались позже с нравственным понятием «благодетельный и справедливый»[242]. В принципе с подобным объяснением можно согласиться. О глубоких корнях связи понятия белый со светоносным началом говорит и глубоко укоренившееся в русском языке выражение белый свет, В качестве синонима духовного начала слово белый противопоставлялось материальному: «Рубаха черна, да совесть бела», «Свет бел, да люди черны», однако при этом отмечалось: «На белой Руси не без добрых людей»[243]. Само понятие белого света в народном сознании было неразрывно связано со свободой и правдой, как это следует из приводимых В. И. Далем пословиц: «Белый свет нам на волю дан» и «Без правды жить — с бела света бежать»[244]. Данные сравнительного языкознания показывают не только существование данного термина в эпоху славянской (ст. слав. біьлъ, болт, бял, с.-х. био, словен. bel, польск. bialy) и индоевропейской (лит. balas — «белый», др. исл. bal — «огонь») общности, но и связь данного корня с понятием света в санскрите: bhalam — «блеск», bhati — «светит, сияет». С другой стороны, и родственные славянскому свет индоиранские названия имеют значение белый, ср. др. инд. cvetas — «светлый, белый», авест. spaeta — «светлый, белый»[245]. Таким образом, тесная связь света с белым цветом фиксируется уже в индоевропейскую эпоху. В целом ряде вариантов духовного стиха о «Голубиной книге» приводится миф о схватке Правды и Кривды в виде двух зайцев:
В Голубиной Книге есть написано:
Не два заюшка вместо сходилося,
Сходилася Правда со Кривдою;
Кой гди бел заяц, тут Правда была,
Кой гди сер заяц, тут Кривда была[246].
Особую ценность представляет то, что и белый царь, и белый заяц упоминаются в одном и том же духовном стихе, и, соответственно, эта цветовая семантика должна быть единой для всего текста. Поскольку Правда в данном памятнике однозначно ассоциируется с белым цветом, то с ней неизбежно должен быть связан и русский белый царь, отмеченный тем же цветовым атрибутом. А это, в свою очередь, возвращает нас к рассмотренному выше представлению о тесной связи дневного светила с Правдой, возникшей еще в индоевропейскую эпоху. Интересно отметить, что в древнерусской литературе именно с белым цветом ассоциируется и изобилие-гобино, носителем которого и являлся священный правитель: «Аще чернъ бываше адамантъ, смрть провозвѣщаетъ, аща червлень, то кровопролитие, аще ли бѣл, то гобзину являше»[247]. Окончательно помогает прояснить природу восприятия белого царя в сознании русского народа нам помогает охотничий заговор, записанный в XIX в.: «Стану я, раб Божий… поклонюсь и помолюсь истинному Христу, Белому Царю, Егорию Храброму, схожу солнышку: Истинный Христос, Белый Царь, Егорей Храбрый, дайте мне зайцев белых, ярых Божих тварей… Как истинный Христос сотворил небо и землю и держит у Себя, тако бы мой промысел зайцев сдерживал, прочь не отпускал. И как наш Белый Царь всю Россию держит, так бы мой промысел зайцев держал, прочь не отпускал»[248]. В данном заговоре истинный Христос, Белый царь, Егорий Храбрый и солнце выступают как тесно связанные друг с другом начала. О тесной связи двоеверного Егория со славянским языческим культом солнца уже говорилось выше, и подобную же связь мы вправе предположить и у двух первых упоминаемых в заговоре мифических персонажей, поставленных в один ряд с дневным светилом. Сопоставляя все эти данные, мы можем констатировать, что эпитет белый царь по своей сути тождественен титулу свет-князь, о существовании которого у восточных славян в языческую эпоху сообщают нам как восточные, так и отечественные источники. Стоит также отмстить, что тесная связь между представлениями об истинном боге и дневном светиле существовала в народном православии и у южных славян. Так, в сербской свадебной песне отец говорит дочери обратиться к солнцу на востоке и помолиться истинному Богу и жаркому на востоке солнцу: «Окрени се сунцу на истоку, — Помоли се Богу истиноме — И жаркому на истоку сунцу»[249]. Данный пример говорит о параллелизме наложения христианства на языческие представления различных славянских народов и примерно одинаковых результатах, следовавших из этого процесса. Указание былин на то, что русский богатырь «ведь молится на веток сам богу-господу»[250], свидетельствует о том, что процесс соотнесения бога новой религии с дневным светилом начался у наших предков достаточно рано.
Древние представления о солярной природе верховного правителя Руси вновь в слегка завуалированной форме оживают в эпоху Василия III, который помимо данного титула также подчеркивал свою связь с дневным светилом путем описанного выше придворного церемониала в дни летнего и зимнего солнцеворотов. Таким образом, древний миф о происхождении рода русских князей от Дажьбога-Солнца фиксируется самыми разнообразными и независимыми друг от друга источниками на протяжении всего существования рода Рюриковичей, а после его окончания отдельные элементы данны