это опять-таки более позднее напластование), а в силу необходимости, поскольку другие брачные партнеры просто-напросто не существовали. Окончательно подтверждает эту гипотезу и магическая практика применения цветка иван-да-марья на Руси, где знахари использовали ее «для водворения согласия между супругами»[393]. Очевидно, что если бы между братом и сестрой не было не просто инцеста, но более или менее длительного и успешного брачного союза, то, согласно магическому мышлению, было бы в принципе невозможно пользоваться цветком, в который превратились Иван да Марья, для укрепления супружеской жизни.
Названия Волыни и дулебов в контексте мифа о первой человеческой паре
Наконец, идея тесной связи происхождения первой человеческой пары из земной растительности, равно как и ее связь с загробным миром, помогает нам лучше понять исконное значение названия Вольти, этого первоцарства славян. В основе названия данного региона лежит индоевропейский корень uel, который В. В. Иванов и В. Н. Топоров сближают с такими родственными понятиями, как хет. uellu — «пастбище», uelluua раі — «идти на пастбище» (в смысле «умереть, перейти на тот свет»), др. греч. Ηλυσιονπεδιον — «Елисейские поля», исл. Valhall — «жилище воинов, павших на поле боя», валл. gwellt, корн, gwels — «трава», др. ирл. gelim — «пасусь»[394]. К этому же перечню следует добавить и упоминаемое в «Рамаяне» имя сына бога Индры и обезьяны Валин, буквально «Волосатый». Как видим, чисто этимологически название первого славянского протогосударства тесно связано с образом травы, пастбища и загробного мира, что нельзя не сопоставить с зафиксированной в том же регионе легендой о превращении брата и сестры в растения, которой, как было показано выше, предшествовал миф о возникновении первой человеческой пары из растения. Следует вспомнить и то, что в индийском гимне прямо говорится, что умершие идут на пастбище Ямы (РВ X, 14,2), а болгарский Слав-царь именуется стомогильным. Наряду с рассмотренными выше независимыми друг от друга примерами о тесной связи между человеком и растениями все эти факты не только свидетельствуют о существовании данного мифа, но и указывают примерный ареал его возникновения — преданию о возникновении из цветов Ивана да Марьи соответствует первое славянское протогосударство Волынь, этимологически связанное с понятием травы и загробного мира. С другой стороны, связь с загробным миром присутствует и у солнца, поскольку еще с древнейших времен заход дневного светила мог восприниматься как его временная смерть, а утренний восход — как его новое рождение. Связь интересующего нас бога с потусторонним миром наиболее четко прослеживается у сербов, у которых, как уже отмечалось в первой главе, Дабог воспринимался в том числе и как поглотитель душ, а с принятием христианства вход в потусторонний мир получил название Йовеновой дыры, тесно связанной с солярными чертами Иоанна Крестителя. Хоть и менее отчетливо, но эта же связь присутствует и у восточных славян, у которых Дажьбог выпускает соловья из вырия, т. е. местопребывания душ умерших, а двоеверный Егорий-Юрий, оказывается, тесно связан с такими хтоническими животными, как волки.
Связанная с последним идея отразилась и в самоназвании одного из древнейших славянских племен. Речь идет о дулебах, от которых, согласно древнерусским летописям, пошли волыняне, с которыми восточные источники связывают предания о едином славянском протогосударстве: «Дулѣби живяху по Бу гдѣ ныне Велыняне…» В пользу этого предания свидетельствует и географическая распространенность данного термина — помимо Восточной Европы, где, по мнению В. В. Седова, из их среды впоследствии выделились не только волыняне, но также поляне, древляне и дреговичи, известно древнечешское племя Dudlebi в районе Будеевиц, аналогичное название Dudlebi встречается и в Словении[395], в Венгрии между озером Балатон и р. Мурой находился комитат Dudliepa[396], и, наконец, в Германии близ Веттина известно название Deutleben[397]. Практически все лингвисты отмечают германское происхождение названия этого племени, однако расходятся в определении его первоначального значения. Т. Лер-Сплавинский трактовал его как Dudl-eiba, т. е. «страна волынок», и видел в нем германский перевод славянского названия Волыни. Однако происхождение названия этого региона, как было показано выше, не связано с названием волынка, в связи с чем подобная этимология представляется неубедительной. О. Н. Трубачев предложил свое объяснение интересующего нас слова: «Славянский этноним dudlebi имеет германскую этимологию… Областью возникновения этнонима dudlebi мы считаем территорию Древней Тюрингии… Возможно, в славянском dudlebi скрывается германское daud-laiba с этимологическим значением «наследство умершего, вымороченное наследство», что хорошо вяжется с раннеисторическим процессом освоения славянами земель, покинутых одно время германскими племенами… Экспансия славян в Германии была затем приостановлена, чем вызваны были обратные миграции, которые привели этническую перегруппировку славян-дулебов снова на Волынь и дальше, на северо-восток, в потоке русских миграций…»[398] Однако полностью принять предложенное объяснение нам не позволяет то обстоятельство, что германцы, давшие это название славянскому племени, вряд ли считали самих себя умершими, а незваных пришельцев с востока — своими наследниками. Наконец, В. Д. Королюк, соглашаясь с предложенной О. Н. Трубачевым этимологией дулебов, но отнюдь не с обстоятельствами ее образования, выдвинул предположение не о западногерманском, а о восточногерманском ее происхождении: готы в IV в. разгромили антов, и часть этого племени приняла новое название, происходящее из готского языка, и уж затем двинулась на запад. Однако и у этой гипотезы есть свои слабые места: под своим собственным самоназванием анты известны византийским писателям вплоть до начала VII в., и, следовательно, нанесенное готами поражение отнюдь не привело к разгрому этого крупного племенного союза. Кроме того, не следует упускать из вида и то обстоятельство, что, по мнению исследователей, антам соответствует Пеньковская археологическая культура, а дулебам — существовавшая одновременно с ней пражско-корчакская. Таким образом, и с археологической точки зрения дулебы не могли быть наследниками антов. Однако, если предложенное О. Н. Трубачевым объяснение названия данного племени верно, то, в свете рассмотренного выше славянского мифа о происхождении человечества, данную этимологию можно рассматривать как свидетельство того, что если не все славяне, то, во всяком случае, та их часть, которая образовывала пражскую археологическую культуру, называла себя в качестве наследников первого умершего человека, подчеркивая тем самым, что они происходят по прямой от первого смертного. Поскольку дулебы явно не могли называть себя неким неодушевленным предметом, то, очевидно, их самоназвание, переведенное германцами на свой язык, изначально означало «(обладатели) наследства умершего» или, что более вероятно, просто «наследники умершего». Что касается времени заимствования этого названия из германского языка, то здесь мнение В. Д. Королюка выглядит более обоснованным, и датировать его возникновение можно периодом славяно-готских контактов. В пользу восточноевропейского региона образования названия дулебов говорят как известия мусульманских авторов о первом царстве волынян, так и соотнесение этих племен друг с другом в русских летописях.
Приведенные выше факты показывают, что в славянской традиции присутствуют четко выраженные параллели индоиранским мифологическим представлениям как о Мужике-Мужчине, бывшем первым царем на земле, так и об инцесте сестры и брата, причем обе группы сюжетов в той или иной степени оказываются связанными с солярной символикой. В виде целостных мифов они до нас не дошли, что и неудивительно, учитывая степень сохранности славянской мифологии в целом и стараний христианства по ее искоренению. В высшей степени показателен как общеславянский характер обоих сюжетов, так и их территориальная привязанность к Карпато-Волынскому региону, что также свидетельствует об их внутренней взаимосвязи. Эту взаимосвязь еще больше подчеркивает тот факт, что в целом ряде фольклорных источников мотив инцеста оказывается отнесенным именно к княжеской семье. Поскольку письменные источники не фиксируют кровнородственных браков в среде правящей династии ни на Руси, ни в других славянских странах даже в языческую эпоху, это обстоятельство указывает на весьма раннее возникновение данного обычая, отвергнутого общественной моралью задолго до принятия христианства. С другой стороны, болгарское предание о Слав-царе предполагает какую-то его связь с погребальным культом и потусторонним миром, поскольку приписываемые ему сто могил предназначались явно не для него одного, а, по всей видимости, для его соплеменников. Кроме того, болгарский текст отмечает изобилие всех благ при его правлении, что также перекликается с изобилием как следствием инцеста не только в славянской, но и в ряде других индоевропейских традиций. Поскольку рассмотренные в этой главе славянские мифологические сюжеты связаны друг с другом, имеют множество архаичных черт и генетически родственны индоиранским, мы вправе предположить, что и на славянской почве некогда существовали мифы о том, что у царя
Мужика «в древности в начале времен была власть» над всеми славянскими племенами, равно как и о произошедшем в начале времен инцесте брата и сестры, причем все три персонажа воспринимались детьми бога солнца.
«Конские боги» в православной Руси
Рассмотренный выше материал показывает большое количество родственных сюжетов индийской и славянской мифологии, посвященных детям бога солнца. Для полного соответствия в славянской мифологии не хватает аналога Ашвинов, этих двух детей Вивасвата, тесно связанных с конями небесных божественных близнецов. Хотя в материалах языческой эпохи мы не находим этого образа, однако и эта лакуна заполняется на основе народного, т. е. «двоеверного», культа Флора и Лавра, являвшихся небесными покровителями коней в православной Руси. В ряде случаев оба этих святых,