енные исследователи В. В. Иванов и В. Н. Топоров. На первый взгляд все эти различные объяснения значения слова чех никак не связаны между собой и даже противостоят друг другу. Однако ситуация коренным образом изменится, если мы рассмотрим все предложенные толкования с точки зрения солнечной генеалогии славян как таковых и чехов в частности. В этом свете наиболее ранним пластом оказывается связь их племенного названия со словом чадо: чехи как дети, потомки златовласого Деда-Всеведа-Солнца, впоследствии люди как таковые, народ. Народ этот движется вперед, отсюда у интересующего нас термина появляется значение «толпа, отряд». Последнее понятие перекликается уже с военной сферой, что заставляет нас вспомнить восходящую к индоевропейским временам мифологемму о солнце — предводителе воинов, логическим развитием которой становится значение чехов как бойцов. Приведенные выше данные восточнославянской традиции показывают, что с дневным светилом была связана не только военная деятельность, но и пахота, в связи с чем закономерно возникает противопоставление обработанной чешской земли необработанной ляшской. Таким образом, различные этимологии названия чехов оказываются различными этапами осмысления данного слова в свете мифа о солнечном происхождении славянства. Наличие образа солнца в качестве Деда-Всеведа у этого западнославянского народа свидетельствует об общеславянском происхождении данного мифа. Об общеславянском его характере красноречиво говорят и отмеченные в первой главе теснейшие чешско-восточнославянские параллели образов, неразрывно связанных с Дедом-Всеведом-Солнцем: это и украинское представление о вырии, генетически связанное с двумя заморскими королевствами, которые пересекает по пути к солнцу герой чешской сказки, и образ солнцевой матери, отмеченный в чешском и русском фольклоре.
Нельзя обойти молчанием и тот исключительно важный факт, что чехи в качестве чад своего Деда-Всеведа-Солнца представляют собой разительную параллель образу «Дажбожьего внука» «Слова о полку Игореве», который, по мнению исследователей, мог быть отнесен не только к представителям правящей династии Рюриковичей, но и ко всему русскому народу в целом. Солнце, как Дед чехов, и русичи, как внуки все того же Дажьбога-Солнца, явно представляют собой две взаимодополняющие половинки единого мирочувствования, свойственного всем славянам и запечатленного в разное время независимо друг от друга у западных и восточных потомков дневного светила. С другой стороны, следы культа деда-предка встречаются нам и у восточных славян в таких географических названиях, как Дедовичи в Псковской области на правом берегу реки Шелонъ, Дедовск, город в Московской области, Дедиловичи в Белоруссии. Об общеславянских корнях этого культа свидетельствуют и генетически родственные топонимы в Сербии: Дединье около Белграда, место Дьедиц, упоминаемое в Баньской хартии 1316 г., и Дедин престол — название горы у села Биляновца. Особенно показательным примером является Дедославль, предположительно отождествляемый с с. Дединовым близ Тулы, где еще в XII веке собиралось общеплеменное вече вятичей и в котором, как предполагает Б. А. Рыбаков, находился также религиозный центр этого племени[410]. Это городище показывает, что еще до образования единого Древнерусского государства у отдельных восточнославянских союзов племен существовало представление о деде-первопредке, а названное в честь его славы поселение оказывалось политическим и религиозным центром занимаемой его потомками территории. Не следует забывать и того факта, что вятичи наравне с радимичами были двумя единственными восточнославянскими племенами, чьи названия были образованы по родовому, а не по территориальному признаку. Все это свидетельствует о весьма развитом родовом самосознании вятичей, подкрепляемом и выразительным названием их племенного центра. Однако если Вятко, вождь-эпоним данного племени, был, судя по всему, его отцом-прародителем, то кто же был отцом Вятко, этим загадочным дедом? Поскольку Вятко явно был основателем местной княжеской династии этих племенных «князей светлых», упоминаемых в эпоху Вещего Олега, то и данный княжеский род, как было показано в предыдущей главе, восходил к Дажьбогу, неизбежно оказывающимся, таким образом, предком-родоначальником для Вятко. Совокупность всех этих данных позволяет предположить, что Дед вятичей был тождественен Деду чехов и являлся тем же самым божеством дневного светила.
Бог как царь и предок
Следует отметить, что и в средневековой Руси бытовало представление о боге как деде и, в более широкой форме, предке как таковом. Так, автор очередного поучения против язычества «Слово св. отец о посте устава церковного» влагал в уста христианского бога следующий монолог, обращенный к категорически не желающим придерживаться заповедей новой веры своим современникам: «А язъ твои бгъ. яже твой црь. яже твой прадѣдъ, яже твой дѣдъ, яже твой оць. яже твое племя. Чему мя не оумѣеши чтити и не боишися мене?»[411]Однако христианский бог был, согласно Библии, лишь царем, отцом небесным, но отнюдь не предком людей в собственном смысле этого слова, как это следует из слов автора поучения, и, тем более, никак не мог отождествляться с их племенем. Ветхозаветный бог творит человека из глины, но и он никак не может именоваться его прадедом, дедом и отцом. Подобное несоответствие данного фрагмента поучения с ортодоксальной христианской традицией заставляет нас предположить, что автор «Слова о посте» воспользовался собственно древнерусскими языческими представлениями, чтобы донести до своей паствы идею величия бога новой религии. Совмещение у этого бога функций царя и первопредка всего народа опять указывает нам на Дажьбога — единственного из языческих божеств, обладавшего этими качествами. Обращает на себя внимание, что солнечное божество, согласно данному поучению, оказывается одновременно не только прадедом, дедом и отцом, т. е. тремя поколениями предков, что соотносится с неоднократно фиксировавшейся троичностью дневного светила, но вместе с тем и самим племенем, т. е. народом во всей его совокупности.
Возвращаясь к «Слову о посте», отметим, что нарисованная в нем картина, когда бог одновременно оказывается и прадедом, и дедом, и отцом, и самим народом, находит свое неожиданное соответствие в данных древнерусского языка. Рассказывая под 983 г. о смерти двух варягов-христиан, отца и сына, убитых киевлянами за насмешки над их богами, автор Лаврентьевской летописи использует один крайне любопытный оборот при описании с христианских позиций посмертной судьбы мучеников новой веры: «и си отѣника. приемше вѣненьць нбсныи съ стми мчнки и првдники»[412]. Ф. П. Филин, одним из первых обративших внимание на странное слово отѣника, отметил, что оно обозначает отца и сына вместе, как одно понятие. Тот факт, что данный случай является единственным примером его употребления во всей древнерусской литературе, свидетельствует о чрезвычайной архаичности этого термина. Обозначавшее одновременно «отца и сына» др. русск. отѣника оказывается разительной этимологической параллелью зафиксированному в рассмотренном поучении против язычества представлению о боге как прадеде, деде и отце одновременно. Два абсолютно не связанных друг с другом примера, один из сферы этимологии, а другой из сферы религиозной борьбы христианства с язычеством, красноречиво говорят о наличии обусловившего их единого мирочувствования, причем мирочувствования настолько древнего, что оно оказывалось непонятным не только в современное время, но и в эпоху средневековой Руси, когда данное слово окончательно выходит из употребления. Разобраться в сути этого мирочувствования и времени его возникновения нам поможет этимология русского слова отец. О. Н. Трубачев установил, что в основе слав, otъcъ лежит множественное значение «отцов», выведя следующую этимологическую цепочку: otъcъ
Более того, если рассматривать наименование отца в контексте индоевропейского языкознания, то вырисовывается весьма любопытная картина. С одной стороны, наименование отца как такового является наиболее устойчивой формой из всех известных науке терминов родства данной языковой семьи. У подавляющего большинства народов оно образовано от корня pater, др. инд. pitar, арм. hayar, гр. pater, лат. pater, др. ирл. athir, гот. fadar, тох. А расаг, тох. В расаг. Вместе с тем у ряда индоевропейских народов мы видим в основе этого совсем иной корень. Помимо уже упоминавшегося хет.