ти наши предки считали себя связанными обязательством хорошо относиться к ним и не покушаться на их религию. Весь исторический опыт взаимоотношений Древнерусского государства с входившими в его состав неславянскими народами показывает, что наши предки всегда придерживались этого неписаного правила, строя свои взаимоотношения с подвластными им племенами на началах Правды. Этим славяне разительно отличались от многих других индоевропейских народов, особенно германцев, в глазах которых побежденные вообще не имели никаких прав и, соответственно, перед которыми они в принципе не несли никаких обязательств. Данный пример является еще одним разительным примером отличия русов от викингов, отождествить с которыми их так пытаются норманисты. Вся история этих германских пиратов показывает, что по отношению к покоренным народам скандинавам даже в голову не могло прийти ничего подобного. В свете взаимоотношений народа и власти в отечественной традиции следует отметить, что если русы добровольно принимали на себя обязательство хорошо относиться к абсолютно чуждому им иноверному и иноплеменному населению далекого азербайджанского города, то тем более хорошо должен был относиться князь к своим непосредственным подданным, с которыми он был связан неразрывными узами языка и крови.
Поголовное истребление иноземных завоевателей
Совсем другим был принцип отношения наших далеких предков к тем народам, которые стремились к их порабощению. Оказавшись на границе Европы и Азии, восточные славяне веками были вынуждены вести войны на истребление с периодически обрушившимися на них как с востока, так и с запада азиатскими и германскими ордами. Когда представители сил тьмы нападали на светоносный народ, зло должно было быть полностью уничтожено. Как было показано выше, обры-авары воспринимались славянами как великаны и представители нечистой силы. Из отечественных и зарубежных источников нам известно, что этим азиатским кочевникам на время удалось покорить часть славянских племен, в частности дулебов. Когда же совместными усилиями франков Карла Великого и славян эти ненавистные угнетатели были истреблены, возникла поговорка «Погибли как обры». Память об этой победе была настолько сильна, что еще в XII в. Нестор отмечает бытование этой поговорки на Руси, подчеркивая при этом, что от авар не осталось ни племени, ни потомства. Вслед за этим на нашу страну с востока обрушивались волны хазарского, печенежского, половецкого и монголо-татарского нашествий. С этими поработителями русскому народу пришлось вести войну не на жизнь, а на смерть. Выше уже приводился ответ, данный полянами хазарам. Пророчество, сделанное тогда их мудрецами, сбылось, когда великий князь Святослав полностью разгромил Хазарский каганат. В отличие от скупых строчек нашей летописи мусульманский историк Ибн Хаукаль более подробно описывает это знаменательное событие: «В настоящее же время не осталось и следа ни из Булгара, ни из Буртаса, ни из Хазар, ибо Русы истребили всех их, отняли у них все эти области и присвоили их себе. Те же, которые спаслись от их рук, рассеяны по ближайшим местам, из желания остаться вблизи своих стран и надеясь заключить с ними мир и подчиниться им»[640]. Хоть хазары после этого события несколько раз еще упоминаются в источниках, однако оправиться от этого разгрома они не смогли и вскоре как народ окончательно исчезают с арены мировой истории. Ибн Руст, другой арабский автор, также отмечает у русов-язычников стремление к тотальному истреблению врагов: «Они храбры и мужественны и если нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его полностью. Побежденных истребляют и(ли) обращают в рабство. Они высокого роста, статные и смелые при нападениях»[641]. Возможно, что подобному тотальному истреблению у восточных славян существовало какое-то особое мифологическое основание. На эту мысль наводит сообщение анонимного автора сочинения XI в. «Моджмал ат-таварих»: «Рассказывают также, что у Руса был сын, которому в схватке с каким-то человеком разбили голову. Он пришел к отцу весь в крови. Тот ему сказал: «Иди и порази его!» Сын так и сделал. И остался такой обычай, что если кто-либо (русов) ранит, они не успокоятся, пока не отомстят. И если дашь им весь мир, они все равно не отступятся от этого»[642]. Понятно, что до мусульман этот мифологический прецедент дошел уже в сильно искаженном виде, однако традиция поголовного уничтожения своих врагов и угнетателей фиксируется у наших далеких предков на протяжении многих столетий, что делает мысль о религиозном обосновании подобной практики весьма вероятной. Как уже отмечалось выше, татаро-монгольское нашествие и последовавшее за ним иго было столь ужасным, что в народной памяти эта последняя волна азиатских кочевников заслонила предшествовавшие им печенежские и половецкие орды. Соответственно, в былинах, пусть даже и описывавших предшествовавшие столкновения со степняками, именно татары превратились в собирательный образ врагов Руси с востока. Народный эпос, бережно передававшийся из уст в уста на протяжении почти целого тысячелетия, прославляя защиту богатырями родной земли, многократно подчеркивает поголовное истребление героями недругов Руси. Добрыня Никитич, убив осадившего столицу нашей страны Калина-царя, так расправляется с приведенным им на нашу страну войском, «от пару от поганого» которого «не видно восходна красна солнышка»:
Поехал он назад в стольный Киев-град
По той ли по силе по великой:
Во праву руку махнет — лежат улицей,
Во леву повернет — переулками.
Он увидел своих русских богатырей —
Секут они рать — силу великую:
Секли трое суточки,
Не пиваючи, не едаючи,
Своим добрым коням отдоху не даваючи.
Они вырубили рать — силу великую,
Не оставили живой души на семена[643].
Аналогичным образом снимает осаду с Киева и Василий Игнатьевич в посвященной ему былине:
А разгорелось у Василья ретиво сердцо,
А и размахалась у Василья ручка правая,
А и приезжает-то Василий ко Батыге на лицо,
И это начал он по силушке поезживати,
И это начал ведь он силушку порубливати,
А он прибил, прирубил до единой головы[644].
Ту же самую картину тотального истребления врагов мы видим в былине о Мамаевом побоище:
И наехали удалы добры молодцы,
Те же во поле быки кормленные,
Те же сильные могучие богатыри,
И начали силу рубить со края на край.
Не оставляли они ни старого, ни малого,
И рубили они силу сутки пятеро,
Не оставили они не единого на семена,
И протекла тут кровь горячая,
И пар шел от трупья по облака[645].
Точно так же призывает расправиться и с населявшими Корсунь греками в былине Глеб Володьевич, наказывая своей дружине:
«Уж вы слушайте — неровно-то зазвенит да моя сабля,
Заскрипят да мои плечи богатырские, —
Поезжайте-тко ко городу ко Корсуню,
А скачите вы через стену городовую,
Уж вы бейте-ко по городу старого и малого,
Ни единого не оставляйте вы на семена»[646].
Неожиданный на первый взгляд приказ поголовно истреблять греков, ставящий их, по сути дела, на одну доску с такими заклятыми врагами Руси, как степные кочевники, становится понятен, если мы примем во внимание два обстоятельства. Во-первых, Византия, во всяком случае до крещения Руси, постоянно натравливала на славян различные орды кочевников. Во-вторых, именно она выступала главным покупателем славян, угоняемых в полон степняками, и в силу этого являлась точно таким же врагом Руси и ее народа, как и приходившие из Азии кочевники. Противостояние это длилось веками, и, когда славяне вторгались на территорию Византийской империи, ромеи не могли рассчитывать на пощаду. Можно отметить, что былина достаточно точно передала обусловленное реалиями той эпохи отношение к грекам, свойственное не только русским, но и другим славянам. К примеру, византийский историк Прокопий Кесарийский так описывает одно из вторжений славян на территорию империи в VI в.: «До пятнадцати тысяч мужчин они тотчас же убили и ценности разграбили, детей же и женщин обратили в рабство. Вначале они не щадили ни возраста, ни пола; оба этих отряда с того самого момента, как ворвались в область римлян, убивали всех, не разбирая лет, так что вся земля Иллирии и Фракии была покрыта непогребенными телами. <…> Так сначала славяне уничтожали всех встречавшихся им жителей. Теперь же они и варвары из другого отряда, как бы упившись морем крови, стали некоторых из попадавшихся им брать в плен, и поэтому все уходили домой, уводя с собой бесчисленные десятки тысяч пленных»[647]. В следующем столетии князя славянского племени ринхинов Первуда, находившегося в византийском плену, изобличили в том, что тот хотел бежать к своим соплеменникам и напасть на империю не просто ради грабежа, а с целью ее полного разрушения: «Ни на суше, ни на море, как говорится, не оставит в конце концов места, не охваченного войной, а будет воевать непрестанно и не оставит в живых ни одного христианина»[648]. Триста лет спустя после Прокопия патриарх Фотий так описывает первый поход уже собственно Руси на Константинополь: народ русов «истребил живущих на этой земле, как полевой зверь траву или тростник… не щадя ни человека, ни скота, не снисходя к немощи женщин, не жалея нежность детей, не уважая седины старцев… Все было наполнено мертвыми телами, в реках вода превратилась в кровь; источники и водоемы — одни нельзя было распознать оттого, что вместилища их были завалены мертвыми телами… мертвые тела загноили нивы, стеснили дороги; рощи одичали и сделались