Моя девочка умирала. Умирала на моих глазах, а я мог лишь продлить ее агонию. Усилия Сигурана и мои приводили к закономерному итогу — отсрочке, небольшой отсрочке. Но этого было недостаточно. День, два, три… мы выторговывали каждый миг, надеясь, что вот сейчас бог услышит наши молитвы. Услышит мой безмолвный крик, почувствует мою боль и поможет.
Когда уходят надежды, остается молитва и вера.
Аленсия не мучалась. Малышка постоянно находилась в беспамятстве. Только это, хоть немного и утешало. Я помнил каждую смерть своих детей, помнил их мучения, сейчас я делал все, чтобы их уменьшить. Понимал, что в бессознательном состоянии, им лучше всего. Но все равно не мог этого принять. Не мог принять того, что магия Сигурана не усваивается, что ни одно из целительских заклинаний до конца не работает, что моя магия не желает усваиваться в их организмах. Шло отторжение, которое не получалось преодолеть.
Я не отходил от постели Аленсии трое суток. Я сам ухаживал за ней, сам кормил в те редкие минуты просветления сознания. Ближе меня у нее никого и не было. Я чувствовал свою вину, что именно мне пришлось стать тем, кто отнял у нее мать. Но я не мог действовать иначе. Да и лучше я всю жизнь перед ней каяться буду, лишь бы она продолжала жить… Лишь бы ее сердце стучало…
Сегодня меня поразила страшная новость. Еще две дочери слегли с теми же симптомами, что и Аленсия.
Раньше никогда подобного не было. Никогда я не хоронил одновременно двух дочерей! Год… был год для поиска излечения.
Я не понимал природы болезни, я отчаялся, но все равно продолжал борьбу. Теперь в детской было трое детей, приходилось растягивать заклинания, выкладывать досуха и еще больше. Сил не хватало, но шанс был, шанс на то, что его несколько дней есть… А потом…
Я сам не понял, как оказался в покоях Сабины. Вроде только ругался с Сигураном, который отправлял меня на отдых, а сейчас сижу на полу, дезориентированный, и не могу понять, что мне говорит жена.
— Что? — хрипло переспросил я и рефлекторно ухватился за руку девушки.
— Данерт, что происходит? — она не оттолкнула, не испугалась того, что я сжимал ее запястья, наоборот, опустилась на пол и прижалась ко мне боком. — Что случилось, ты выглядишь смертельно уставшим и, если честно, откровенно больным.
Я не ожидал от себя того, что сделал в следующую секунду, да если бы я разрыдался на ее плече, выглядело не так странно, по сравнению с тем, как я впился в ее губы.
Как смял под себя, абсолютно не заботясь о том, что мы на полу. Мне хотелось почувствовать тепло, живительное, ласковое, как солнечный свет, дарящее надежду и желание жить. Я просто хотел забыться и раствориться в той, которую уже сейчас готов назвать королевой.
Эта мысль отрезвила меня и заставила оторваться от несопротивляющейся, но явно не получающей удовольствия от грубых ласк девушки. Нет, не потому что эта мысль была мне противна или меня пугал возможный натиск наместников, которые явно не обрадуются подобному исходу.
Нет, дело совсем в другом. С королевой так не поступают! Ее не используют, с ней считаются, ей преклоняются и ее любят. Я не мог так поступить с Сабиной. Внутренне не мог, потому что сердце давно определило ее равной. Наверно, с той самой минуты, когда она во время второго брачного ритуала, будто бы лиана обвила меня своим телом, а заодно отдавила ноги.
— Прости, — выдохнул я, и не дав Сабине ничего сказать, подхватил на руки и бережно опустил на кровать.
Жена ничего не сказала, но явно выдохнула с облегчением. Ее вздох и полуприкрытые веки спровоцировали новую волну вины во мне. И казалось бы, она моя жена, моя подданная, а вот ведь… Своим правом сильнейшего я пользоваться не хочу. Мне это претит. Любая мысль о том, чтобы доставить ей боль или сделать что-то не так, зреет во мне протестом. Причем не только с психологической, но и практической стороны — бунтует магия.
Кажется, есть чему радоваться, мое тело и моя магия приняли ее, полностью и безоговорочно.
Нет, выпускать пар посредством насильственной близости с женой я точно не способен. Сам же себе противен буду. Я приду, когда успокоюсь. Да…
— И куда ты пошел? — спокойно, даже слишком спокойно спросила Сабина, останавливая меня в трех шагах от кровати. — Данерт?
— Извини, я не хотел тебя напугать. И мне сейчас лучше быть подальше. — Признаваться в том, что не владею в достаточно степени своим телом и злюсь, неприятно, но… Необходимо, если я желаю и дальше строить гармоничные отношения с той, которую выбрал. — Ты права, я не в том состоянии, чтобы…
— Быть нежным? Я заметила. Но вариант близости с другой женщиной, с которой ты можешь себе позволить не быть нежным, меня не устраивает. Ты же собрался именно это сделать?
Откуда такая проницательность в ее годы?
— Данерт, я расценю это как предательство, — тихо призналась она. Совершенно не давила или истерила, а констатировала как факт. — И я понимаю твои мотивы, но принять их не смогу.
И молчание. Больше ни слова. Ни упрека, ни требований выбирать. Девушка просто смотрит, не гримасничает, абсолютно спокойное лицо. Я опешил, растерялся и… восхитился. Какая же она женщина!
Одна фраза, а я уже готов усомниться в том, что адекватный и разумный мужчина. Действительно, идти к другой девушке после нее? Я же не мальчик, верно? Есть и иные способы снять напряжение, к примеру поединок с Анлунироном. Когда-то мы часто тренировались, сейчас, увы, нет…
И тут я понял удивительную вещь. Я смог отвлечься от своего горя. На несколько мгновений забыть о боли… Рядом с Сабиной мне спокойно и уютно. И что немаловажно — легко!
Так бы почему и не быть с ней откровенным до конца. Неужели она высмеет или не поймет меня? Не разделит мою грусть? Не поймет мою слабость?
Я вдохнул поглубже и выдохнул. Все бы ничего, но она носит наших детей. Расстраивать, огорчать ее мне также не хочется. И как быть?
— Данерт, — позвала Сабина. — Поделись со мной тем, что с тобой происходит. Жена нужна не только для радости. И пусть я лишь временная, но готова выслушать и помочь всем, чем смогу независимо от того, какая горечь засела в твоей душе. И не нужно бояться за наших детей, я сильнее, чем тебе кажется.
Я раздумывал недолго. Решительно вернулся на кровать и осторожно присел рядом. Мне хотелось дотронуться до Сабины, но я повременил со своими порывами, зато она легко угадала мои колебания, и сама прикорнула к груди.
В благодарность я нежно коснулся губами ее виска. И почему я решил, что не смогу быть с ней нежным? Я просто на миг забылся…
— Все началось давно и происходит не впервые, но каждый раз я… — голос предательски дрожал, рассказывать о том, как умерли мои дети трудно, делиться тем, что я оказался бессильным им помочь — вдвойне трудней. Какой я после этого отец.
Сабина не перебивала, слушала внимательно и сжимала мою ладонь, как бы каждый раз говоря, что она рядом, она здесь.
Мне становилось легче дышать, впервые я мог выговориться, рассказать абсолютно все, что чувствовал и мне это даже понравилось. Словно бы я вновь был подростком, не беспечным нет, живым и верящим в справедливость.
Рядом с ней я обретал себя, того прежнего, искреннего и готового полюбить весь мир. Полюбить пылко и без оглядки, не взирая на все его недостатки. Эта мысль пришла в мне в голову, когда я уже закончил говорить. И непонятно чего ждал от Сабины. Дождался.
— Данерт, кажется, я знаю, как можно помочь Аленсии, Адиане и Аэлире.
Глава 24
Торопливый поцелуй в губы и Данерт покидает спальню, чтобы отдать распоряжения служанкам и Анлунирону, а затем вернуться за мной.
— И все-таки, мне кажется, ты ошибаешься. — Надувшись индюком, выдал недофей.
— Ты не можешь допустить мысли, что можешь быть не прав? Тебе напомнить, как лихо ты облажался с собственным миром?
Я тяжело вздохнула, недофей этот… Появился перед тем, как Данерт вернулся на кровать и начал рассказывать о дочерях, с возмущенным воплем появился.
Мол, ты зачем его удерживаешь. Пусть уходит. Естественно, я мысленно возопила, чтоб время остановил и объяснил мне что за ерунду он несет. И каким образом, измена Данерта поспособствуют нашему сближению. Об измене, собственно, бог не подумал. И даже смутился. Ненадолго.
А затем выдал очередную теорию, по которой выходило следующее: в болезни и смертях дочерей виноват Данерт, точнее проклятие, которым его наградили.
Так как он ни одну из матерей своих детей не любил, то какие-то энергетические потоки в телах девочек циркулировали неправильно, не давая работать ни мозгу, ни организму, а когда пытались вмешаться маги, лишь ускоряли процесс закупоривания, что в свою очередь и приближали момент смерти. Если простыми словами, то в человеке один из кругов крови циркулирует по часовой стрелке, а тут выходило, что помимо крови была энергия, которая двигалась не в том направлении и вообще по практически закупоренным каналам.
Звучало ужасно.
Но ужаснее были слова о том, что новые чувства, причем явно сильные, убивали детей еще быстрее. Вот почему теперь не один ребёнок заболел, а сразу трое.
Рациональное зерно в его словах, конечно было, однако, я интуитивно чувствовала, что недофей не до конца прав. Он докопался до сути, но чисто женское условие, что Данерт должен любить, явно и здесь нашло свое отражение.
Возможно, прогрессировать все начало не потому, что я в его жизни появилась, а потому что мир, простите, как находился на краю гибели, так по сей день там и находится. А тут еще недофей в водопад окунулся и облик свой истинный, пусть и на краткое время, но вернул. То есть весы явно покачнулись.
Но при этом нам дали подсказку… Мысль озарила меня внезапно посреди исповеди мужа. Мы практически поссорились с богом, когда я прокручивала в голове свой сон. Недофей напирал на то, что я не права и итог, что я видела — это способ, которым звери получают долгую жизнь и магические свойства. Вообще, нам долгая жизнь для деток и нужна была. А потому я все-таки отмахнулась от недофея и рассказала о своих снах и том, что в них происходило.