– Симон, помоги даме снять верхнюю одежду и поди вон! Никого не пускать, даже если это герцог Анжуйский или сам король.
Эльжбета по-прежнему была в темно-синем бальном платье, очень широком и наверняка крайне неудобном. Очевидно, не раздевалась и не ложилась после приема в Лувре, и сюда ее привело, с риском для чести замужней женщины, что-то действительно чрезвычайное.
Я, в одной только ночной сорочке, под ней что-то носить здесь не принято, и укрытый одеялом, чувствовал себя крайне неловко в присутствии полностью экипированной дамы, тем более той, перед кем особенно не хочется осрамиться.
– Сегодня вечером вас хотят убить!
– Дорогая Эльжбета! – я уселся на кровати, укрывая одеялом ноги, слишком худые после вавельского долгого поста и болезни. – Меня все время хотят убить на протяжении многих лет, но пока поразил только кашель из-за сырости в темнице. Стоило ли так волноваться?
– Как вы можете… – она сжала кулачки от возмущения, потом присела на край постели, оказываясь в восхитительной близости от меня. Юбка, подпертая изнутри каркасом, заняла все пространство подле кровати. – Я так извелась за эти месяцы, считала вас мертвым только лишь из-за того, что тянула с предложением Сиротки выйти замуж за его родственника… Думала, вы не стерпели и от отчаяния решились на безнадежную попытку… Я винила себя в вашей смерти!
Она сорвала перчатки и достала из-под корсета микроскопический белоснежный платок, чтоб промокнуть глаза. Казалось бы, такие незначительные жесты – обнажение пальцев, крохотный кусочек ткани, только что касавшийся ее груди… Но меня накрыло безумство. Я совершенно неучтиво схватил ее руки и начал осыпать их поцелуями, не смущаясь двусмысленности ситуации.
– Ах, Луи… Оставьте… Я выдана замуж обманом, но я замужем… – она слабо сопротивлялась и продолжала шептать: – Петр добр ко мне, до вчерашнего вечера я даже не подозревала, на какую подлость он способен. Сейчас и слышать ни о чем не хочет, кроме как о поединке с вами… Прошу вас, не убивайте его!
Эти слова несколько охладили мой пыл.
– Вас что-то связывает, кроме брачных уз… Эльжбета, вы ждете ребенка от него?
Она попыталась оттолкнуть меня.
– Нет, не говорите глупости, Луи! Как вы могли даже предположить такое! Я не представила ему случая. Сразу выдвинула условие: иду с ним под венец, но он взойдет ко мне, только если завоюет мою любовь. Шансы его были невелики – мое сердце занято другим, пусть я его считала усопшим! На балу он догнал меня и вместо извинений за ложь устроил безобразный скандал, кричал, что знает – «после возвращения из Польши де Бюсси не отказался от мысли преследовать мою жену»…
Та-а-ак! Откуда он это знает? Даже если мое письмо Эльжбете перехвачено в Кракове, его физически не успели бы передать Радзивиллу в Париж, а я ни с кем особо не откровенничал… Где утечка? Но сейчас очень, очень не до этого!
Она сказала главное… Ее сердце занято другим! Мной!
Мир подпрыгнул, рухнул и снова взлетел к небесам!
Не утолившись руками, я сгреб ее в объятия и впился губами во все доступные места… Чудо, ее кожа так свежа и ароматна, будто моя фея не выдержала бал, а только что вышла из душа…
Я целовал ее губы, шею, верхушку груди, божественную ложбинку между полушариями, которые под моим напором чуть вышли из корсета, давая возможность дотянуться язычком до сосков…
Как потом буду собирать обратно ее огромное платье и прическу? Над этим обычно трудятся служанки на протяжении нескольких часов, но меня сейчас ничто не остановило бы. Ее – тоже. А с меня практически ничего и не нужно снимать.
Переполненный любовным томлением, я все же на миг нашел в себе силы оторваться и глянуть на милую с двух шагов… Боже, как она прекрасна нагая! У нее нежное, тонкое, безупречное в пропорциях тело, изумительно совершенное по канонам любого века.
И я бросился вперед, уже не сдерживая в себе зверя, только оттянув начало самого главного, потому что знал – истосковавшийся ожиданием, закончу слишком быстро.
Снова целовал ее лицо и губы, опустился ниже, почувствовал, как набрякли соски. Пальцы нашли ласковый пух чуть ниже пупка и проникли в заветную влажность.
Любимая издала первый стон. Пока еще только стон предвкушения…
Я усилил ласки. Почувствовал, как под ладонью напрягся ее живот, по нему пробежала легкая судорога. Еще стон, теперь уже глубокий, долгий… Если Симон и бакалейщик услышат… А, плевать – завидуйте! А мы продвигаемся вперед и вглубь!
Вошел в нее с жаждой путника в пустыне, неделями не видевшего оазиса… Какие недели, уже практически целый год… Да и то, что было раньше, теперь не имеет значения. Этот раз – для меня самый первый! Самый главный! И умопомрачительный…
– …Бог меня за это накажет.
– А может – наоборот, Бог дал награду после множества испытаний?
Натянув одеяло до самого подбородка, Эльжбета пыталась восстановить дыхание после финала в режиме сплошного фортиссимо. Мое еретическое предположение о неисповедимых извивах Божьего промысла она пропустила мимо ушей. Да и времени на обсуждение не осталось, не утоленный, а, скорее, распаленный первым штурмом, я набросился на нее вновь…
…И еще раз… И еще…
…Потом отпустил, почувствовав, что ее силы исчерпаны, а очередное повторение не принесет радости. Восторг от плотских утех она явно не испытывала раньше, но это случай, когда неопытность женщины не отталкивала, а, наоборот, восхищала меня.
Избавившись от приставаний, Эльжбета, наконец, исполнила то, ради чего пришла, если следовать первоначальному замыслу: предупредить об угрозе. Ей довелось подслушать разговор одного из королевских миньонов с Радзивиллом, тот пригласил шляхтича присоединиться к поединку против меня. Свита Генриха подстрахует, мне так или иначе придется умереть.
– Значит, дорогая, ты предполагаешь наше свидание последним? – я, опершись локтем в подушку, глядел на ее разрумянившееся личико в обрамлении пышных растрепанных волос и чувствовал, что сегодня погибнуть не имею права, пока есть шанс на новую встречу. – В таком случае, милая, я отменяю сегодняшнюю смерть.
– Тогда не откладывай, не теряй времени! Седлай коня и уезжай из Парижа.
Ровно то же советовал Шико, будто они сговорились. Резон отвергнуть предложение остался тот же.
– Я много раз слышал подобную рекомендацию накануне схватки и ни разу не прислушался к ней. Дворянин, принявший вызов и уклонившийся, навсегда теряет честь. Голову потерять можно, честь – никогда. Прости.
– Французы выдвинут вперед Радзивилла, чтобы списать на него убийство.
– Ты начинаешь разбираться в придворных интригах, дорогая. Продолжай рассуждать дальше. Совсем не исключено, что миньоны бросятся в атаку первыми, причем оравой. Потом де Келюс убьет Петра, чтобы правда никогда не выплыла наружу, смерть Радзивилла спишут на покойного меня, мол – де Бюсси, истекая кровью, из последних сил дотянулся клинком до горла обидчика и умер сам. На моем хладном трупе обнаружатся следы сабельных ударов, чтоб никто не сомневался, что я пал от польской сабли.
– Перестань… Ты рассуждаешь так просто, так отстраненно…
– Как будто мне не светит умереть на закате? Все мы смертны, а я познал величайшее в жизни счастье – близость с тобой. Уходить в мир иной уже не так страшно… Но я сделаю все, чтоб удержаться в этом мире.
– Луи! Я уже пережила твою смерть! Я не знаю, как вынести этот ад еще один раз! Если ты не спасешься, не знаю, как жить дальше!.. Пойми, милый, родной, не все решается ударом шпаги!
– Горячо с тобой согласен. Но твой муж и миньоны другого мнения. Я лишен выбора.
Она выскользнула из постели и схватилась за одежду. Пришлось отсылать Симона за экономкой хозяина квартиры. Помочь в водружении бального платья на мадам – это не в мужских возможностях. Конечно, совместными усилиями мы не скроем последствий свидания. Да и цели такой нет, Эльжбета отправилась ко мне совершенно открыто, плюнув на условности, в экипаже с гербом Радзивиллов, перегородившим улочку Антуаз, я не удивлюсь, что отзвуки наших утех долетели даже до кучера.
– Выбор есть всегда, – упорствовала моя ненаглядная. – В том числе уехать или попасть в Бастилию…
– Вызвать придворного лекаря и остаться в постели, сказавшись больным. Знаю! Но подобные выверты лишь отложат решение проблемы.
– Я понимаю… – она справилась с последним слоем юбок и предприняла еще одну попытку увещевать, не обращая внимания на смятые кружева и полуоторванные шелковые розочки на платье. – Ты хочешь драться. Ты желаешь убить Радзивилла и снова сделать меня свободной вдовой! То есть убийство, по-твоему, единственный путь?
Это холодное обращение после горячих и нежных слов окатило меня ледяным душем. Надеюсь, присутствие экономки ее сдерживало, а не изменившееся отношение.
– Клянусь, нет! Сейчас я готов любить и простить весь мир! И больше никого не убивать!
– Тогда обещай мне, что если скрестишь шпагу с Радзивиллом, защити себя, но не стремись заколоть его! Я не могу снова становиться причиной чьей-то смерти… и снова быть вдовой из-за тебя.
Она права. Два раза подряд – не совпадение. Но ее первого мужа я упокоил, даже не подозревая о существовании Эльжбеты! Впрочем, шляхтича рано записывать в усопшие, он жив, будет чертовски зол, узнав о визите супруги ко мне, и наверняка, по доброй традиции Радзивиллов, придумает новую гадость. В жестокой рекомендации королевы «бейте первым, не задумываясь», чрезвычайно разнящейся с христианским непротивлением злу моей возлюбленной, есть рациональное зерно.
Бурное свидание, оказывается, отняло немало сил. С уходом Эльжбеты я повалился на смятые простыни и отключился, растрачивая последние, быть может, часы на самое непродуктивное занятие человека – сон…
Но жизнь продолжалась и без меня, в чем представилась возможность убедиться уже к закату. Разбуженный Симоном слишком поздно, я одевался впопыхах, рассовал оружие и помчался галопом к месту решающей схватки, пятнистая грудь Матильды буквально раскидала парочку зевак, вовремя не обернувшихся на грохот копыт по мостовой. Тем же аллюром вылетел на площадь перед аббатством Сен-Жермен-де-Пре, назначенную точкой встречи, где обнаружилось неожиданно много людей. Кто-то, пока я легкомысленно дрых без задних ног, утомленный любовным пожаром, распространил слух о предстоящей драке, обеспечив ей изрядное количество зрителей.