[50]. Полученная из разных стран информация стекалась в Венецию, в Совет десяти, который «предпочитал исполнять наиболее отвратительные свои обязанности тайно»[51].
Без разведвклада венецианцев нелегко представить себе и многие успехи елизаветинского правления, и тот факт, что самой Елизавете удалось избежать столь многих покушений. Разумеется, и сами англичане не сплоховали, но надо помнить и об учителях. Кстати, учеником венецианцев был и знаменитый Джон Ди ― астролог, математик и разведчик Елизаветы I, подписывавший свои донесения «007». Он же -автор доктрины «Зелёной империи» («Зелёной земли»), в состав которой под контролем Англии входили бы Северная Америка и Северная Евразия, т.е. Россия. Кстати, сын Джона Ди под фамилией Диев участвовал в событиях русской смуты начала XVII в. ― подвизался в качестве лекаря ― медика и фармаколога, готовил лекарства и яды (есть подозрение, что по заказу Дмитрия Шуйского и его жены, одной из дочерей Малюты Скуратова, изготовил яд для Михаила Скопина-Шуйского). Ну а сам Ди «путешествовал» по Европе, жил в Праге, работал в знаменитой Пороховой башне.
В Кембридже в начале XIX в. возникло существующее до сих пор влиятельное общество «Апостолы» с интеллектуально-сатанистской ориентацией (гомосексуализм прилагается). Интеллектуальным пра-прадедушкой общества ― через Локка и Ньютона ― был Паоло Сарпи, человек, который, по мнению аналитиков, сыграл огромную и зловещую роль в интеллектуальной истории Англии и Европы и которого даже его последователи стараются лишний раз не упоминать. Показательно, что главная работа Сарпи «Размышления о религии» была опубликована сравнительно недавно Фондом Чини; Чини ― министр в правительстве Муссолини, сторонник «глобофашизма», впрочем, посвящённые в Италии и Англии (например, лорд Эктон) имели доступ к рукописям и записным книжкам Сарпи. На деньги Фонда Чини профессор В. Фраджезе опубликовал в 1994 г. первую биографию Сарпи ― «Скептик Сарпи: Государство и церковь в Венеции, 1500―1600 гг.». Интересно, что генеральным секретарем Фонда Чини с 1988 по 2002 г. был прямой потомок Зорзи.
Гомосексуалист Сарпи (прозвище в определенных кругах La Sposa, «Невеста») придерживался антихристианских взглядов, полагая христианство социально-подрывной силой и явно симпатизируя «Отцу лжи». Разумеется, он это не афишировал. Будучи врачом по профессии, Сарпи заложил основы статистико-математического метода эмпиризма и позитивизма, которые, как пишет К. Ишервуд, с энтузиазмом позаимствовали у него и активно развивали Ньютон, Кларк и Локк (этот метод они противопоставляли методу Лейбница) и которые органично вошли в идейный багаж англосаксов. Кроме того Сарпи разрабатывал различные геополитические планы. В частности, он говорил о желательности серьёзного религиозного конфликта в Европе, которым впоследствии стала Тридцатилетняя война (1618―1648). Можно сказать, что английская интеллектуальная традиция ― научная и философская ― Англии второй половины XVII―начала XVIII в. в значительной степени вышла из сарпиевской «шинели» или какой-то другой его принадлежности, и неудивительно, что Локк, Ньютон и Кларк ненавидели Лейбница и боролись с его идеями, восходившими к Николаю Кузанскому; он был для них тем же, чем Кузанец ― для Сарпи; в конце XIX―начале XXI вв. этот идейный расклад типологически повторяется. Впрочем, эмпиризм и примитивный позитивизм «Невесты», восходящий к Эпикуру и Сексту Эмпирику, лёг на уже подготовленную почву ― несмотря на Оксфорд и Кембридж, английская элита XVI―XVII вв. в массе своей не отличалась интеллектуальной утонченностью, демонстрируя практицизм.
В XVI в. эта черта усилилась в результате вливания в аристократию богатых крестьян. После того, как часть аристократов погибла в войнах Алой и Белой розы (в 1460―1470 гг. 70-80% аристократов были вовлечены в борьбу на той или иной стороне[52]), богатым крестьянам было разрешено покупать титулы отчасти и для того, чтобы восстановить численность знати. В результате возник уникальный землевладельческий слой ― джентри, открытая землевладельческая знать, тесно связанная с рынком. Этот слой характеризовался динамизмом, практицизмом (укоренённость в опыте в самом приземлённом смысле) а также... довольно низким уровнем культуры и довольно жестоким отношением к вчерашним социально близким.
Венецианцы в определённой степени переформатировали и отношение английских верхов к низам, оно стало ещё более жестоким[53]. Впрочем, и в этом плане венецианская «наука» легла на подготовленную почву. Английская знать XII―XV вв., сформированная норманнским завоеванием, традиционно крайне жестоко относилась к низам, к простонародью. Можно сказать, что венецианцы «интеллектуально» обосновали такое отношение, которое впоследствии проявится, например, в 70 тыс. казненных за бродяжничество при многоженце Генрихе VIII, да и дочурка Елизавета I не сильно отставала.
Произошедшее в ходе Реформации в Европе и особенно в Англии наглядно демонстрирует механизм возникновения капитализма как непредвиденного результата неких процессов. Суть их заключается в том, что социально-политическая и религиозная борьба в позднесредневековом обществе разрушила существовавшие классовые и внутриэлитные отношения. В ответ господствующие группы начали принимать сугубо защитные меры, направленные на сохранение власти, собственности и привилегий, а в социальные разломы и пустоты хлынули те социальные и этнические элементы, которые в средневековом обществе не были на первом плане. В ходе этого процесса начали возникать неожиданные комбинации и кластеры, в том числе международные. Элиты, пишет Р. Лахман, запустили такой механизм, остановить который уже было невозможно, последствия которого носили непредвиденный характер, а систему, возникшую в результате его, мы ретроспективно признаем капиталистической[54], хотя на самом деле эти элиты, например английские джентри, стали капиталистами против своей воли. Но только там они могли сохранить власть и собственность в новых условиях. «История социальных изменений в раннесовременной Европе ― это история разрыва между намерениями и результатами»[55].
В ходе социальных катаклизмов XVI―XVII вв. выделились два направления в приспособительной активности элит к новым условиям. Первое ― частичное приспособление к новым условиям высокостатусных сегментов, второе ― стремление ко всё большей коммерциализации аграрных отношений[56]. Эти направления отчасти переплетались, отчасти боролись друг с другом. Функционально капиталистическими оказались оба. Другое дело, что в XVII―XVIII вв. главными операторами мирового рынка далеко не всегда были представители буржуазии. Собственно так называемые «буржуазные революции» ― это, как правило, не борьба буржуазии против феодалов и феодализма (данная интерпретация ― миф либеральной идеологии и науки, по ряду причин подхваченный марксистами), а борьба буржуазии (прежде всего финансовой) и землевладельческих элит, связанных с рынком (прежде всего мировым) за то, кто будет в первых рядах капиталистического класса. КС были одним из главных средств в этой борьбе и в то же время одним из главных участников ― они и криминал.
Хищнический, на грани криминала, а иногда и за ней, характер английской знати XVI в. ярко проявился в том, какую роль в подъёме Англии сыграли морские разбойники, действовавшие не просто с разрешения монархии, но по сути по её лицензии. Первоначальное накопление в Англии ― это грабёж не только своего населения и церкви, не только национальный грабёж, но и международный грабёж. Дж.М. Кейнс посчитал, что награбленное Дрейком ― 600 тыс. фунтов ― позволило Елизавете, отказавшейся признать договор между Испанией и Португалией о разделе мира[57], не только погасить все (!) внешние долги, но еще и вложить 42 тыс. в Левантскую Компанию (венецианцы), а из доходов этой Компании был составлен первоначальный капитал Ост-Индской Компании. По подсчетам того же Кейнса, если скромно принять ежегодную норму прибыли за 6,5%, а уровень реинвестирования прибыли за 50%, то 42 тыс. фунтов, инвестированные Елизаветой из награбленного Дрейком в 1580 г., к 1930 г. дали бы иностранных инвестиций на сумму 4,2 млрд фунтов, что и соответствовало действительности.[58] Вот цена и последствия дрейковского грабежа для британского процветания. А фундамент этого процветания ― банальный грабёж, «крышуемый» короной.
Дрейк был далеко не единственным «пиратом её величества». И широкомасштабный морской разбой англичан вовсе не закончился в XVI в., а продолжался и в XVII в., финишировав Морганом. Последний ― зловещая, одиозная фигура, представитель древнего валлийского рода[59], был назначен, что весьма символично, вице-губернатором Ямайки и оставил после смерти (1688 г.) состояние, которое оценили в 5 тыс. фунтов ― 1,2 млн нынешних долларов,[60] перед нами всё тот же симбиоз государства и морского криминала; этот симбиоз пышным цветом распустится в XIX в., когда, как отмечают историки, посредством Ост-Индской Компании британский королевский дом станет одним из крупнейших наркоторговцев мира, поддерживая торговлю оружием и опиумную торговлю, сажая таким образом «на иглу» миллионы китайцев. Ост-Индская Компания ― яркое воплощение соединения короны, знати, пиратов и венецианцев: английская Ост-Индская Компания («венецианская рука в английской перчатке» ― А. Чайткин) была создана по инициативе венецианцев в 1600 г. Английская и голландская Ост-Индские Компании в течение всего XVII в. наращивали объём торговли, тогда как сами венецианцы всё больше занимались не торговлей, а финансовыми спекуляциями, что напоминает, по крайней мере внешне, сегодняшние хедж-фонды.