[840], учёбой там, как и в двух предыдущих медресе, где он проучился по году, непоседливый и любознательный Хакимов остался недоволен. По некоторым данным, которые приводят другие авторы, Хакимова преследовали и дразнили более богатые и удачливые ученики, считая его ниже себя. Это оскорбляло честолюбивого юношу, его самолюбие было уязвлено, и он, пережив душевный надлом, покинул медресе, уехав в Ташкент.
Остроумный и весёлый, отличный певец, хорошо игравший также на мандолине и скрипке, он обладал личным обаянием, которое ему позволяло входить в самые разные круги общества. Но, поскитавшись по Средней Азии, он понял, что вход в высшее общество при сложившейся системе общественных отношений ему, несмотря на его блестящий ум, закрыт. Он там был чужой.
Будучи человеком авантюрного склада, он мог приспособиться к любой жизни. Оставшись без средств к существованию и не желая вернуться домой, что означало бы признаться родителям в своей несостоятельности (домой Хакимов попадёт только в 1914 г.), он поступил простым шахтёром на шахту «Канибадам» (ныне Таджикистан), которая и предопределила перелом в его судьбе. Впоследствии, отталкиваясь от этого эпизода, он называл себя пролетарием, на что ссылался видный деятель российской революции В. В. Куйбышев[841], который дал ему лестную характеристику. Эту «неправильность», судя по всему, тоже отметили в 1930‑е гг. въедливые следователи, занимавшиеся его делом.
Однако, скорее всего, Хаким Каримов просто гордился этим «пролетарским» эпизодом своей биографии и рассказал об этом В. В. Куйбышеву. Ведь там, на шахте, на которой он проработал около трёх лет, он познакомился с политическим ссыльным, поляком Ковалевским[842], который дал ему первоначальные знания о марксистском учении.
И вот тут–то в голове молодого и горячего человека с хорошим мусульманским образованием соединились исламские принципы «адаля» (справедливости) и марксистские постулаты братства и равенства всех пролетариев. Произошла магическая химическая реакция, которая на долгие годы, практически на всю жизнь определила убеждения Карима Хакимова, как и многих мусульман Российской империи, поддержавших революционное движение, которое возглавили большевики.
Отныне его путь был предопределён — с Аллахом в душе и с Марксом в котомке он пошёл по новой дороге, которая в конечном счёте привела его на расстрельный полигон «Коммунарка» в московском пригороде Бутово 10 января 1938 г.
Но тогда о таких мрачных перспективах никто не задумывался, поскольку с точки зрения многих молодых энтузиастов в России разгорался мировой пожар коммунистической революции, который зажёг сердца миллионов. В его огне должен был сгореть старый мир. Карим Хакимов хотел во всём этом участвовать, искал своё место в революционном движении и уже после Февральской революции энергично окунулся в бурную политическую деятельность. Революция стала тем социальным лифтом, который быстро вознес одарённого юношу на головокружительные карьерные высоты.
Уже в 1918-1919 гг. он становится членом Оренбургского мусульманского военно–революционного комитета, губернским комиссаром народного просвещения, командиром 2‑го батальона интернационального полка на Актюбинском участке Оренбургского фронта, затем начальником политотдела 1‑й Отдельной Приволжской татарской стрелковой бригады. В 1920-1921 гг. он уже заместитель начальника политуправления Туркестанского фронта, одновременно секретарь временного ЦК компартии Туркестана, полномочный представитель РСФСР в Бухарской народной республике, секретарь ЦК Бухарской коммунистической партии.
И вот тут в его судьбе происходит очередной крутой поворот: К. Хакимова после его участия в III Конгрессе Коминтерна В. В. Куйбышев рекомендует для работы в Народный комиссариат иностранных дел, откуда его посылают генконсулом в Мешхед и Решт в Персии, где в 1921-1924 гг. и закладываются его профессиональные качества как дипломата. Там же он вступает в первый контакт с советской разведкой, которой начинает активно помогать.
А в декабре 1923 г. в Москве принимают решение о переводе К. Хакимова на работу в Хиджаз, где он 9 августа вручает верительные грамоты королю этого нового государства Хусейну аль-Хашими.
Однако прибывает он в Хиджаз, где у России ещё до Октябрьской революции было своё генеральное консульство для обслуживания мусульманских паломников, не один. В состав возглавляемой им так называемой арабской пятёрки, официально приехавшей для работы в генконсульстве, входят: Юсуф Гульметов — 1‑й секретарь, правая рука Хакимова (знаток персидского и турецкого языков), Наум Белкин[843] – 2‑й секретарь со знанием немецкого, французского и арабского языков (любопытно, что у него была своя «легенда» — будто бы ранее он работал на Хиджазской железной дороге), И. Амирханов — переводчик, который ранее жил в Сирии, и М. Аксельрод[844] – юрист, изучал арабский язык в Москве, писал материалы о Востоке под псевдонимом Рафит Муса. Эта группа больше похожа не на дипломатов, а на «панчаят» законспирированных спецагентов…
В начале работы «пятёрки» в её задачи входило создание союза Хиджаза и России против Англии и Франции, что соответствует указаниям Г. В. Чичерина.
А виделась ситуация главе советской дипломатической службы следующим образом, о чём он написал К. Хакимову 14 ноября 1924 г., через несколько месяцев после его приезда в Джидду.
«Уважаемый товарищ,
В этом письме мы хотим сообщить Вам, в каком виде, по имеющимся у нас данным, представляются нам последние события в Аравии… Мы просим Вас подробно сообщить нам о возможных неточностях нашей схемы, которую в общем и целом считаем правильной.
Нападение ИБН-САУДА на Геджаз было спровоцировано Англией, которая этим путём хотела поставить на колени ГУССЕЙНА, начавшего выходить из повиновения и пытавшегося добиться от Англии выполнения ею обещаний 1915 г. Особенно одиозными и опасными для Англии были несомненно палестинские вожделения ГУССЕЙНА. В связи с продолжающимся антианглийским движением в Египте перспектива образования в Палестине арабского правительства, к тому же зависимого от Геджаза, стала пугать Англию. Крушение сионизма в Палестине в конечном счёте привело бы к тому, что арабские националисты Египта и Палестины подали бы друг другу руку. Этот политический мост через Суэцкий канал мог поставить Англию в чрезвычайно затруднительное положение.
Сознание такой перспективы, видимо, и предопределяло отношение Англии к панарабскому движению и заставляло её упорно преследовать политику балканизации арабских территорий, недопущения объединения Аравии под властью единого правителя. Одно время Англия, нуждаясь в арабах, пыталась удовлетворить их панарабские стремления путём удовлетворения династических интересов семьи ГУССЕЙНА. Этим создавалась видимость панарабской политики со стороны Англии, но на деле это давало противоположный результат: сыновья ГУССЕЙНА ФЕЙСАЛ и АБДУЛЛА превратились в британских чиновников, которые силой обстоятельств теряли свою связь с панарабской политикой ГУССЕЙНА. Таким образом, обширные арабские территории, объединённые под властью династии ГУССЕЙНА, на деле представляли из себя ряд отдельных государств, а не единое государство»[845].
Надо сказать, что видение в Кремле ситуации было в целом правильным (если не считать того, что в глазах Абдельазиза Хусейн заслуживал того, чтобы быть низложенным), и К. Хакимов стал действовать, отталкиваясь от этой схемы. Получалось так, что теперь уже Советская Россия, а не Лондон, в пику разоблачившим себя англичанам, добивалась создания единого арабского государства и искала, на кого из арабов она могла бы опереться.
На первом этапе дела у Хакимова шли прекрасно. Шериф (теперь уже король) Мекки Хусейн (или Гуссейн, как его обозначает Г. В. Чичерин) лично нанёс визит Хакимову и полтора часа разговаривал с ним. Он уже понимал свою крайнюю слабость и хватался за любую внешнюю поддержку. Дипкорпус был в восхищении от блестящего и обладающего светскими манерами Хакимова, который к тому же хорошо говорил по–арабски, знал Коран и неоднократно появлялся на приёмах в национальной арабской одежде. Он смог завоевать доверие как местных властей, так и многих дипломатов.
Английские дипломаты, однако, не верили в то, что Хакимов приехал только для налаживания отношений с Хиджазом. Англичане полагали, что «аравийская пятёрка» занята коммунистической пропагандой через паломников. Работа якобы строилась на основе антиколониальных лозунгов, причём группа работала только с паломниками, то есть не против Шерифа Хусейна или Аль–Сауда. Активные оперативные мероприятия также, с их точки зрения, проводились с Генконсульствами других стран, в том числе с Генконсульством Индии. Иначе говоря, группа решала двоякую задачу — открытую политическую и скрытую — по формированию в арабском мире ячеек компартий.
Однако политическая ситуация в Хиджазе быстро менялась. Хусейн утрачивал авторитет и власть, его «халифат» был поражён коррупцией, англичане постепенно от его поддержки уходили, тем более что он отказался подписать не только Версальский договор, но и по той же причине (несогласие с созданием еврейского очага в Палестине) привезённые ему Лоуренсом предложения об англо–хиджазском договоре, в соответствии с которым правитель Мекки должен был получить английские субсидии и заключить военный договор с Великобританией, а в обмен признать её особые интересы в Хиджазе.
Вскоре всё это стало терять смысл. В середине октября 1924 г. Абдельазиз ибн Сауд триумфально занял Хиджаз (Мекку), причём сделал это элегантно, руками своих сыновей, так что анализ Г. В. Чичерина, даже будучи в целом правильным, несколько запоздал. Шериф Мекки Хусейн бежал, доверив остатки королевства своему сыну Али. К. Хакимов, как истинный дипломат, попытался примирить врагов и поехал в Мекку (его привилегия заключалась в том, что, будучи мусульманином, он мог это делать свободно, в отличие от западных дипломатов), где уже с декабря 1924 г. находился новый властитель Аравии.