Об этом выдающемся политическом деятеле следует сказать особо. Абдельазиз ибн Абдель Рахман ибн Фейсал аль Сауд из древнего рода Саудов с 15 января 1902 г., то есть с момента завоевания им Эр–Рияда, возвысился над другими вождями племён полуострова и чрезвычайно эффективно проводил политику объединения аравийских земель. Будучи от природы одарённым полководцем и политиком, он, опираясь на твёрдую исламскую веру, неукротимую энергию, целеустремлённость и осознание правоты своего дела, быстро добился выдающихся результатов. Это были вынуждены признать англичане, для которых его возвышение оказалось неожиданным. Уже 26 декабря 1916 г. они подписали с новым арабским вождём договор, которым признавали «Неджд, Аль–Хаса, Катиф, Джубейль и зависящие от них территории… а также их порты на берегу Персидского залива странами (т. е. владениями. — Прим, авт.) ибн Сауда и его предков, и настоящим подтверждается, что указанный Ибн Сауд является их независимым правителем и абсолютным руководителем этих племён…»[846].
К концу 1924 г. Абдельазиз уже оказался близок к своей цели — поставить под свой контроль практически весь Аравийский полуостров. Теперь уже он, а не Хусейн виделся проницательному К. Хакимову той фигурой, с которой Кремль мог бы выстроить отношения на базе поддержки идеи единого арабского государства и противостояния Великобритании, поскольку этот плечистый, почти двухметровый великан из пустыни выглядел как человек более решительный и принципиальный, чем Хусейн.
Но задача выхода на этого нового энергичного и удачливого правителя казалась сложной. Решить её помогли личностные качества К. Хакимова, который сумел подружиться с «Джеком» Филби (Гарри Сент–Джон Бриджер Филби, Harry St John Bridger Philby), который был отцом советского разведчика Кима Филби.
«Джек» Филби был большим оригиналом. Он бросил свою колониальную службу (ранее работал в Индии, Ираке и Трансиордании) и перебрался в 1920‑е гг. в Аравию. Первый раз он заехал в официальную командировку туда, будучи ещё на государственной службе в Ираке в 1917–1918 гг. в качестве главы официальной британской миссии для переговоров с Абдельазизом. Позднее он там осел, женился на арабке, носил арабскую одежду и жил как араб, принявший ислам (официально он его принял в 1930 г.), хотя был выпускником Кембриджа, просвещённым и знающим востоковедом. По характеру человек абсолютно независимый, он не считал себя связанным обязательствами перед британской короной (во всяком случае, он это не афишировал) и занимался в жизни тем, что ему было интересно. А интересен ему был как раз король Абдельазиз, которого он считал, и, думается, не без оснований, величайшим арабом после пророка Мухаммеда. Эти слова вслед за ним повторяли потом многие западные дипломаты.
Филби искренне восхищался королём, стал его личным другом («открыл», правда, Абдельазиза ибн Сауда для Британии не он, а британский агент в Кувейте, капитан со звучной фамилией Шекспир, который в 1913 г. познакомился там с эмиром Неджда, а затем доложил о нём Лондону как о перспективной фигуре). «Джек» помогал молодому монарху во многих делах, в том числе коммерческих, и не без выгоды для себя. Он сумел сохранить хорошие отношения с метрополией, помогал ей, когда мог, ездил в Лондон, где купался в лучах славы, выступая с лекциями о малоизвестной тогда Саудовской Аравии, ставшей знаменитой благодаря его книгам о пустыне Руб аль-Хали. Он продолжал выполнять деликатные поручения британской короны, но почему–то каждый раз в выигрыше оказывался саудовский монарх. Позднее именно Филби сыграл ключевую роль в том, что аравийская нефть перешла под американский контроль (точнее, контроль клана Рокфеллеров), а сама Саудовская Аравия оказалась в отношениях special partnership с США. К этой теме мы ещё вернёмся.
Как конкретно Хакимов вышел на Филби, история умалчивает. Думается, что они просто приглянулись друг другу — оба интересно и независимо мыслящие, питающие симпатии к арабскому и исламскому миру. Факт состоит в том, что Филби убедил ибн Сауда принять Хакимова в качестве человека, который хочет помочь отстаивать право на паломничество мусульман из СССР (15 000 человек). Проблема на тот момент состояла в том, что англичане их не пускали через проливы, опасаясь усиления русского присутствия и проникновения «коммунистической заразы». При личной встрече Хакимов попросил Абдельазиза ибн Сауда помочь в организации Хаджа. Но, возможно, речь шла о каких–то других, политических, вопросах.
В любом случае, после этой беседы Хакимов рекомендовал Москве не вмешиваться в противостояние хашимитов и саудов, что тогда работало на эмира Неджда. Ибн Сауд этого доброго совета не забудет. Хакимов, действительно, благодаря своей тонкой интуиции, врождённым дипломатическим талантам правильно сориентировался в ситуации и понял, кто на самом деле является самой сильной фигурой на Аравийском полуострове.
22 декабря 1925 г. войска ибн Сауда, уже «переварившего» Мекку, захватили Джидду. Сын Хусейна Али бросил всё (кроме казны в 800 000 золотых соверенов) и уехал в эмиграцию. Колеблющиеся англичане, выстроившие планы на сыновей Хусейна, в этот момент заняли нерешительные позиции, чем и воспользовался Хакимов. В результате Москва «на последней миле» обскакала Лондон и первой в мире признала власть ибн Сауда над объединёнными землями Неджда и Хиджаза.
16 февраля 1926 г. Хакимов направил ибн Сауду ноту с признанием его власти со стороны Кремля.
Более того, Россия, которая тогда к ваххабитам относилась очень позитивно, активно помогла признанию новой страны другими государствами.
В этих целях по просьбе Абдельазиза Ибн Сауда 26 сентября 1926 г. в Мекку прибывает советско–мусульманская делегация для участия во Всемирном мусульманском конгрессе в Мекке, организованном новым правителем для обеспечения признания себя не только новым королём, но и Хранителем двух благородных святынь ислама — Мекки и Медины, что автоматически давало ему приоритет и большую легитимность (ООН ещё не существовала) по сравнению со всеми другими правителями региона. Возглавил российскую делегацию, возможно тоже по предложению К. Хакимова, председатель Центрального духовного объединения мусульман СССР Муфтий Риза–Уддин Фахретдинов[847].
Фахретдинов так объяснил участие советской делегации в конгрессе: «Во- первых, отрицательное отношение ко всем попыткам империалистических держав использовать в своих целях религию мусульманства и стремление к единству мусульманского народа. В силу этого соображения мы не участвовали в катарском конгрессе, созванном и работавшем по заданным Англией условиям и занимавшемся вопросами халифата.
Во–вторых, желание всячески содействовать укреплению возродившейся под руководством ибн Сауда самостоятельности и независимости арабского государства и, следовательно, противодействовать всем попыткам дискредитировать в глазах мусульман главу этого государства, а также сорвать созванный по его инициативе первый мусульманский конгресс»[848].
Всего в этом судьбоносном форуме приняли участие 68 человек. Советская делегация была весьма активна в обеспечении признания не только Королевства, но и лично короля в качестве Хранителя двух благородных святынь (родословная которого, в отличие от Хусейна аль-Хашими, не восходила к Пророку Мухаммеду), и поэтому пользовалась всеобщим уважением. Конечно, эти услуги Москвы не были забыты королём, и он всегда был благодарен Хакимову (причём гораздо больше ему персонально, чем самой стране, чьи инструкции он выполнял) за них, и даже во время общемусульманского конгресса пригласил Хакимова вместе совершить Хадж, что было высшим знаком уважения к нему.
В Лондоне же считали, что благодаря этим усилиям король слишком уж усилился и стал выходить из–под зависимости британской короны, претендуя на самостоятельные роли.
Но вскоре после этого в политике Москвы происходят заметные теперь уже невооружённому взгляду перемены. Поддержав новое государство, она делает крутой разворот от масштабной политики проникновения на Ближний Восток, всемерной поддержки всех подряд антизападных революций и борьбы с Великобританией к политике выстраивания торговых отношений со всеми странами, в том числе и с Саудовской Аравией. Советы теперь больше волнует начавшаяся в СССР индустриализация и потребности её обеспечения. На первый план выходит достижение торгового соглашения с Эр–Риядом. Об этом говорят практически все указания Центра К. Хакимову.
Но этим уже займётся другой советский дипломат — Назир Тюрякулов, который заменит К. Хакимова в 1927 г. В 1929 г. он получит из Центра секретные указания подписать с Абдельазизом общий договор. «Основной вопрос, который нам необходимо урегулировать, является осуществлением нашей торговой деятельности в Геджазе», — пишет ему 21 мая 1929 г. руководитель ближневосточного направления, заместитель наркома иностранных дел Л. М. Карахан[849].
Такой разворот, обозначившийся ещё в период пребывания К. Хакимова в Хиджазе, вызывает внутренний протест у этого пламенного революционера, романтика и искреннего мусульманина, и он просит в 1927 г., чтобы его вернули в СССР, о чём мы узнаем из записки И. Сталину того же Л. М. Карахана от 16 ноября 1927 г.[850] До этого К. Хакимов неоднократно отказывал своей жене Хадиче в возвращении на Родину, хотя она находилась в крайне тяжёлом положении после смерти их сына Шамиля от дизентерии в 1925 г. А тут неожиданно он сам просится домой. Не потому ли, что вместо поддержки идей мировой революции он получает в 1927 г. новое задание — организовать прозаическую поставку в Джидду морским транспортом первых трёх партий товаров первой необходимости из Одессы — сахара, муки (местное население с тех пор называет муку высокого качества «москоби» — «московской»), керосина, что он и делает.