В заключение — ещё об одном руководителе Российского коммерческого банка, претендовавшем на роль отца червонца.
В своей анкете он записал: «Считаю в целях объективной правды необходимым отметить, что я считаю себя одним из авторов “червонной реформы”. Первая статья в печати, посвящённая этому вопросу, помещённая в “Экономической жизни”, принадлежит моему перу. Первый доклад в правлении Госбанка о необходимости параллельной валюты был прочитан мной». Это слова В. С. Коробкова.
Виталий Славович действительно был сподвижником В. В. Тарновского и поддерживал в 1922 г. его предложение приступить к денежной реформе немедленно. И в дальнейшем он постоянно одобрял и защищал своего коллегу, однако со своим предложением выступил только в декабре 1921 г., позже Владимира Васильевича. 26 февраля 1922 г. Коробков подготовил тезисы о направлении кредитной политики главного банка страны, обсуждённые на заседании правления Госбанка 26 февраля 1926 г. В них он обосновал предоставление Госбанку самостоятельного права выпуска золотых банкнот[948]. Статья же, на которую ссылается Коробков, написанная на основе этих тезисов, вышла 1 марта 1922 г.
Виталий Славович Коробков
Родился в 1887 г. в городе Мстиславль Смоленской губернии. Родом из мещан. В анкете, составленной при оформлении в 1922 г. на работу в Российский коммерческий банк (будущий Внешторгбанк СССР), сообщал, что знал немецкий, древнееврейский, еврейский, английский, французский, латинский и греческий языки. Окончил Санкт–Петербургский политехнический институт, получил звание кандидата экономических наук. Тема диссертации: «Очерки по экономической истории польско–литовского еврейства». До 1910 г. занимался литературным трудом. Затем работал на небольших должностях в коммерческих банках, в частности в Петербургском международном коммерческом банке. Как он сам признавался, отношение к Октябрьской революции у него скорее негативное — «не сочувствовал, активного участия не принимал». Однако после революции занимал высокий пост в профсоюзах — стал председателем Центральной комиссии Всероссийского союза служащих финансового и контрольного дела. Член ЦК, член президиума и секретарь профсоюза «Кредитруд», член Петроградского совета профсоюзов. Был также членом правления Общества регулирования еврейской эмиграции и колонизации и Общества ремесленников и земледельческого труда (три его сестры — Ревекка и Берта Коробковы и Эсфирь Бегам — с 1913 г. жили в Палестине, в Иерусалиме). Виталий Славович был автором книги «Экономическая роль евреев в лесной промышленности и торговле» и ряда брошюр.
С момента создания Госбанка в 1921 г. — главный секретарь правления (выполнял функции секретаря–докладчика Концессионной комиссии СТО и докладчик от Госбанка в Малом Совнархозе) и член правления Покобанка. В Российский коммерческий банк его рекомендовали: М. П. Томский, А. Лозовский, Д. Б. Рязанов, А. О. Альский, Г. Я. Сокольников, Н. Г. Туманов, Р. Я. Левин (замнаркома финансов СССР, с 1924 г. директор советского банка в Германии «Гаркребо»), Л. Н. Юровский[949].
10 ноября 1922 г. на учредительном собрании РКБ исполняет роль секретаря. Назначается директором иностранной операционной группы банка. Остаётся на этой должности до октября 1925 г. Всё это время тесно работает с пытающимся стать на ноги банком «Гаркребо».
Курирует информационный отдел, неслучайно из–под его пера появляются следующие маркетинговые выводы: «27 января 1923 г. В Москве идут только овечьи кишки, бычьи же не идут»[950].
В. С. Коробков любил загранкомандировки, судя по всему, у него были неплохие связи в Европе и США. В частности, он до создания РКБ был знаком с У. Ашбергом, основателем и комиссионером банка (можно предположить, что он сыграл определённую роль и в учреждении банка «Гаркребо»). Уже после реорганизации, летом 1924 г., Внешторгбанка СССР получил предложение нью–йоркских банков направить своего представителя для переговоров. В США был командирован Коробков. Его переговоры с представителями Guaranty Trust, Equitable Trust (Эквитэбль, Эквитрест), Chase National Bank (Чейз–банк), International Banking C° велись в течение ноября — декабря 1924 г. Они, как сообщал Коробков правлению банка для внешней торговли в своём первом письме от 3 ноября 1924 г., начались с разговоров общего характера: «А кто несёт ответственность за ваш банк? А что будет, если он обанкротится? А как нам судиться с вами, раз между нами нет торгового договора? Каков баланс? Что с червонцем? А что будете экспортировать? А как с монополией внешней торговли? А есть ли у вас частные вклады и т. д. и т. д.».
В следующем письме из Нью–Йорка от 7 ноября 1924 г. В. С. Коробков сообщал: «Я добился после многочисленных заседаний (свыше десяти) с дирекцией Чейз–банка открытия экспортных кредитов в русских портах». Речь шлаосотасии американского банка давать кредит под товары, отправленные из портов СССР на пароходах прямого сообщения до США, в размере 60-80% средней стоимости товаров при получении телеграфных сообщений от Внешторгбанка об отправке товаров. При успешном осуществлении подобных кредитных операций Чейз–банк был готов увеличить кредиты, «но в настоящее время, пока ход торговли окончательно не установился, предполагается, что общая сумма аванса не превысит 1 млн долларов, причём за такие авансы будет взиматься 7% годовых». Кроме того, Chase National Bank согласился тогда стать главным агентом банка для внешней торговли по переводным операциям в СССР.
Переговоры о кредитовании импорта американских товаров в СССР были длительными. Лишь в конце ноября Коробков достиг соглашения с Chase National Bank о гарантировании им около 1 млн долларов при депонировании Банком для внешней торговли СССР 25% этой суммы (по сделке г. Форда с Амторгом на поставку тракторов). При этом половину суммы банк уплачивал фирме Ford по представлении документов о продаже, а на остальную часть акцептовал её траты на 6 и 9 месяцев на основе гарантий, подписанных Внешторгбанком.
Оценивая это соглашение, Коробков без лишней скромности приходил к выводу, что благодаря ему в банковских кругах США «удалось прорвать блокаду и на фронте импорта». В декабре были подписаны договоры и с другими американскими банками.
«После длительных, казалось, бесплодных и нудных переговоров с Equitable Trust’ом, — сообщал Коробков правлению Банка для внешней торговли в письме от 8 декабря, — наконец сегодня кой–чего добился. Эквитэбль открывает нам кредит на сумму в 1 млн золотых рублей (500 тыс. долларов), из коих 400 тыс. рублей импортного кредита и 600 тыс. рублей экспортного… Считаю это открытие кредита на русские порты таким банком, как Эквитэбль, большой принципиальной победой. Итак, соглашения с Чейзом, Guaranty Trust’oм и Эквитэблем налицо!»
В своих биографиях Коробков будет потом писать: «Из деятельности моей во Внешторбанке отмечу мою командировку в САСШ[951], где мною впервые были заключены договоры с крупными американскими банками о предоставлении России непокрытых кредитов»[952].
С 1929 по 1932 г. в советских банках, как и в других учреждениях страны, проходила чистка, и Виталий Славович попал в её жернова, тем более что вспомнить ему было что. В протоколе центральной комиссии по чистке аппарата Госбанка СССР от 30 июня 1930 г. говорится о непролетарском происхождении Коробкова и о том, что в Октябрьские дни он стоял «во главе реакционного банковского чиновничества».
Согласно другому пункту обвинения, Коробков, «одержимый честолюбием, упорно присваивает себе идею твёрдой валюты (введение червонца)». Вспомнили ему и так называемую золотую операцию. В протоколе записано: «Настоял в 28 г. на завозе в Америку золота, не отнесся к этому с должной вдумчивостью и осторожностью, в результате чего 10 млн советского золота было захвачено французским банком». Решение комиссии предписывало: «С работы в Госбанке снять». В протоколе зафиксировано «особое мнение» главы Госбанка Г. Л. Пятакова: «…Коробкова можно и должно использовать на работе в Госбанке»[953].
В ночь с 16 на 17 декабря 1930 г. Коробков был арестован и отправлен в БАМЛАГ, однако 13 июня 1935 г. освобождён и оставлен работать в финансовых органах гулаговской системы в качестве вольнонаёмного[954].
На первом этапе Наркомфин старался наладить денежное хозяйство с использованием бумажных совзнаков и не планировал их уничтожение. Казалось, удастся приостановить инфляцию, упорядочить эмиссию, сделать так, чтобы денежная масса соответствовала товарному обращению и совзнак стабилизировался и в конце концов обменивался на золото. Такие попытки делались до осени 1923 г.
Для упорядочения денежного обращения советское правительство провело две деноминации. В 1922 г. в соответствии с Декретом Совнаркома (СНК) РСФСР от 3 ноября 1921 г. для упрощения расчётов в народном хозяйстве были заменены денежные знаки всех предыдущих эмиссий в соотношении 10 000 к 1. Тогда были выпущены денежные знаки РСФСР 1922 г. (называемые совзнаками) достоинством от 50 копеек до 1000 рублей, а позже ещё 5000 и 10 000 рублей (купюра в 50 копеек так и не была выпущена). На следующий год в соответствии с Декретом СНК от 24 октября 1922 г. появились новые денежные знаки РСФСР образца 1923 г., которые приравнивались к 100 рублям образца 1922 г. или к 1 млн рублей выпуска 1921 г., изъятых к тому моменту из обращения.
Наконец, последний раз попытались стабилизировать совзнак, выпустив 6 июля 1923 г. постановление ВЦИК: размер ежемесячной эмиссии не должен был отныне превышать 15 млн рублей золотом. С 1 января 1924 г. планировали даже полностью отказаться от использования эмиссии для покрытия бюджетного дефицита.