Однако второй раз перехитрить Гизов не удалось. Герцог перестал доверять королю ещё с 1582 г. и имел лазутчика в окружении герцога Эпернона. В частных беседах Гиз сравнивал Генриха III с Людовиком XI[357], который был известен вероломством и двурушничеством. В теориях сопротивления, которые Католическая лига заимствовала у протестантов, Людовик XI был архетипом тирана: при нём был окончательно свергнут суверенитет народа, свободы которого хранились в древней франкской конституции.
Майенн действовал с армией на юге против Генриха Наваррского, но неудачно. Гиз в феврале 1586 г. приехал в Париж, чтобы оказать давление на короля. Тот знал, что, несмотря на популярность, герцогу не хватает денег. Король посчитал, что может повернуть войну в свою пользу: согласился повысить налоги, вновь рассчитывая настроить против Гизов народ.
Между тем Шестнадцать не хотели тянуть время с королём, который не держит обещаний, и намеревались убрать миньонов от власти. Они опасались, что с королём Наваррским и его английскими союзниками вот–вот состоится сделка. Летом столичные адвокаты устроили забастовку, а в ноябре был повешен прокурор Франсуа ле Бретон за то, что назвал короля лицемером (поскольку тот продавал должности, по сути торгуя правосудием). По мере того как Шестнадцать разрабатывали социально–политическую программу, росло их вооружённое крыло. В январе 1587 г., с прибытием в Париж Майенна, заговор был составлен окончательно. Планировалось занять ключевые пункты в городе, устранить ряд роялистов и схватить короля. Рассчитывали применить новое оружие, которое прочно войдёт в историю парижских восстаний, — баррикады (от слова barrique — бочка, в которой в каждом доме хранили съестные припасы). Их должны были построить поперёк узких улиц города, предвосхищая события 1648, 1794, 1848, 1871 и 1968 гг. Однако были среди заговорщиков и разногласия. Никола Пулен пришёл в ужас от перспективы социальной революции и подал властям намёк. В результате несколько зачинщиков были арестованы. Если бы король действовал решительно, он мог бы сломить движение вовсе. Однако он этого не сделал — возможно, из–за самоуверенности, а отчасти из–за казни Марии Стюарт в Англии. Парижскому отделению Лиги эта казнь подарила образ мученицы, причём ходили слухи, что Генрих III к ней причастен. В 1587 г. католическая полемика составила 60% всей вышедшей во Франции печатной продукции, а 22% из них относились к событиям на Британских островах (с. 265).
Стратегия Гиза всё больше диктовалась событиями, ему неподконтрольными. С точки зрения финансов и директив он стал полностью зависим от Филиппа II. Испанцы же не собирались давать Гизам влияние в Англии и сами управляли последним дерзким заговором свергнуть Елизавету (который и побудил её казнить Марию). Впрочем, Филипп всё больше занимался подготовкой Армады, поэтому субсидии Гизу выплачивались по остаточному принципу. Из союзника герцог превратился в клиента. Чтобы гарантировать продолжение субсидий, он согласился предоставить Армаде глубоководный порт во Франции. Однако Пулен узнал об этом плане, передал королю, и попытка герцога Омаля в марте 1587 г. захватить Булонь была сорвана. Тогда Омаль поднял открытый мятеж и начал кампанию по захвату Пикардии, чтобы полностью поставить эту стратегическую провинцию рядом с Испанскими Нидерландами и Ла–Маншем под контроль Лиги. Франция подошла к грани первой гражданской войны между католиками.
Генрих III был не в состоянии воевать с Лигой, так как не чувствовал себя в безопасности в собственной столице. Лидерство Лиги в Париже перешло к сестре герцога Екатерине–Марии Лотарингской, вдове герцога Монпансье. В августе в церкви Сен–Жермен л’Осеруа проповедник подверг нападкам самого короля и увязал низкий уровень морали с высокими ценами на хлеб и продажей должностей. В декабре Сорбонна вынесла решение, что правителей, которые ведут себя неподобающе, позволено свергать. Екатерина ходила с ножницами за поясом, намекая, что короля скоро постригут в монахи.
Неспособность Генриха заставить герцогиню и проповедников замолчать имела причиной крах королевской власти в конце 1587 г. Король не мог открыто выступить против Гиза, поэтому собрался привести его к покорности руками протестантов. В ходе месяцев переговоров при посредничестве матери он вновь пытался убедить короля Наваррского обратиться в католицизм. Однако теперь было неизбежным вторжение во Францию протестантских держав, и у короля не было выбора, кроме как дать им отпор. В июле Гиза убедили встретиться с королём в Mo и обсудить защиту страны. Однако король не выполнил обещаний дать людей и ресурсы, и Гизу пришлось обратиться к друзьям и семье. 20 октября произошло сражение между Жуаёзом и королём Наваррским при Кутра, в которой погибли 2 тыс. католиков и сам Жуаёз (с. 270). Это была первая победа протестантов на поле боя. Однако затем немецкие и швейцарские наёмники отделились от протестантской армии, чтобы пограбить богатую сельскую местность Бос. Гиз воспользовался моментом и нанёс протестантам два ощутимых удара. Генрих постарался подорвать значение этих побед, открыв переговоры об уходе наёмников из Франции. Парижане были возмущены, и проповедники объявили герцога спасителем страны.
В феврале 1588 г. Гизы провели совещание в Нанси, где решили заставить короля уважать договор с Лигой, продолжать войну и удалить Эпернона. Однако Генрих Ш, напротив, назначил фаворита наместником Нормандии и адмиралом Франции, что было беспрецедентной концентрацией власти в руках одного человека.
В апреле Гиз наконец послал инструкции Шестнадцати готовить в Париже восстание. Пулен опять выдал план королю; тот запретил Гизу приезжать в столицу и придвинул к ней 4 тыс. швейцарцев (с. 273). 8 мая Гиз вопреки запрету въехал в Париж, приветствуемый населением. При посредничестве Екатерины он внешне замирился с Эперноном. Однако положение роялистов ухудшалось, и 11 мая начались стычки. Париж традиционно обладал привилегией охранять себя сам, но король ввёл в город войска. Ответом горожан стали баррикады. Король закрылся в Лувре, а Гиз, напротив, вышел из своего дворца показаться сторонникам. Последние атаковали роялистские пикеты на улице Сен–Жак. Роялисты были деморализованы и попали в западню на узких улицах. Король просил Гиза вмешаться и остановить кровопролитие. Тот только и ждал этого. Однако когда люди короля перехватили письмо Гиза с призывом подкреплений, король бежал из столицы.
Власть в Париже перешла к Шестнадцати. «Спустя несколько дней после баррикадных боёв Гиз продемонстрировал приверженность реформам: председательствовал на двух народных собраниях, которые провели чистку городского совета и призвали упразднить муниципальные продажные должности, а также проводить свободные выборы всех городских чиновников раз в два года. Был восстановлен принцип, согласно которому назначения на государственные должности должны осуществляться по принципу меритократии, а не за деньги. Это был первый шаг в восстановлении представительных институтов и гражданской власти по всей Франции; он предполагал повышение роли Генеральных штатов. Свободные и регулярные выборы должны были превратить этот орган из форума подачи жалоб в собрание, которое гарантировало бы религиозное единообразие и следило бы за деятельностью королевского совета.
Цели Гиза, однако, отличались от целей его народных сторонников. Он никогда не намеревался свергнуть короля Франции: хотел лишь добиться должного признания и сменить Эпернона в центре власти. Выпустить из бутылки джинна народного католического радикализма оказалось на удивление легко; вопрос был в том, сможет ли Гиз контролировать его ради собственных целей» (с. 279).
Вскоре радикалы потребовали наказать английского посла. Его резиденция служила символом иностранной интервенции и ереси, подобно посольству США в Тегеране в 1979 г. Гиз окружил посольство охраной, и дипломатического инцидента избежали. Зато парламент вскоре осудил на казнь двух гугеноток — дочерей адвоката. Начались гонения на неортодоксию и аресты.
Первая встреча герцога с королём после революции прошла так, будто ничего не случилось. В августе 1588 г. Гиз в кольчуге под одеждой, в сопровождении королевы–матери, кардинала де Бурбона и 800 всадников прибыл в Шартр, чтобы формально покориться королю. Толпа встретила его криками: «Да здравствует Гиз!»
Герцог, должно быть, упивался успехом. Он в одночасье решил свои финансовые проблемы и больше не зависел от Филиппа II. Вместе с тем успех его озадачил. Узнав о побеге короля, герцог был в ярости: он хотел быть его главным советником. Гиз играл в двойную игру. Несмотря на настойчивость испанского посла Мендосы[358], он отказался идти на короля войной и лишь организовал оборону подступов к Парижу. Он исходил из интересов собственного дома и стремился избежать унижения от любой династии, будь то Габсбурги или Валуа. Сестра герцога Екатерина, а возможно, и его брат Луи советовали ему схватить короля и заточить в монастырь. Однако Гиз проигнорировал их. Королю пришлось передать руководителям Лиги ещё несколько городов, согласиться выполнять декреты Тридентского собора и удалить Эпернона. К раздражению Мендосы он объявил, что отныне хочет «править со своими кузенами Гизами». Герцог был назначен командующим королевской армией, хотя его главной целью был пост коннетабля.
Намерения Генриха III выяснить труднее. Похоже, он вновь выжидал. Состояние финансов было катастрофическим: в 1576–1588 гг. долги выросли со 101 млн. до 133 млн.; от четверти до трети всех доходов тратилось на оплату процентов, причём занимать короне было трудно (с. 284). Кроме того, Генрих рассчитывал, что сможет перехитрить Лигу, как в 1576 г. Новый созыв Генеральных штатов должен был нейтрализовать пропаганду, которая выставляла его тираном. Когда началась предвыборная кампания, король неожиданно заменил половину своего совета, введя в него людей, которых не могли подкупить Гизы. В истории монархии такое резкое изменение происходило впервые. Вину за недостатки прошлого возложили на прежних министров. Когда открылись Штаты, Генрих объявил о начале новой эпохи.