. Насколько удалось реализовать планы поставок через У. Ашберга и какую роль они действительно играли в снабжении царской России, пока остаётся неизвестным.
После заключения займа след У. Ашберга теряется[482], но в начале 1917 года его имя появляется на страницах русских газет и становится в центре довольно крупного политического скандала. Дело в том, что в июне 1916 г. в Стокгольме произошла тайная встреча товарища председателя Государственной Думы А. Д. Протопопова и члена Государственного Совета Д. А. Олсуфьева с неофициальным представителем германского ведомства иностранных дел Фрицем Варбургом, в ходе которой обсуждались возможные условия мира между Германией и Россией[483].
Осенью 1916 г. А. Д. Протопопов был назначен министром внутренних дел, и тогда его политические противники потребовали от него объяснений. Оправдываясь, А. Д. Протопопов назвал У. Ашберга организатором и участником данной встречи[484]. Правда, Д. А. Олсуфьев сразу же и категорически опроверг как первое, так и второе[485]. Но сам У. Ашберг в развернувшейся газетной полемике предпочёл не участвовать. Лишь позднее в своих воспоминаниях он счёл необходимым назвать утверждения А. Д. Протопопова вымыслом[486].
Сразу же после Февральской революции У. Ашберг поспешил в Петроград, Свою поездку он объяснял чисто коммерческими целями, но в чём именно они заключались, не конкретизировал. Между тем почти сразу же после его возвращения из России на страницах издававшегося в Стокгольме «Скандинавского листка» появилось сообщение, в котором говорилось: «В связи с последней поездкой в Россию директора стокгольмского “Ниа банкен” г. Ашберга здесь циркулируют упорные слухи об образовании в Петрограде крупного банковского предприятия по образцу “Ниа банкен”. Новый банк будет работать в тесном контакте с “Ниа банкен”» (Скандинавский листок. 1917. 26 апреля/9 мая).
Насколько эти слухи соответствовали действительности исследователям ещё предстоит выяснить. Обращает, однако, на себя внимание то, что в Петрограде У. Ашберг встречался не только с представителями делового мира, но и с некоторыми лидерами партии большевиков: Л. Б. Каменевым и А. М. Коллонтай. Вполне возможно, что эти встречи были связаны с обсуждением вопроса о создании «рабочего банка» в России. Но не исключено, что поездка У. Ашберга в Петроград наряду с коммерческими имела и какие–то политические цели. А то, что в 1917 году он был причастен к политике, явствует из его собственных воспоминаний. Сразу же после Февральской революции среди германских социал–демократов, социалистов нейтральных стран и лидеров Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов возникла идея международной социалистической конференции, которую предполагалось созвать в Стокгольме, и которая должна была обсудить вопрос о возможных путях прекращения войны[487].
Как видно из воспоминаний У. Ашберга, он также оказался причастным к организации этой так и не состоявшейся конференции и был даже одним из авторов проекта итогового документа, принятием которого она должна была завершиться. В нём шла речь о создании после окончания войны нового мирового порядка на принципах демократии и суверенитета отдельных стран в форме своеобразных Соединенных штатов мира. Но так как У. Ашберг являлся лицом, представлявшим определённые кредитные учреждения, прежде всего «Новый банк», маловероятно, чтобы он согласился принимать участие в разработке подобной резолюции, не согласовав свою деятельность с руководством этих кредитных учреждений. А значит, они тоже имели определённое отношение к организации Стокгольмской конференции. Между тем, пока ещё шла подготовка к ней, 3-5 июля 1917 года в Петрограде произошли события, которые вошли в литературу под названием «июльского кризиса» и снова привели к тому, что имя У. Ашберга появилось на страницах русской печати. 5 июля мало кому до этого известная газета «Живое слово» опубликовала письмо за подписью бывшего большевика Г. А. Алексинского и бывшего народника В. С. Панкратова, содержавшее обвинение партии большевиков в связях с германской разведкой[488].
В письме утверждалось, что июльские события были организованы большевиками не только по указанию, но и на деньги германского Генерального штаба, что деньги поступали в Россию через «Дисконто гезельшафт» в Берлине[489], «Новый банк» в Стокгольме и «Сибирский торговый банк»[490] в Петрограде, связь осуществлялась через немецкого социал–демократа А. Л. Парвуса[491], основавшего для этого специальную торговую контору в Дании[492], польского социал–демократа Я. С. Ганецкого, являвшегося директором этой фирмы, польского социал–демократа М. Ю. Козловского[493], исполнявшего обязанности её юрисконсульта и коммерсантку Е. М. Суменсон[494], выступавшую в качестве доверенного лица фирмы «Клингсглянда», которая принадлежала к числу партнёров парвусовской торговой конторы[495].
И хотя бесспорных доказательств в обоснование этого ни тогда (в печати[496] и в ходе расследования, а оно велось одновременно и органами прокуратуры[497], и ЦК РСДРП(б)[498]), ни позднее[499] приведено не было, руководству «Сибирского торгового банка» (В. С. Субботник[500]), дирекции «Нового банка» (У. Ашберг[501]), заграничному бюро ЦК РСДРП(б) (Я. С. Ганецкий, В. В. Боровский, К. Радек[502]) и представителям ЦК в Петрограде (Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, В. И. Ленин[503]), а также М. Ю. Козловскому[504] пришлось давать объяснения в печати.
Из них явствовало, что Я. С. Ганецкий действительно являлся клиентом «Нового банка», а М. Ю. Козловский и Е. М. Суменсон — клиентами «Сибирского торгового банка» и что между ними производились переводные денежные операции. Однако руководство партии большевиков категорически отрицало существование каких–либо денежных отношений с названными выше лицами и утверждало, что их коммерческая деятельность имела чисто личный характер и никак не была связана с политикой, во всяком случае с деятельностью большевиков[505]. Ставшие с тех пор доступными исследователям документы свидетельствуют, что это было не совсем так[506].
Однако независимо от того, как именно всё обстояло в действительности, ни одно кредитное учреждение не несёт ответственности за характер использования переводимых через него его клиентами денежных средств. С чисто формальной точки зрения никаких претензий нельзя было предъявить и «Новому банку». Несмотря на это, после июльских событий его репутация в определённых финансовых кругах была подорвана. По всей видимости, это было связано с тем, что газетные обвинения упали на давно подготовленную почву.
Первые сведения о связях У. Ашберга с Германией появились на страницах русской печати ещё осенью 1915 года (Колокол. 1915. 11 октября). 25 января 1917 г. иностранный отдел Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов информировал Министерство торговли и промышленности: «…По полученным от Русско–Азиатского банка доверительным сведениям Московское отделение названного банка отказалось от приёма Ньюа–банк в Стокгольме поручений по инкассо документов по пересылке в Россию посылок ввиду нескольких случаев конфискации заключавшихся в этих посылках товаров, оказавшихся враждебного происхождения, в некоторых случаях умышленно скрытого»[507].
Поэтому, когда осенью 1917 года «Новый банк» решил открыть счёт в Петроградском отделении «Нейшнл сити бэнк оф Нью–Йорк» и администрация этого отделения стала наводить справки, «Новый банк» был охарактеризован как прогерманский и ей было рекомендовано воздержаться от включения его в число своих клиентов[508]. В таких условиях после июльских событий У. Ашберг стал в России фактически фигурой нон–грата.
Но как только произошла Октябрьская революция и партия большевиков пришла к власти, мы снова видим его в Петрограде. Сам он датировал эту поездку «примерно 10 ноября 1917 г.» нового стиля, или же 28 октября старого стиля. Как видно из его воспоминаний, в России он встречался с руководителями нового правительства и представителями финансово–промышленных кругов и пытался использовать своё влияние для налаживания делового сотрудничества между ними. Факт весьма примечательный и несомненно свидетельствующий о том, что как директор «Нового банка» У. Ашберг был непосредственно заинтересован в таком сотрудничестве, а следовательно, и в укреплении позиций Советской власти. Как долго продолжалась эта поездка и чем именно она завершилась, остаётся пока неясным. Неясным остаётся и вопрос о том, сколько раз до начала экономической блокады Советской республики У. Ашберг посещал Россию