Ниже приводится точная копия этого важного документа.
Копия
Господин Стен Стендаль,
Отель Конг Фредерик, Копенгаген, Стокгольм.
4 февраля 1920 года.
Дорогой Господин!
Возвращаясь к нашему разговору о путях и средствах устранения существующих расхождений между Россией и Швецией и подготовки почвы для восстановления нормальных отношений между двумя правительствами, я хочу подтвердить, что Советское правительство готово направить в Швецию комиссию для рассмотрения и устранения претензий, которые могут быть предъявлены Советской России.
Советское правительство готово также принять за основу для обсуждения следующие вопросы:
— О компенсации Советским правительством Шведскому правительству за любой ущерб, нанесённый зданиям и имуществу Шведской дипломатической миссии и консульства в России, и за все утраченные ценности при условии, что они были фактической собственностью шведского государства.
— О возмещении ущерба шведским гражданам и фирмам за все конфискованные или реквизированные ценности с учётом 10% надбавки от их стоимости на момент конфискации при условии, что они действительно являлись собственностью этих граждан и фирм, а не были переданы им под правовую защиту российскими подданными и фирмами.
— О возвращении всех товаров, приобретённых шведскими подданными в России для экспорта, или о компенсации за них.
— О предоставлении шведским гражданам права использовать все вклады, имеющиеся на их счетах в российских банках.
— О возвращении Советскому правительству или его представителям всех денежных средств, находящихся на счету российского государства, или всего золота и других ценностей, хранящихся в шведских банках, и всех товаров или других видов собственности, принадлежащих Российскому государству и правительству в Швеции.
Вышеупомянутое соглашение, заключаемое между русской комиссией и представителями шведских интересов, должно быть направлено на полное восстановление дипломатических отношений между двумя правительствами.
Вместе с тем я хотел бы предложить, чтобы комиссия получила возможность возобновить торговлю между Россией и Швецией.
Надеюсь, что я достаточно ясно выразил желание Советского правительства ликвидировать все препятствия на пути улучшения взаимоотношений между Швецией и Россией.
Остаюсь искренне Ваш Максим Литвинов.
P.S. Само собой разумеется, что вышеупомянутая комиссия возьмёт на себя обязательство не заниматься никакой пропагандой и соблюдать законы страны.
М.Л.[689]
Мы оба были довольны результатом. Брантинг обрадовался, когда увидел документ. Но тут же нам пришлось похоронить наше общее дело. Как я позже узнал, мы с надеждой ждали решения судьбы Аландских островов, из–за которых нам не хотелось сталкиваться с союзниками. Соглашение со Швецией создало бы прецедент, и многое в международном сотрудничестве могло пойти по другому руслу. В политике, как и в биржевой сделке, нельзя упускать случай. Нужно покупать, когда цены падают и все хотят продавать, и продавать, когда цены выросли до верхнего предела и все хотят покупать. Когда четыре года спустя Швеция признала Советский Союз, положение настолько изменилось, что не могло быть и речи о каких–то условиях для признания. Мы упустили случай.
Я восстанавливаю связи с Германией
В 1914 г., во время правления кайзера Вильгельма, рейхстаге Германии состоял из 397 членов, 112 из них были социал–демократами. Они не могли существенно влиять на немецкую политику, проводимую лично кайзером. Социальное законодательство страны было более прогрессивным, чем во Франции, однако в нём имелись статьи, дающие хозяевам право применять телесные наказания к своим слугам и сельхозработникам. Это право было отменено лишь в 1918 г. Немецкие социал–демократы больше занимались вопросами заработной платы рабочих, а не проведением необходимых реформ.
Ответственность за вспыхнувшую войну в равной степени несут и социал–демократы, и юнкера, и промышленники. Немецкие социал–демократы поддались националистической пропаганде, основной смысл которой выражает лозунг «Deutschland über Alles» («Германия превыше всего»), и совершили предательство в тот момент, когда впервые испытывалась их верность в отношении международного рабочего движения.
Рассказывали, что руководитель социал–демократов Эберт при поддержке партии дал обещание предотвратить конституционный переворот, если кайзер отречётся от престола в пользу своего старшего внука. Эберт приложил все силы для сохранения монархии.
Когда прошёл слух, что кайзер отрёкся от престола, у здания, где заседали представители социал–демократов, собралась огромная толпа. Народ хотел знать, что происходит, и требовал, чтобы кто–нибудь к ним вышел. Вести переговоры поручили Шейдеманну. Не успел он подойти к окну, как с улицы ворвался человек и стал ему рассказывать, что дальше по улице собралась другая толпа и там Карл Либкнехт собирается провозгласить создание Германской республики. Либкнехт был другом Шейдеманна и руководителем радикальной левой группы. Революция уже охватила Киль и Гамбург, Бавария была объявлена самостоятельной республикой. Шейдеманн понял, что всё могут решить секунды. Он подошёл к окну и вместо объявления об отречении от престола крикнул: «Монархия пала. Да здравствует новая Германская республика!»
Эберту стало дурно, он устроил скандал, когда вернулся Шейдеманн, но провозглашение республики уже нельзя было отменить.
Если бы Либкнехт и Роза Люксембург, эти призрачные борцы за свободу, смогли осуществить революцию, от каких безграничных бед и страданий был бы спасён мир. Немецким шовинистам, мечтавшим о господстве во всём мире, удалось прикрыться Веймарской республикой, ставшей ширмой для немецких юнкеров, за которой они вели подготовку к новой войне.
Когда социал–демократы пришли к власти[690], я снова смог работать в Германии. Купив здание на Унтер ден Линден, 69, я открыл в нём филиал «Шведского экономического акционерного общества». На должность директора был приглашён немец, бывший поверенный в делах «Дойче банка».
Жизнь в Германии была тяжёлой. Нехватка ощущалась абсолютно во всём, народ страдал от опустошительной войны, которая велась во всех соседних странах.
Шведское рабочее движение, получавшее экономическую поддержку от немецких профсоюзов во время всеобщей забастовки, сочло обязанностью предоставить немецким единомышленникам заём. Херман Линдквист поручил это «Экономическому обществу».
Я обратился за помощью к моему другу Юсефу Нахмансону[691]129, который образовал консорциум, состоящий из «Стокгольмского частного банка»[692], «Скандинавского кредитного акционерного общества»[693], «Стокгольмского торгового банка»[694] и «Акционерного общества Гётеборгский банк»[695]. Все члены консорциума в качестве долга выдали по 500 000 крон, в общей сложности 2 млн. крон, которые необходимо было вернуть через два года. На эти средства немецкие профсоюзы должны были сделать закупки одежды и обуви для членов профсоюзов.
Деньги в счёт выплаты долга по мере поступления должны были скапливаться на замороженном счёте в «Дойче банке» и храниться до истечения срока, когда, как предполагалось, 2 млн. шведских крон будут окуплены. Юсеф Нахмансон, как и все другие, был уверен, что немецкие профсоюзы получат большую выгоду от этого займа из–за разницы курса кроны и марки. Что из этого вышло? Курс марки беспрерывно падал на протяжении этих двух лет. Поступившая к оплате сумма соответствовала 400 000 шведских крон. Недоставало 1,6 млн. крон. К истечению срока выплаты долга немецким профсоюзам удалось где–то в Германии купить на марки 1 млн. шведских крон. 600 000 крон внесло в банк Центральное объединение профсоюзов Швеции.
Я часто бывал в Берлине, и после открытия «Экономического сообщества», жил в гостинице «Адлон». Но мне надоела гостиница, и я купил под Берлином, в Далеме, на проспекте Подбельски двухэтажную виллу, расположенную в красивом саду. Я занял первый этаж, а второй сдал директору «Национального банка Германии»[696]. Квартира состояла из 12 комнат со всеми современными удобствами. Дом был построен незадолго до войны. У меня было собственное домашнее хозяйство, поэтому мне, как раньше, не приходилось назначать встречи в ресторанах, я мог принимать гостей в более дружественной обстановке.
В то время я часто встречался с Вильгельмом Янссоном[697], редактором газеты немецких профсоюзов «Корреспонденцблатт». Он начинал свою жизнь садовником в Южной Швеции, затем после многолетнего участия в профсоюзном движении Германии стал его видным деятелем. Мы познакомились в Стокгольме и стали хорошими друзьями. Янссон и я оказались ровесниками, а когда выяснилось, что и Арвид Турберг[698], секретарь Центрального объединения профсоюзов Швеции, родился в том же 1877 году, было решено организовать общество мужчин 1877 года рождения. Вильгельм Янссон услаждал наш слух своими экспромтами на вечеринках.
Вильгельм Янссон познакомил меня с Карлом Легином, председателем немецкой профсоюзной организации, крупным деятелем. Впервые я увидел его мельком на Стокгольмской конференции в 1917 году. Когда я поселился в Берлине, мы стали часто встречаться.
Если я не ошибаюсь, немецкие профсоюзы насчитывали тогда 12 млн. человек и считались, благодаря своей дисциплинированности и духу солидарности, образцовой организацией. После войны власть перешла в руки социал–демократов, первым президентом республики стал Фридрих Эберт, который в молодости занимался изготовлением сёдел. Легин недолюбливал его и поведал мне, что никогда не принял бы приглашения в дом президента.