Соответственно, в определённой степени в качестве достоверных источников могут быть выделены книга Н. Долгополова, воспоминания Ю. Модина — связника Кернкросса, Бланта и Маклина, хорошо знавшего в Москве Бёрджеса и помогавшего в написании книги К. Филби, а также книги М. Картер, которая представляет собой литературную обработку собственноручно написанных воспоминаний Э. Бланта, книга известного историка разведки Ф. Найтли и собственные воспоминания К. Филби, написанные с участием Ю. Модина[834].
Рассматривая тему под интересующим нас углом зрения, необходимо выделить несколько на первый взгляд совершенно необъяснимых, в каком — то смысле даже загадочных сюжетов, связанных с Кембриджской группой. Прежде всего, достоверно неизвестно, кто занимался вербовкой участников Кембриджской группы. Назывались фамилии Малле, Дейча, Орлова и др. При этом Ю. Модин, который отлично знал и длительное время в разные периоды жизни общался со всеми членами Кембриджской группы, написал, что как таковой вербовки не было вообще, а указанные выше люди всего лишь работали с теми или иными членами Кембриджской пятёрки в тот или иной период времени.
Далее, практически все исследователи едины в том, что участники группы работали не за деньги и категорически отказывались от материального вознаграждения. Так Долгополов, базируясь на материалах СВР России, пишет: «В 1945 г. советская сторона установила всей “пятёрке” пожизненную пенсию. Теперь уже можно сказать, что для каждого она была “персональной”, согласно заслугам. Для Бланта — 1200 фунтов в год, немного больше по сравнению с Кернкроссом. Но каждый из пятерых отказался. Блант под предлогом того, что совсем не нуждается в деньгах. И хотя ему было предложено обращаться к связнику в случае возникновения любых материальных осложнений, Блант этим предложением никогда, даже в труднейшие моменты своей жизни, не воспользовался. Работал, как и его товарищи, за идею». Ю. Модин к этому делает лишь две поправки. Он отмечает, что лично передал крупную по тем временам сумму 3000 фунтов Кернкроссу, когда над последним сгустились тучи и было принято решение о том, что советская разведка прекращает работу с ним.
При этом следует отметить, что Кернкросс был единственным из Кембриджской пятёрки, кто не принадлежал к высшему британскому истеблишменту и не имел иных источников доходов, кроме тех, которых он лишился из — за подозрения в сотрудничестве с советской разведкой. Второй случай — это передача небольшой суммы денег К. Филби, когда он уже не работал в британской разведке и находился в крайне затруднительной финансовой ситуации, живя на Ближнем Востоке. При этом о передаче денег Модина просил не сам Филби, а Э. Блант, который без риска для себя и Филби не мог встретиться с ним лично, чтобы помочь другу. Практически все авторы, занимавшиеся Кембриджской группой, отмечали, что это были идейные люди, которые работали не ради материальных благ.
Обзор загадок Кембриджской группы можно продолжить тем фактом, что британской контрразведке были отлично известны биографии всех участников Кембриджской группы. Британская контрразведка была отлично осведомлена, что некоторые из них состояли в коммунистической партии и были близки к Коминтерну. Тем не менее все участники группы с конца 1930‑х гг. занимали высокие посты в самых различных ведомствах, а К. Филби в течение определённого периода времени рассматривался как едва ли не основная кандидатура на пост руководителя МИ6.
При внимательном изучении всего массива документальных данных по группе складывается парадоксальное ощущение. Высшие представители британского истеблишмента делали всё возможное, чтобы члены группы занимали посты, которые позволяли бы им иметь максимум информации по наиболее актуальным для СССР темам в тот или иной период времени. Например, в годы Второй мировой войны в качестве таковых был доступ не только и не столько к вопросам военных технологий и разработок, но прежде всего к информации о военных планах американцев и британцев, о реакции их высшего политического руководства на события на фронтах, а главный интерес представляла вся возможная информация, имевшаяся у британцев о планах германского командования на Восточном фронте. Начиная с конца войны, кембриджцы переместились на должности, позволявшие им иметь максимум информации об атомном проекте, различного рода проектах американцев, самых свежих данных по военным ноу — хау и технологиям. Иными словами, на протяжении всей своей деятельности члены Кембриджской группы оказывались ровно на тех должностях, которые в данный конкретный момент могли обеспечить максимально полезную для Советского Союза информацию.
К числу загадок нельзя не отнести и то обстоятельство, что вся цепочка событий, связанных с раскрытием Кембриджской пятёрки, а точнее четвёрки, а сначала тройки, была полностью делом рук американцев. Когда же британцы встали перед необходимостью пресечения деятельности группы и ареста её участников, они, как ясно любому непредубеждённому исследователю из анализа фактического положения дел, изложенного в самых различных источниках, сделали всё, чтобы трое участников группы, относительно которых имелись веские и неопровержимые доказательства, смогли оказаться в Советском Союзе. Что касается Э. Бланта и Д. Кернкросса, то с ними британские службы достигли соглашения. Суть его состояла в том, что в обмен на молчание британская сторона решила не прибегать к каким — либо санкциям и сохранить всё в тайне. Например, Э. Блант в течение почти 30 лет после того, как с ним было достигнуто соглашение, продолжал оставаться смотрителем Королевской коллекции картин, личным консультантом Елизаветы Второй по вопросам искусства и преподавателем многих высших учебных заведений. Кернкросса просто оставили в покое, и ему было разрешено покинуть Британию, чтобы жить с молодой женой на юге Франции. При этом, согласно материалам, предоставленным СВР Н. Долгополову, воспоминаниям Ю. Модина, автобиографии Э. Бланта, а также британским и американским публикациям, написанным на основе открытых архивов западных спецслужб, ни Блант, ни Кернкросс не сообщили чего — либо, что могло бы причинить ущерб Кембриджской группе и советской разведке.
Нельзя не упомянуть в числе удивительных событий, связанных с Кембриджской группой, и некоторые особенности пребывания её членов в Москве. В самые напряжённые моменты холодной войны к членам Кембриджской группы беспрепятственно приезжали, уезжали, а потом опять возвращались жёны и дети. Когда в конце 1970‑х гг. выросшие сыновья Маклина захотели вернуться на родину, в Британию, им не чинилось каких — либо препятствий, а в Британии они, впрочем как и дети К. Филби, сделали карьеры и живут весьма благополучно по сегодняшний день. К Э. Бёрджесу приезжала мать. Ещё более поражает воображение тот факт, что Бёрджес, один из признанных законодателей вкуса в Лондоне, в годы холодной войны заказывал из Москвы у своего знаменитого лондонского портного костюмы, которые тот шил по новым, доставленным из Москвы меркам и благополучно отправлял всё назад. Не менее поразительным является и следующее свидетельство Ю. Модина: «В числе сослуживцев Филби по Брикендонбери Холл был некто Томми Харрис, сотрудник МИ6. Они крепко подружились. Харрис был богатым человеком, владевшим магазином, в котором продавал картины и антикварные вещи. В 70‑х годах, когда Филби жил уже в Москве, Харрис прислал ему в подарок великолепный мозаичный инкрустированный стол — настоящее сокровище. Филби показывал его мне с величайшей гордостью. Харрис не питал к Киму неприязни за его шпионскую деятельность, хотя именно он помог Филби продвинуться по служебной лестнице в английской разведке».
Весьма загадочными, если не учитывать общий контекст истории Кембриджской группы, что называется более глубинного плана, представляются ещё два случая. В первом речь пойдёт о Питере Райте. Он был одним из руководителей британской контрразведки, и после побега Бёрджеса и Маклина в Москву настаивал на аресте Филби, Кернкросса и требовал задержать для допросов и заключения в тюрьму ещё целую группу высокопоставленных представителей британской разведки и правительственной администрации, включая барона Виктора Ротшильда. Вот что пишет по этому поводу Ю. Модин: «Питер Райт необычайно гордился своими методами расследования. Несколько позже он хвастливо заявлял, что их контрразведка раскинула такую частую сеть на русских шпионов в Англии, что гарантировала максимальный улов всех подозрительных деятелей. На деле, однако, такие методы обернулись преступной глупостью, потому что единственным их результатом явилось уничтожение ни в чём не повинных людей. Десятки агентов МИ5 и других подобных служб были уволены с работы, опозорены и оскорблены. Одни из них признавались в ошибках, которых вовсе не совершали, а другие, доведённые до предела, покончили жизнь самоубийством. Я считаю, что Питер Райт питал неприязнь не только к советским агентам, что вполне закономерно, но также и ко всем интеллектуалам и профессорам в придачу, особенно к выпускникам Кембриджа. А если выразиться точнее, он проявил презрение ко всему британскому истеблишменту». Достаточно оперативно П. Райт был выгнан с работы, лишён по дисциплинарным условиям полагавшейся ему пенсии, и ему было рекомендовано покинуть пределы Великобритании. Когда он спустя несколько лет собрался издать книгу[835], ему это было строжайшим образом запрещено. Уже написанная работа была отвергнута всеми британскими издательствами и в итоге была издана находящимся в Нью — Йорке австралийским подразделением лондонского издательства Penguinc с запрещением продавать её на территории Великобритании.
Красноречив следующий пример, приводимый Долгополовым. «“Санди таймс”, начавшая в 1968 г. собирать материалы о Филби, столкнулась с немалыми сложностями. Один из руководителей Форин — офиса лорд Чалфонт внушал репортерам: “Вы должны закончить ваши расследования. Здесь таится чудовищная угроза. Этим вы поможете врагу”. Потом Форин — офис убеждал газету, что “она теряет время, потому что никогда не сможет опубликовать свою статью”. Издание пугали тем, что руководство спецслужбы обратится к королеве».