Усилению программно — целевых и даже плановых начал в деятельности ТНК способствовали увеличение доли НИОКР в общей себестоимости продукции и повышение технологического уровня изделий, предназначенных как для корпоративного, так и для потребительского рынка. ТНК в условиях всё возрастающих расходов на прикладную науку, испытательные работы, инженерно — конструкторскую деятельность просто не могли позволить себе убытков, связанных с непрогнозируемой стихией рынка. Эту задачу они решали в двух направлениях. С одной стороны, с 1960‑х гг. вновь активизировались процессы картелизации и раздела рынков. При этом проходили они не в явной, нарушающей законодательства большинства капиталистических стран форме, а на основе соглашений в сфере научно — исследовательских, опытно — конструкторских работ, взаимных патентных уступок и т. п., иными словами, в сферах, в то время мало регулируемых антимонопольным законодательством, позволявших переходить от конкурентной к согласительной, т. е. по сути к планируемой экономике. С другой стороны, именно в 1960‑е гг. родился маркетинг как таковой в сегодняшнем его понимании — как комплекс мер, нацеленных на программирование и фактически принуждение корпоративных и индивидуальных потенциальных потребителей к покупке того или иного изделия. Фактически маркетинг представлял собой неявное проникновение плановых методов в рыночную экономику. При этом в данном случае плановые методы базировались не на административно — властном принуждении, а на психологическом программировании.
В совокупности расширение сферы целевого управления производством вместе со скрытой картелизацией и появлением эффективного маркетинга вели к тому, что ТНК внедряли в мировое капиталистическое хозяйство относительно новый для него планово — согласительный уклад. В 1950–1960‑е гг. происходило последовательное усиление позиций производственного капитала по отношению к финансовому. Этот процесс начал активно развиваться после окончания Второй мировой войны, когда конверсию военной промышленности США и восстановление производства в Западной Европе финансировали в основном не частные банки, а государственные органы. В дальнейшем государственные финансовые источники в основном и оборотном капитале ТНК начинают последовательно замещаться не банковскими, а собственными средствами производственных монополий. Если в 1951–1955 гг. собственные источники финансирования, включающие в себя нераспределённую прибыль, средства, мобилизованные на рынке акций, а в последующем корпоративных облигаций составляли 45 % от совокупных денежных средств корпораций, расходуемых на расширенное воспроизводство, то в 1956–1960 гг. — уже 52 %, в 1961–1965 гг. — 55 %, а в 1966–1970 гг. — все 61 %, т. е. почти две трети.
Ко второй половине 1960‑х гг. ТНК наряду с успехами столкнулись с целым рядом острых проблем, которые накапливались длительные годы и обозначились сразу после завершения периода первоначального послевоенного восстановления. Прежде всего происходило последовательное затухание темпов роста развитых капиталистических стран, особенно заметное на фоне ускорения экономического роста в СССР. Так, за 1950‑е гг. среднегодовые темпы роста стран ОЭСР, исчисленные по динамике внутреннего национального продукта в сопоставимых ценах, составляли 4,1 %, а в 1960‑е упали до 3,5 %. Параллельно снижалась норма прибыли. Так, в книге «Капитализм на исходе столетия», вышедшей в Москве в 1987 г. под редакцией А. Н. Яковлева, можно прочитать: «В секторе нефинансовых корпораций среднегодовая норма прибыли до вычета налогов составляла в 1961–1970 гг. 9,1 %, в 1970–1974 гг. — 7,6 %, а в 1974–1982 гг. — лишь 7,3 %». Представляется, что, хотя сама по себе тенденция в книге указана правильно, расчёты были проведены не слишком корректно.
Наиболее корректный способ исчисления нормы прибыли состоит в отнесении чистой, после уплаты налогов, прибыли к полной стоимости продукции. Все необходимые цифры для этого легко получить из справочного материала к ежегодным посланиям президента США Конгрессу. Расчёты, осуществлённые по указанной выше методологии, дают следующий ряд. Норма прибыли в корпоративном нефинансовом секторе в США в 1951–1955 гг. составляла 9,3 %, в 1956–1960 гг. — 7,1 %, в 1961–1965 гг. — 6,5 %, 1966–1970 гг. — 6,1 %. Согласно данным за 2013 г., она составляет 2,2 %.
Значительные проблемы у ТНК возникли во второй половине 1950‑х — первой половине 1960‑х гг. в так называемых развивающихся странах. Обычно эти проблемы связываются с национализацией целым рядом развивающихся стран, особенно провозгласивших социалистическую ориентацию, предприятий, принадлежащих ТНК. Однако детальный анализ реального исторического материала показывает, что таких случаев было мало. Более того, как ни парадоксально, реальная национализация либо передача значительной доли собственности правительствам развивающихся стран происходили не в государствах, которые традиционно относились к советской сфере влияния, а, напротив, в государствах устойчивых союзниках Запада и, прежде всего, Великобритании и США. В качестве наиболее ярких примеров можно привести соглашение между американскими нефтяными монополиями и саудовской династией по поводу нефтяного гиганта АРАМКО или аналогичное соглашение в Кувейте. Более того, даже в этих случаях де — факто контроль за финансовыми и товарными потоками оставался в руках ТНК, которые продолжали безраздельно господствовать в сфере логистики, инженерного обеспечения и финансирования производств, перешедших в собственность правительств развивающихся стран. В странах же, решивших противостоять британцам или американцам, например, в Иране, попытки национализации завершались крахом. При этом, как было показано в соответствующей части работы, это произошло при косвенном участии СССР.
Главная проблема ТНК в развивающихся странах носила несколько иной характер. Какой именно, подсказывает статистика. Так, норма прибыли на прямые инвестиции американских ТНК в развивающихся странах за период с 1960 по 1970 г. сократилась с 24,3 до 10 %, а в обрабатывающих отраслях промышленности этих стран с 16,3 до 2,4 %. В итоге, например, ТНК США только в 1967–1971 гг. ликвидировали 557 своих зарубежных предприятий, филиалов или списали в убытки прямые инвестиции в развивающиеся страны. Для Великобритании эта цифра в период 1963–1970 гг. составила 487. Главной причиной падения нормы прибыли и убытков от прямых инвестиций в развивающихся странах была обстановка хаоса, насилия и анархии, воцарившаяся в этих странах после ухода колониальных властей и прихода к власти псевдонационально — освободительных движений, руководство которых в своей массе составляли, с одной стороны, искренние патриоты, не имевшие никаких навыков гражданского, а тем более производственного управления, с другой — различного рода авантюристы и коррупционеры. Любопытно, что в тех странах, где к власти пришли национально ориентированные силы, в своём большинстве поддерживавшие тесные отношения с Советским Союзом, международные ТНК не терпели убытков или их потери были значительно меньше. Во многих из этих стран ТНК оставляли или расширяли своё представительство и увеличивали прямые инвестиции.
В 1960–1970‑е гг. ярким примером такого совместного инвестирования со стороны Советского Союза и ТНК были Египет, Алжир и, конечно же, Индия. Кстати, в Индии и Алжире субподрядчиками советских внешнеторговых объединений, осуществлявших сооружение ключевых промышленных, энергетических, транспортных объектов, были крупнейшие ТНК. В 1970–1980‑е гг. лучшим примером взаимовыгодного сотрудничества между СССР и ТНК стала Ангола, где после прихода к власти при решающей помощи кубинских войск просоветского режима ФРЕЛИМО американские нефтяные компании резко нарастили инвестиции и увеличили нефтедобычу на месторождениях Кабинды. Приведённые примеры являются не более чем иллюстрацией и могут быть дополнены длинным рядом других совместных или комплиментарных проектов.
В 1960–1970‑е гг. западные аналитики опубликовали немало основательных работ, анализирующих серьёзные противоречия между преимущественно производственными и преимущественно банковскими ТНК в странах Третьего мира и прежде всего в Латинской Америке. Банковские ТНК в конце 1950‑х и особенно в 1960‑е гг. решительно взяли курс на целенаправленное финансовое разорение ключевых стран Латинской Америки путём затягивания их в безвыходную долговую кабалу. После того как объём государственных задолженностей превышал возможности обслуживания не только тела основного долга, но и процентов по нему, подключался Международный валютный фонд. Последний был готов предоставлять реабилитационные кредиты при условии денационализации промышленности, которую осуществляли банки — кредиторы. Соответственно, частные банки — кредиторы, получив за бесценок инфраструктурные и добывающие предприятия в таких ключевых странах Латинской Америки, как Бразилия, Аргентина, Перу, Колумбия, в последующем стремились втридорога продать и продали эти предприятия производственным ТНК. Кроме того, при банкротстве стран происходило массовое обнищание их населения и в итоге схлопывался внутренний рынок, на котором к концу 1950‑х гт., опять же, безраздельно господствовали производственно — торговые ТНК. В несколько меньших масштабах, чем в Латинской Америке, этот процесс шёл в странах Южной Азии. Таким образом, в 1960‑е гт. в полной мере проявился зародившийся ещё в конце XIX века, с момента принятия антимонопольного Акта Д. Шермана, процесс нарастания противоречий между банковскими и производственными ТНК[1010].
Безусловно, все неангажированные исследования показывают, что, хотя международные банки и производственные ТНК взаимодействовали и были связаны между собой, в послевоенный период произошло размежевание реальных собственников и акционеров этих групп ТНК, и они с каждым годом всё в большей степени стали представлять собой не единое целое, а враждующие группировки.