гих лет была не субъектом терроризма, а его главной жертвой. Арафат рано или поздно сойдёт со сцены, интифада может быть сокрушена или выдохнется, но палестинский национализм не уйдёт, пока живы 5 млн. человек, называющие себя палестинцами[1088]. Следующего Абу Нидаля, возможно, нельзя будет обратить против собственного народа с той же лёгкостью.
Арабские государства сурово обошлись с палестинцами по причине своей слабости, так как не смогли защитить их от Израиля. Одна из причин ненависти арабских лидеров к ООП — то, что она неприятно напоминает им об их слабости. Израиль, со своей стороны, сурово обошёлся с палестинцами по причине своей силы, так как обуздать его было некому. Многие из сопутствующих проблем порождены победой Израиля в 1967 г., когда он стал имперской державой, более сильной, чем все соседи вместе взятые. Одним из первых то, что колонизация миллиона или более арабов пойдёт Израилю во вред, отметил еврейский историк русской революции Исаак Дёйчер, процитировав горькую немецкую фразу Man каnn sich totsiegen — «Можно победоносно загнать себя в могилу». Карьеры Абу Нидаля могло бы не быть, если бы в 1974 г. Израиль был готов на переговоры с ООП.
«С годами я пришёл к выводу, что долгосрочная безопасность Израиля заключается не в сокрушении палестинского национализма и ООП, а к соглашению с ними. Небольшое палестинское государство на границах Израиля вовсе не будет угрожать ему, а укрепит, обеспечив полное вхождение в ближневосточную семью» (с. 322). Хотя арабы хотят мира, они никогда не примут двух вещей — постоянного угнетения и рассеяния палестинского народа и постоянного доминирования Израиля в регионе. Стабильный мир между Израилем и его соседями может опираться лишь на баланс сил, а в конечном счёте — на добрососедство. Безопасность Израиля нельзя бесконечно поддерживать за счёт небезопасности его соседей.
«Читатели должны сделать собственные выводы об Абу Нидале, учитывая, что у Абу Айяда и его союзников в ФАТХ были все основания подозревать его и Израиль — двух своих главных врагов — в сговоре. Если, несмотря на его преступления, его сочтут палестинским “патриотом”, тогда он доказывает, как конфликт низвёл стремление палестинцев вернуть себе родину до бандитизма. Если же Абу Айяд и другие правы, что он — инструмент Израиля, тогда он выступает доказательством политической и моральной порочности, в которую погрузились Израиль и его арабские коллаборационисты» (с. 323–324).
Политика Ватикана в период перехода и утверждения неолиберальной стратегии (середина 70‑х годов XX — начало XXI века)
О. Н. Четверикова
1
Во второй половине 1970‑х гг. в западном мире происходят глубокие перемены. В социально — экономическом и внутриполитическом плане они характеризовались переходом к неолиберальному курсу, означавшему постепенный демонтаж государства «всеобщего благоденствия», а в международных отношениях — обострением холодной войны, вызванным новьм курсом американского руководства на жёсткое противостояние с Советским Союзом. Эти изменения совпали со сменой власти в Ватикане, где в 1978 г. после 30-дневного правления папы Иоанна Павла I к власти приходит Иоанн Павел II. Стремясь к укреплению авторитета Ватикана как религиозной и политической силы, новый папа задействовал все возможности для усиления своего влияния на мировую политику, взяв чёткий курс на укрепление союза с атлантизмом.
Церковь в этот период находилась в состоянии внутреннего кризиса и крайнего обмирщения, что было следствием реализации тех обновленческих решений, которые были приняты на Втором Ватиканском соборе (1962–1965). Главным результатом их стало утверждение религиозного плюрализма и терпимости, приведшее к тому, что католическое учение стало приобретать всё более размытый характер, а среди части католиков стал распространяться религиозный индифферентизм. Попытки церкви соответствовать духу времени и новым потребностям общества не нашли понимания у светской его части и обернулись потерей ею авторитета и уважения со стороны самих верующих. Обострились внутрицерковные разногласия, а также усугубилась поляризация между прогрессистами и традиционалистами как в области теологии, так и в области политики.
В результате начавшихся перемен уже в конце 1960‑х гг. церковь впала в состояние внутреннего кризиса, ускорившего дехристианизацию западного общества, обусловленную его экономической модернизацией и индустриализацией. Наиболее же опасным явлением стали те изменения, которые происходили в сфере теологических размышлений под влиянием утверждавшейся религиозной терпимости, с провозглашением которой церковь стала допускать серьёзные отступления от христианской веры.
Рассматривая в качестве своего главного противника материалистический атеизм и коммунизм и поставив перед собой задачу добиться возвращения религии в западное общество, Иоанн Павел II провозгласил «новую евангелизацию» Европы и всего мира, направленную на восстановление католических ценностей и позиций церкви не только в частной, но и в общественной сфере. Его ближайшими сподвижниками в этом деле становятся кардинал Ратцингер, возглавивший Конгрегацию по делам доктрины веры, и кардинал Казароли, ставший во главе Государственного секретариата. Они выступали с твёрдо консервативных позиций в области морали и нравственности, не приемлющих никаких прогрессистских либеральных тенденций.
Внутренняя программа понтифика была направлена на устранение идейной неопределённости и достижение твёрдого единства вероучения, что предполагало соответствующие дисциплинарные взыскания в отношении «уклоняющихся» от пастырского внушения. Особо жёсткие меры применялись к сторонникам «теологии освобождения», крайне популярной в эти годы в Латинской Америке. Ратуя за возвращение доктринального единства, кардинал Ратцингер ограничил полномочия епископальных конференций исключительно практическими вопросами, лишив их права заниматься теологией, в результате чего на смену епископальной коллегиальности, рассматривавшейся как одно из главных достижений Второго Ватиканского собора, пришли авторитаризм понтафика и централизм Римской курии.
Главной опорой папы с самого начала его правления становятся интегристские (то есть консерватавные) организации и новые католические движения традиционалистской направленности, объединяющие мирян, стремящихся внести духовность в свою повседневную жизнь. Они были призваны сыграть определяющую роль в восстановлении позиций католицизма. Речь идёт в первую очередь о таких организациях, как орден «Опус Деи», «Легионеры Христа», движение фоколяров, «Общность и Освобождение», «Ковчег», Община Св. Эгидия, неокатехуменаты, «Дочери милосердия», различные французские движения «харизматаческого обновления», вдохновлённые американским протестантизмом[1089]. Последние были названы Иоанном Павлом II «новой весной церкви», и именно им он отдавал предпочтение, отодвинув на второй план классические ордена[1090]. Папа пытался нормализовать отношения и с традиционалистским Братством Пия X, не признававшего решения Второго Ватиканского собора. Однако, когда его глава Лефевр, чувствуя приближение смерта, рукоположил без санкции папы четырёх епископов для сохранения возможности рукоположения новых священников — традиционалистов, Иоанн Павел II отлучил их всех от церкви. Братство не признало законность этого отлучения и продолжало считать себя частью Римско — католической церкви.
Между тем «мозгом и сердцем» католицизма, ставшим определять новую политику Ватикана и деятельность церкви в целом, становится «Опус Деи», оттеснивший на второй план орден иезуитов, который на протяжении четырёх веков играл ключевую роль в обеспечении контроля над сознанием западных элит. Это стало возможным в силу уникальных особенностей данной организации, до такой степени засекреченной, что в Испании, откуда она родом, её называют «белой мафией».
Созданный в 1928 г. испанским священником Хосемарией Эскрива де Балагером (1902–1975) в условиях франкистской Испании, «Опус Деи» явил собой принципиально новый тип орденского объединения, будучи первой секулярной организацией католической церкви, утверждённой указом Пия ХП 1947 г. Кроме духовенства он включает в себя и мирян, которые могут «обрести святость» в мирских будничных делах, выполняя совершенным образом свои профессиональные обязанности.
Эта устремлённость на успех в миру обусловила изначальный интерес ордена к экономике, банковскому делу, к участию в государственных органах власти (при формально декларированном аполитизме), а также то особое внимание, которое он уделяет школам, университетам, центрам по подготовке менеджеров, экспертов по финансам и пр. Именно технократы и политики, связанные с «Опус Деи», сыграли решающую роль в трансформации экономики и государственных структур Испании в 1960–1970‑е гг. после выхода страны из международной изоляции, приспособив её к западноевропейским стандартам. Так что использование современных технологий для «всеобщей мобилизации мирян» (как выразился преемник Эскрива Альваро де Портильо в 1982 г.) стало главным новшеством ордена, разработавшего стратегию, исходящую из старого принципа: «Кто управляет страной, определяет её религию». Поэтому главным объектом интереса ордена являются аристократы, интеллектуалы и деньги[1091].
Многие исследователи определяют учение Эскрива как католический вариант кальвинизма. Вместе с тем некоторые еврейские источники указывают на его близость к иудаизму. Это, например, утверждает Анхель Крейман, бывший главный раввин Чили и вице — президент Всемирного совета синагог, являющийся сотрудником «Опус Деи»[1092]. В своём выступлении на посвящённом Эскрива конгрессе, состоявшемся в Риме в 2002 г., он, в частности, заявил: «Многие идеи Хосемарии Эскрива вызывают в памяти талмудические традиции и демонстрируют его глубокое знание мира евреев, а также его страстную любовь, о которой он открыто говорил, к двум евреям — Иисусу и Марии… Более всего его учение уподобляется иудаизму в призыве к людям служить Богу своей созидательной работой, каждый день совершенствовать мироздание (в каббалистической доктрине — Tikkun Olam, «восстановление мира» путём совершенствования работы»)