[186]. Сетовал, что многие конгрессисты «свернули с тернистой тропы революции на усыпанный розами путь конституционализма»[187], а это не только отвлекло их от борьбы за свободу, но и поощрило авторитаризм: «Гандисты почувствовали вкус власти и стремятся монополизировать её на будущее»[188]. Бос «олицетворял те силы в рядах конгрессистов, которые играли роль своеобразного возбуждающего фермента и не позволяли увязнуть Национальному конгрессу в болоте соглашательства и бессильного конституционализма»[189]. Хотя обратной стороной бывали излишняя прямолинейность и максимализм Боса.
18 марта «Маццотту» в сопровождении немецкого инженера и двух других спутников вывезли ночью на автомобиле из Кабула через Гиндукуш к афганосоветской границе. Прибыв в Самарканд, Бос и его спутники сели в поезд на Москву. В советской столице с Босом обошлись как с важным визитёром и проводили в немецкое посольство на встречу с послом (1934–1941) Вернером фон дер Шуленбургом. Однако если революционер Махендра Пратап в 1918 г. был принят Л. Д. Троцким, а в следующем году — В. И. Лениным, то Босу ни с одним советским руководителем повидаться не удалось. Есть версия, что советское правительство не могло дать положительный ответ на предложение Коминтерна об официальном визите Боса, так как Британия, напуганная сближением двух континентальных держав (СССР и Германии), разработала в 1940 г. план бомбить нефтяные промыслы Баку[190] (а также Грозного). В этих условиях раздражать Британию ещё сильнее было рискованно. Поэтому Бос провёл в Москве всего несколько часов и вечером 31 марта его проводили на Белорусский вокзал и посадили в поезд на Берлин.
Таким образом, не собираясь таскать для Райха каштаны из огня, Советский Союз просто выполнил его просьбу пропустить индийского политика. Оказать посильную помощь антибританскому диссиденту было в интересах и самого СССР: ведь помогали британцы басмаческому движению в 1920‑е гг. Так в 1887 г. редактор «Московских ведомостей» Михаил Никифорович Катков (1818–1887) в пику Британии добился от властей разрешения приехать в Москву последнему саркару (правителю) сикхского Панджаба Далипу Сингху (1838–1893), который ещё в 1849 г., ребёнком, был свергнут Ост — Индской компанией. Влиятельный журналист рассудил: если Лондон даёт убежище русским революционерам, таким как Пётр Алексеевич Кропоткин (1842–1921), почему бы не делать то же в отношении его врагов?[191]
Стоит подчеркнуть, что, совершив побег из Индии, Бос первоначально рассчитывал оказаться не в Германии, а именно в СССР, на помощь которого надеялся вдвойне — по соображениям геополитики и идеологии. Во — первых, Советский Союз нависал над Индией географически, и вторгнуться с армией освобождения было бы всего удобнее с его территории. Во — вторых, эта страна не только имела давние традиции вражды с Британской Индией (в имперский период), но и выступала теперь крупнейшей антиимпериалистической силой в мире. Однако после неудачи с Советским Союзом выбор у беглеца был невелик.
Когда Субхас благополучно добрался до Европы, Сарат, навестив уже смертельно больного Тагора, открыл ему правду о побеге брата и его целях. Под впечатлением от услышанного Тагор в одном из своих последних рассказов — «Опозоренный» («Bodnām», 1941 г.) — описал путешествие одинокого странника, который пробирается через Афганистан в поисках свободы.
Кроме желания следить за ходом войны вблизи и мобилизовать против британцев индийских военных и гражданских лиц за рубежом Бос назвал ещё одну причину приезда в Германию: в случае её сепаратного мира с Британией дать Индии громкий голос за столом переговоров. Опасался, что иначе его Родина сделается пешкой в борьбе новых имперских держав со старой. Правда, Гитлер предпочитал расовую солидарность «нордических народов» союзу с теми, кого называл азиатскими фокусниками. Он всегда питал слабость к Британской империи и восхищённо видел в ней реализованный проект господства над «низшими расами», с которого Германии не зазорно брать пример. Собственно, именно вековой опыт британского Раджа с его идейными установками и методами поддержания господства больше, чем что — либо другое, вдохновил германский Райх на планы колонизации Восточной Европы[192]. (Кстати, родственны сами эти слова: санскритское Rāj и немецкое Reich происходят от протоиндоевропейского корня reg — «выправлять, править».) Недаром любимым фильмом Гитлера была голливудская картина «Жизнь бенгальского улана» (1935) о долге британского офицера среди враждебных пуштунов.
Все пишущие о Босе историки не могут обойти моральную проблему: оправдывала ли его цель средства? Многие авторы настаивают, что, принимая помощь от держав «оси», Бос запятнал свою репутацию, так как игнорировал их злодеяния, одержимый лишь идеей свободы для собственной страны. Другие авторы (как правило, индийцы) не делают на этом акцента, ограничиваясь констатацией принятия Босом такой помощи. Для третьих, тоже прежде всего соотечественников, действия Боса заслуживают похвалы без всяких оговорок, ибо Индия превыше всего. Проблема восточного коллаборационизма, т. е. сотрудничества лидеров ряда стран Азии с нацистским блоком в годы Второй мировой войны с целью избавиться от ярма колониализма, сложна и неоднозначна. Мировоззрение этих людей было сформировано десятилетиями имперского гнёта, хуже которого они ничего не видели и не знали. Для Боса образцом зверств служили Амритсарская бойня 1919 г. и другие жестокие подавления мирных акций гражданского неповиновения в Индии. Именно это было в его глазах тем, чем для европейцев стали Аушвиц, Бабий Яр и Орадур, а для китайцев — Нанкинская резня и другие преступления японской военщины. Неслучайно британский писатель Джордж Оруэлл (1903–1950) накануне войны счёл правомерным вопрос: может ли индиец в обстановке насаждаемых метрополией двойных стандартов быть надёжным антифашистом?[193]
Бос давно решил, что враг его врага — его друг. Выступая в Берлине в декабре 1941 г. перед группой соратников, он разъяснит свою позицию: «В принятии такого предложения помощи от кого — либо нет ничего ошибочного. Международная история полна таких примеров. Империя, над которой “никогда не заходит солнце”, выпрашивает сейчас помощи у всех подряд… мы примем разумную поддержку от тех врагов нашего врага, кто предложит её без всяких условий и возьмётся соблюдать наше право на равенство»[194]. В глазах Боса немецкие нацисты и японские милитаристы были не лучше, но и не хуже британских империалистов. Он не питал (или почти не питал) иллюзий в отношении держав «оси», но считал, что союз с ними — единственный шанс попытаться сбросить иго Британии с помощью сопоставимых с ней по силе держав (отсюда же — надежды на СССР). В противном случае Индия так и будет обречена бороться с метрополией один на один и оставаясь на коленях. Не оправдывая выбора Боса, следует понимать, что им двигало.
Прибыв в Берлин, Бос был размещён в гостинице «Эксельсиор», куда к нему из Вены приехала жена, взяв годичный отпуск (она работала на почте). На следующий день после приезда, 3 апреля 1941 г., Боса принял директор политического департамента МИДа и штандартенфюрер СС Эрнст фон Вёрманн (1888–1979). 9 апреля индийский гость представил правительству Германии план сотрудничества между державами «оси» и Индией, где наметил конкретную программу действий. В Европе предложил учредить Свободное индийское правительство, с которым державы «оси» заключили бы договор. Это должно было убедить индийский народ, что в случае их победы независимость его гарантирована. Предложил наладить радиовещание на Индию с призывами к населению подниматься против властей. В Афганистане автор меморандума рекомендовал основать центр для поддержания связи Европы с Индией. В Зоне племён[195] агенты Боса должны были инициировать нападения на британские военные базы, отправить туда военных советников, основать там пропагандистский центр и радиостанцию. В самой Индии предлагалось инструктировать агентов и «членов нашей партии» (по — видимому, Форвард — блока и идейно близких ей организаций) «наносить максимально возможный вред британским властям Индии»[196]. Их работа состояла бы в «интенсивной пропаганде с призывом к индийскому народу не давать британскому правительству ни одного солдата и ни одной рупии»[197]; поднимать на бунт индийский личный состав армии; организовывать забастовки на фабриках военного значения; вести подрывную деятельность на железнодорожных мостах и других объектах; организовывать выступления гражданского населения, что мыслилось ступенью к всеобщей революции. Средства на всю эту деятельность должны были выделить страны нацистского блока. С самого начала Бос дал понять, что все такие средства будут рассматриваться как заём Свободному индийскому правительству, который после войны будет погашен, чтобы независимая Индия ничего никому не была должна.
С Британской империей Бос призвал державы «оси» поступить так же, как сама она в 1918–1919 гг. поступила с Австро — Венгерской и Османской империями. «Если отплатить Великобритании её собственной монетой, то следует полностью разрушить Британскую империю и освободить страны, находящиеся сейчас под британским ярмом»[198]. Автор меморандума заверил читателей, что эта империя уже клонится к упадку, а угнетённые ею народы пробуждаются. «Понадобилась война, такая как нынешняя, чтобы раскрыть миру тот факт, что могучий британский лев на деле не так силён, как кажется, а лапы у него глиняные… Когда начался внутренний упадок, а разные части империи стали бороться за независимость, другие западные нации быстро развивались в областях науки, промышленности, методов ведения войны и т. д., и Великобритания была не способна угнаться за ними. Для проницательного наблюдателя было совершенно ясно, что Британская империя обречена и для её быстрого падения требуется лишь международный конфликт»