Хотя Чиано в записи дневника от 6 июня 1941 г. отметил, что «ценность этого юнца пока неясна»[211], возвращаться в Берлин Бос не торопился. Так он сигнализировал немцам, что у итальянцев встретил больше понимания. И всё же вернуться пришлось: сознавал, что Италия — младший партнёр нацистско — фашистского тандема. По возвращении Бос без обиняков заявил Вёрманну, что симпатии индийского народа в германо — советской войне определённо на стороне СССР, поскольку агрессором индийский народ считает Германию и для него она становится ещё одной опасной империалистической державой. Говорить такое чиновникам Райха никто не осмеливался даже в частных беседах. Однако в немецком посольстве в Риме уже уяснили себе, что Бос не льстец, пожаловались Вёрманну, что работать с ним трудно, и рекомендовали до поры держать его в нейтральной стране вроде Швейцарии. В письме Риббентропу от 15 августа 1941 г. Бос выразил ту же идею: если декларации о свободе Индии не будет, то чем ближе немецкие армии будут подходить к Индии, тем враждебнее к Германии будет становиться индийский народ. Вёрманн сопроводил письмо Боса комментарием, в котором назвал декларацию весьма желательной[212]. То, что Бос почти всегда говорил, что думает, он доказал ещё в Индии, не страшась открыто критиковать самого Ганди. Теперь не делал секрета из того, что, если Германия ему не поможет, выпрашивать ничего не будет, а вернётся на индийскую границу и станет бороться как умеет.
Стряхнув охватившую его после 22 июня депрессию, Бос продолжил работать. Вообще, как показывает вся его жизнь, рук он не опускал никогда. Активные молодые индийцы, команду которых он собрал, различались по идеологическим убеждениям, но все были преданы делу индийской свободы. В группу входили упомянутый журналист — коммунист А.К. Н. Намбийяр из Кералы, инженер компании Siemens Н. Г. Свами из Тамилнаду, учившийся на инженера студент Абид Хасан (1911–1984) из Хайдарабада и другие. Бос напомнил соратникам, что, хотя Ленин был противником немецкого «кайзеризма», во время Первой мировой войны он использовал Германию как базу для своей деятельности.
Именно в Берлине Бос получил от соратников почётное прозвище, которое сделалось его политическим именем. Как вспоминал один из них, Гириджа Канта Мукерджи (1905–1974), соратникам казалось плохим тоном называть руководителя «мистер Бос» или «Бос сахиб»[213], поскольку он был для них кем — то большим, чем просто соотечественником. Так родилось прозвище Нетаджи, Уважаемый вождь (хиндустани netä «вождь», «лидер» плюс уважительная частица — ji). Правда, некоторые индийцы под впечатлением от фигуры вождя в нацизме вкладывали в это прозвище значение термина Führer и даже предложили ввести клятву верности лично Босу. Предполагалось, что те, кто принесёт её, составят некий внутренний, приближённый круг. Однако выросший в демократической атмосфере ИНК Бос идею такой клятвы отверг[214]. Под прозвищем Нетаджи он и вошёл в историю Южной Азии, как Тилак — под прозвищем Локаманья (Принятый народом), Ганди — Махатма (Великая душа), Дас — Дешбандху (Друг страны), Мотилал и Джавахарлал Неру — Пандит (Учёный брахман), Патель — Сардар (Предводитель), Джинна — Каид — и–Азам (Великий вождь).
Сдвиги в индийской политике Германии, к которым призывал Бос, наметились осенью 1941 г., а импульс дала Италия. В октябре в Риме был учреждён Центр Индии, который возглавил бывший коммунист панджабец — мусульманин Мухаммад Икбал Шедаи (1888–1974). С началом боевых действий в Северной Африке Италия задействовала его в пропаганде среди индийских военнослужащих британской армии. Именно Шедаи набрал среди попавших там в плен индийцев первых добровольцев, готовых обратить оружие против недавних хозяев.
Итальянская инициатива заставила немцев шевелиться. Фон Тротт съездил в Рим и договорился координировать политику в отношении Индии. Правда, у Боса с Шедаи сразу не заладилось: панджабец поддерживал идею Пакистана да ещё, в отличие от аскетичного Боса, был бонвиваном[215]. Позднее под давлением Берлина и Токио итальянцы отстранили Шедаи от радиовещания на Индию.
2 ноября 1941 г. в Берлине в районе Тиргартен (где размещались все иностранные посольства) по адресу Лихтенштайн — аллее, 2а, открылся Центр свободной Индии (хиндустани Äzäd Hind Sangh, нем. Zentrale Freies Indien). Германский МИД наделил этот орган статусом дипломатической миссии, а Боса — привилегиями посла независимой страны (хотя по документам он по — прежнему проходил под фамилией Маццотта)[216]. Деятельность центра немцы финансировали щедро. Так, его сотрудники имели рацион, вчетверо превышавший рацион простого немца, и снабжались товарами, недоступными «средней публике»[217].
Обсуждая с соратниками будущее устройство Индии, Бос уделил внимание символике. В качестве национального флага был просто принят шафраново — белозелёный «флаг свараджа» ИНК (использовался с 1931 г.); после обретения страной независимости в 1947 г. он станет её государственным флагом. Национальным гербом Бос выбрал тигра в прыжке — эмблему врага британцев правителя Майсура Типу Султана (правил в 1782–1799 гг.). Как более воинственный символ, тигр заменил собой давно принятую Конгрессом прялку (чаркха), хотя в Юго — Восточной Азии Бос к ней вернётся. Правда, после независимости и тигр, и прялка уступят место колесу (чакра) древнеиндийского императора Ашоки (правил в 273–232 гг. до н. э.) из династии Маурьев. Гимном Нетаджи выбрал песню Тагора «Джана — ганамана» (бенг. «Джоно — гоно — моно», «Душа народа»), написанную в 1911 г. и впервые исполненную тогда же на Калькуттской сессии ИНК; сегодня она служит государственным гимном Индии. Показательно, что в качестве гимна Бос отклонил другую популярную националистическую песню — «Ванде Матарам» («Преклоняюсь перед тобой, Мать») бенгальского писателя Бонкимчондро Чоттопадхьяя (1838–1894): она прославляет Индию в образе индуистской богини, а Бос не забывал мусульман. Национальным приветствием он сделал фразу «Джай Хинд!» («Да здравствует Индия!»); в 1947 г. эти слова тоже будут приняты в качестве национального лозунга. Решения о гимне и приветствии говорили о хорошей политической интуиции Боса. Их называют частью его наследия для независимой страны.
Ещё в июле Бос с Эмили перебрались из гостиницы в бывший дом американского военного атташе в берлинском пригороде Шарлоттенбург. Работал Бос так же, как в Индии, по ночам, редко вставал раньше 11 утра, после обеда шёл в свой центр. Часто выезжал по делам в Париж, Вену, Рим и другие европейские города. Отношения с женой, правда, омрачались ссорами по политическим мотивам, так как Эмили не нравились левые взгляды Боса. Она была весьма консервативна и поддерживала фюрера, тогда как Бос не скрывал неприязни к нему и называл его «твой Гитлер». Правда, важные дела супруги обсуждали на прогулках, зная, что в доме могут быть подслушивающие устройства гестапо.
Помогая мужу, Эмили переводила на немецкий его книгу. В Германии Бос доработал и расширил её, поэтому в окончательном виде она называется «Индийская борьба, 1920–1942 гг.». Правда, в годы войны книга вышла только на итальянском: её издал (в 1942 г.) Итальянский институт Ближнего и Дальнего Востока. Позднее английская рукопись была получена от Эмили из Вены и опубликована сначала в Лондоне, затем в Индии. Автор разделил книгу на две части: в первой изложил историю национального движения в Индии, дополнив её событиями после 1934 г., а вторую часть составил из своих важнейших речей и записок.
Вновь скромно умолчав о себе, Бос почти сразу перешёл к началу войны. Осудил Джинну за несотрудничество с ИНК в общем деле освобождения страны, а идею Пакистана назвал «фантастическим планом и непрактичным предложением», ошибочно считая её инициаторами британцев[218]. Осудил и позицию Конгресса, который не собирался воспользоваться трудным положением Британии и продолжал рассчитывать на компромисс. Свой побег из Индии объяснил так: «Было бы грубой политической ошибкой оставаться бездеятельным в тюрьме, в то время как история вершилась в другом месте»[219]. Изложение событий завершил резолюцией Конгресса «Вон из Индии!» (см. ниже) и репрессиями властей. Вторую часть книги составили такие документы, как совместный с Пателем — старшим манифест 1933 г. и меморандумы немецкому правительству 1941 г.
Одним из направлений деятельности Боса в Германии стало воплощение в жизнь идеи Индийского легиона. Ещё в 1940 г. Абвер, рассчитывая устроить диверсии на индо — афганской границе, набрал 90 индийцев для обучения по программе спецназа в тренировочном лагере Мезериц под Гамбургом. Бос посетил этот лагерь и просил командование расширить масштабы проекта. Посетил и лагерь в Аннабергс в Саксонии, где содержались военнослужащие — индийцы, взятые в плен в Северной Африке. Кстати, в Германии Бос, подчёркивая военное время, сменил обычный костюм на строгую одежду чёрного цвета с воротником под горло и такого же цвета шапочку конгрессистского типа.
Как сказано выше, у индийских патриотов существовала давняя традиция надежд на Россию. Однако не только на неё. Несколько позднее, с Первой мировой войны, схожие надежды стали возлагать на Германию. Видя, что у их колониального хозяина появился ещё один могущественный враг, антибритански настроенные индийцы объявились в Берлине и вступили в контакт с властями. До известной степени интерес был взаимным: Германия подумывала нанести противнику удар в сердце его афро — азиатской империи. Поэтому уже в 1914 г. немецкое правительство разрешило учредить Берлинский комитет индийских националистов, и канцлер (1909–1917) Теобальд фон Бетман — Гольвег подписал с ним договор о предоставлении финансовой помощи. В 1915 г. немецкие агенты перебрасывали оружие революционным организациям Индии, таким как панджабский «Гхадр» (араб. «Восстание»), которые готовили вооружённые выступления в Лахоре, Калькутте и Бирме (все они были сорваны). В 1915–1916 гг. немецкая дипломатическая миссия Оскара фон Нидермайера (1885–1948) — Отто фон Хентига (1886–1984) в Кабуле пыталась толкнуть афганского амира Амануллу напасть на Индию (тоже не удалось)