Все, кто их читал, когда ещё никаких фильмов не было, скажут в один голос: киношники потом всё переиначили. Ведь Бонд — это серьёзный, думающий человек; он за всю предыдущую службу убил всего двоих и вот до сих пор переживает; у него иногда в критических ситуациях потеют ладони от страха; он отнюдь не богат и в казино на свои деньги не играет; всех спецсредств для защиты у него — любимый пистолет в замшевой кобуре за поясом (а вовсе не под мышкой); после серьёзных стычек с противниками ему случается неделями отлёживаться на больничной койке, с безобразными шишками и кровоподтёками на лице, в гипсе, беспомощным; автомобиль у него — вообще свой личный подержанный огромный, слегка допотопный кабриолет; да и вообще его крёстный отец (Ян Флеминг), по его собственному признанию, в первых романах ещё пытался подражать психологическому стилю Грэма Грина…
Но всё же самая вопиющая и нечестная выдумка киношников — это, конечно же, якобы неутомимые подвиги Бонда — ловеласа в постели; потому что на самом — то деле — не было ни подвигов, ни вообще такого Бонда.
В первых шести романах — которых в общей сложности всего — то двенадцать — у Бонда только 5 (пять) подруг, по одной в каждом романе, кроме третьего. Героиня же третьего романа[564] Гала Бранд так и остаётся всего лишь мужественной соратницей в смертельно опасном предприятии и на последней странице, сама того не подозревая, разбивает Бонду сердце: он собрался ей в любви признаться и обсудить виды на совместную семейную жизнь, а она возьми да и выдай ему с самым радостным видом упреждающее сообщение, что прямо завтра идёт под венец с вот этим добрым парнем; счастливчик как раз стоит рядом и смущённо улыбается.
В четырёх из остальных первых пяти романов Бонд точно так же постепенно, искренне и глубоко влюбляется. Во втором хронологически случае — в романе «Живи и дай умереть» (Live and Let Die) — вообще до слёз, первых со времён далёкого детства.
В трёх из этих четырёх романов Бонд тоже намеревается жениться. Как минимум в одном случае (мы о нём узнаём из следующего романа) подруга Бонда Тиффани Кейс[565] даже переезжает из родных Штатов к нему в Лондон, и они несколько месяцев живут весьма счастливо, хотя до свадьбы дело у них дойти так и не успевает: девушку «уводит» её соотечественник — американец.
К тому же во всех ситуациях, когда у Бонда с этими его пятью женщинами в шести романах случались интимные отношения, он с ними не сексом для развлечения занимался, а именно любовью, причём обоюдной и сильной. Да и оказии эти возникали даже не в каждом из шести, а только в четырёх романах: Гала Бранд «другому отдана», а с недотрогой Солитер из «Живи и дай умереть» Бонд, на последней странице всё ещё прикованный к больничной койке и ни на что физическое после перенесённых истязаний пока не способный, только мечтает о грядущем после поправки «полном страсти отпуске» (passionate holiday). Всего же событий в постели в первых шести романах происходит меньше, чем нужно пальцев на руках, чтобы их пересчитать; да и даже те, что случились, большей частью только со строгой застенчивостью упомянуты.
И это называется заядлый ловелас, неисправимый повеса?
Только в пятом по счёту романе впервые проскальзывает, что в строго засекреченном личном деле Бонда, в графе «Пристрастия» записано: «выпивка, но в меру; женщины». Только в седьмом по счёту романе Бонд впервые позволяет себе секс ради секса — по одному разу в начале и в конце. И, наконец, только в восьмом по счёту романе Бонд уже ведёт себя примерно так, как и пристало ставшему ныне каноническим персонажу. Но этот восьмой роман и есть «Шаровая молния», к созданию художественных образов которого Ян Флеминг практически непричастен…
К сказанному остаётся добавить, что сам Флеминг был знаменит своим отрешённым, пренебрежительным отношением к женщинам — коих у него за многие холостяцкие годы перебывало, действительно, немало[566] — и даже вроде бы имел слегка садистские наклонности в сексе. Но всё же это только одна сторона медали. А другая выглядит так.
В 22 года, заканчивая учебную стажировку в Женеве, Ян Флеминг собрался жениться. Причём намерение у него было то же, что от романа к роману выказывал его литературный герой: он собрался жениться по любви. Избранницей стала обаятельная юная швейцарка Моник Паншо де Боттон. Мать Моники, Симона, даже изваяла бюст возлюбленного своей дочери. Посреди всего этого счастья молодого Яна нисколько не заботило, что семья Паншо де Боттон хоть и была весьма зажиточна, но все — таки не настолько, чтобы быть причисленной к мировой элите.
А вот его мать эта деталь взволновала. Мама Эви — Эвелина Флеминг, в девичестве де Сент — Круа Роуз — была вхожа в лучшие лондонские дома вплоть до королевского дворца и имела славу волевой, даже упрямой дамы; непредсказуемой и темпераментной богемной красавицы; светской львицы. Считается, что это из — за ее чрезмерно амбициозной требовательности к сыновьям не унимались подростковые комплексы Яна (он слыл в юности замкнутым, способным на неожиданные выходки подростком). Ну а когда Ян собрался жениться на «безродной» — Эви просто взорвалась. Безжалостными интригами, в том числе весьма бесчестной угрозой лишить Яна денежного пособия, она его грядущий брак по любви в конце концов расстроила.
С тех пор и пропало в нём, в глазах знавших его людей, романтическое отношение к женщинам. Хотя, если судить по его книгам, в душе он ещё долго оставался прежним и любовь к юной Моник сохранил на всю жизнь. Незадолго до смерти, в своём предпоследнем романе он впервые упомянул родителей Джеймса Бонда. Мать агента 007 он сделал швейцаркой и назвал Моник Делакруа. Попросту — к национальности и имени любимой женщины добавил обыгранную девичью фамилию матери[567]. И тем воссоединил главных непримиримых соперниц в своей жизни; теперь уже навсегда.
A Free Agent
Биографическая справка
Лорд (виконт) Альфред Милнер (1854–1925). Не будучи дворянского происхождения (титул виконта он получил за долгую и верную службу на благо империи), Милнер сделал тем не менее блестящую карьеру в колониальной администрации, где довольно быстро заработал репутацию добросовестного и эффективного государственного служащего. В 1897–1905 гг. он — губернатор Капской провинции, Верховный комиссар в Южной Африке, первый губернатор завоёванных в результате Второй англо — бурской войны Трансвааля и Колонии Оранжевой реки.
После 1905 г. и ухода с государственной службы занял пост председателя Rio Tinto Zinc (гигантская горнодобывающая корпорация, созданная фирмой Хью Мэтисона, племянника Джеймса Мэтисона[568], и затем переданная под контроль дома Ротшильдов), директор Joint Stock Bank (один из крупнейших в Англии в то время, предшественник Midland Bank, который со временем вошёл в состав The Hongkong and Shanghai Banking Corporation, — банка, созданного в Гонконге шотландцами — торговцами опиумом, ведущую роль в котором играли и играют партнёры Флемингов Ротшильды и Кизики).
Дом Keswick (произносится «Кизик») — наследники Вильяма Джардина и титула Тай — Пэна в Гонконге. Первым в длинной череде представителей шотландского дома Кизиков в Гонконге и Шанхае был Вильям Кизик — внучатый племянник Вильяма Джардина.
Кизики до сих пор контролируют концерн и руководят им. При этом они — давнишние и ближайшие партнёры Флемингов, с которыми в 1970 г. даже учредили на паях Jardine Fleming, первый в Азии деловой банк европейского образца.
Питера и Яна Флеминг с Кизиками их поколения связывала, помимо тесных деловых связей их домов, многолетняя личная дружба. Среди них Джон Кизик (1906–1982) — Тай — Пэн (1952–1956) и Президент Китайско — британского торгового совета (1961–1973), за заслуги перед Империей удостоен рыцарского звания (и, соответственно, правильно его называть «сэр Джон» или «сэр Джон Кизик»). Во время войны служил при британской миссии в военной столице Китая Чунцине в качестве представителя правительственного ведомства, отвечавшего за осуществление диверсий и саботажа (Ministry of Economic Warfare), и восточного отделения его оперативного подразделения — Управления по особым операциям (Special Operations Executive — SOE; одновременно его старший брат Вильям руководил в Лондоне всей этой службой и в этом качестве тесно взаимодействовал с Яном Флемингом).
В 1943 г. Джон Кизик был переведён в штаб верховного командующего британскими силами в Юго — Восточной Азии лорда Маунтбаттена, где служил вместе с Питером Флемингом, который в штабе Маунтбаттена руководил службой стратегической дезинформации. Один из биографов Яна Флеминга, повествуя о его очередной поездке по свету в 1959 г. — официальной целью поездки считался сбор материала для написания сериала об увлекательных городах — и рассказывая о его пребывании по этому случаю в Китае, сообщает, что в Гонконге Флеминг остановился в доме близких друзей своего брата Питера: Хью и Дианы Бартон (Hugh and Diana Barton). Про Бартона биограф Флеминга написал:
Будучи президентом легендарного дальневосточного торгового дома «Жардин и Матесон», Бартон являлся одним из последних Тайпанов Востока и, возможно, самым влиятельным дельцом во всей этой британской колонии.
В Чунцине у Джона Кизика установились близкие и доверительные отношения (Кизик свободно владел китайским языком) с вдовой Сунь Ят — сена Сун Цинлин (видный государственный деятель, с 1959 по 1981 г. — заместитель председателя, председатель — глава государства — КНР, а незадолго до смерти даже Почётный председатель КНР) и Чжоу Эньлаем, который начиная с 1948 г. и до последнего дня жизни, 8 января 1976 г., тоже занимал высшие государственные посты в КНР (именно с Чжоу Эньлаем начинались изменившие ход новейшей истории переговоры Ричарда Никсона в 1972 г.).