мельче — Яна Флеминга в том числе — пороли (их классные руководители — masters) специальными гибкими и достаточно толстыми прутьями (сапе). Но при этом ещё имелась и совсем особая не менее официальная норка: это когда провинившегося пороли по очереди все члены Pop'a — Poppers — и называлось это мероприятие «Навести попперский загар» — Deliver the Pop's Tan (у нас это называлось проще: прогнать через строй; Питер Флеминг, как свидетельствует его биограф, порол провинившихся, как и все остальные «попперы», невзирая на собственную просвещённость и великолепный утончённый слог).
В Царскосельском лицее при этом телесные наказания не применялись, поскольку официальный запрет на них был зафиксирован в Уставе Лицея[599].
Ян, даже и не пытаясь соревноваться в академических областях с любимчиком их матери — перфекционистки, начал вырабатывать свой стиль: показного безразличия к академическим успехам и нарочито вольного поведения (хотя какие — то литературные опыты он в компании с Айвором Брайсом всё — таки предпринимал и вообще проявляй к литературе особый интерес). Одновременно он добился не просто серьёзных, а феноменальных успехов в занятиях спортом или, точнее, лёгкой атлетикой: он единственный за всю историю Итона сумел одержать победу в семи из десяти видов соревнований, и он же впервые в истории Итона завоёвывал в общем зачёте титул Victor Ludorum (чемпиона по лёгкой атлетике) два года подряд — в 1925 и 1926 гг. Показательно, что мама Эви никаким поощрительным образом на эти весьма уникальные достижения своего «второго» сына не отреагировала[600].
Осенью 1926 г. Питер из Итона отправился прямиком в оксфордский колледж Christ Church, где продолжил блистательное постижение наук и регулярные журналистские упражнения (в университетской газете The Isis, редактором которой он тоже со временем стал), не забывая и своё увлечение студенческой драматургией (в 1928 г. он опять же был избран президентом OUDS[601]). На следующий год он по велению матери провёл два летних месяца (июнь и июль) в частной школе — пансионате в Кицбюле[602] и, наконец, в июне 1929 г., успешно сдав выпускные экзамены, отправился с приятелем на заслуженные каникулы — в крайне модную тогда поездку на автомобиле по Франции и Испании[603].
По возвращении в Лондон он узнал о решении семьи в отношении его будущего: ему предстояло отправиться на стажировку в брокерскую контору партнёров семейного банка в Нью — Йорке. Там он провёл всё оставшееся время до конца года и в результате этой стажировки пришёл к выводу, что карьера банкира для него совершенно не годится. В январе 1930 г. он предавался любимому занятию — охоте — в Алабаме, а затем два месяца путешествовал по Гватемале (правда, пока всё ещё под предлогом ознакомления с заинтересовавшей семейный банк Флемингов железной дорогой и её хозяевами). Далее он, уже фактически проезжая транзитом, распрощался с Нью — Йорком, вернулся в Лондон и год провёл в поисках достойного занятия.
Наконец, весной 1931 г. Питер устроился в газету The Spectator литературным редактором (хотя и принялся тут же писать под разными псевдонимами на всевозможные темы). Однако уже в сентябре того же года он «невообразимым образом» (выражение его биографа) умудрился получить четырёхмесячный отпуск за свой счёт и в качестве почётного секретаря Chatham House отбыл в Китай для участия в конференции, которую там проводил Institute of Pacific Relations. Одновременно он намеревался провести время с Джоном и Тони Кизиками — молодым поколением давнишних партнёров его деда на Дальнем Востоке.
Яна Эви Флеминг направила по другому пути. Видя, что его академические успехи не идут ни в какое сравнение с успехами старшего брата, она решила, что будущее Яна — в армии. Испросив у своих монарших подруг место для Яна в одном из элитных королевских полков, мама Эви договорилась о его переводе в специальный выпускной класс (Eton’s Army Class Division), где ещё семь учеников готовились к поступлению в одно из двух элитных военных училищ (Сэндхерст или Вулвич). В результате Ян вступительные экзамены в Сэндхерст сдал более чем достойно, показав одиннадцатый результат из 120. В ожидании начала занятий мама Эви отправила его на два месяца в ту же частную школу — пансионат в Кицбюле, куда на следующий год приезжал Питер. Первые два из трёх семестров в 1926/27учебном году Ян ничем особым среди остальных курсантов не отличался и имел вполне среднюю успеваемость; разве что позволял себе частые самовольные отлучки и, пользуясь достаточно щедрым семейным денежным пособием, весёлые вечеринки в компании друзей.
А потам вдруг перед началам третьего семестра мама Эви написала за него прошение о предоставлении ему академического отпуска (отпуск был предоставлен), за которым вскоре последовало заявление уже самого Яна об отчислении его по собственному желанию (1 сентября 1927 г. заявление было удовлетворено). После чего Ян опять был отправлен — теперь уже на более длительный срок — во всё тот же пансионат в Кицбюль, который на сей раз его биографы квалифицируют как частный интернат для трудных подростков.
В мае следующего года Ян вернулся в Лондон и успешно прошёл предварительное собеседование в Форин — офисе (Министерстве иностранных дел Британской империи), получив таким образом право на участие через 2–3 года в письменных экзаменах[604]. Осенью он записался студентом — стажёром в Мюнхенский университет, где успешно проучился год. В 1929 г., после летних каникул, традиционно проведённых в обществе мамы Эви и братьев, Ян поступил в Женевский университет, где его основными дисциплинами были социальная антропология, психология и русский язык (во время летних каникул в 1930 г. он также в течение двух месяцев стажировался в Международном бюро интеллектуального сотрудничества Лиги Наций) и, наконец, в сентябре 1931 г. успешно сдал письменный экзамен: его результат был 25‑м из 62, а проходным был признан балл 27‑го результата. Тем не менее вакансии в Форин — офисе нашлись только для первых трёх претендентов, и Ян, хотя и сдал успешно экзамены, в дипломатический корпус зачислен не был.
Завершившим образование Яна этапом стало его зачисление на службу в агентство Рейтер. Руководитель агентства, сэр Родерик Джонс, входил в круг знакомств семьи Флемингов, и потому с предложением принять его — Яна — на работу молодой Флеминг обратился сам и к нему лично. Уже 19 октября — всего через три недели после получения отказного письма из Форин — офиса и на полгода позже старшего брата Питера — Ян Флеминг начал свой первый рабочий день в новом для себя качестве журналиста — международника.
ПОВЕРХНОСТНОЕ ознакомление с ранним этапом биографий Яна и Питера Флемингов оставляет в памяти образ двух очень разных по темпераменту и естественным наклонностям юношей, ищущих своё призвание в жизни и делающих первые самостоятельные шаги в мире свободных профессий. Можно предполагать, что именно такое впечатление и хотели создать в представлении своих читателей официальные и полуофициальные биографы братьев, исполнявшие пожелания дома Флемингов или просто следовавшие своей внутренней самоцензуре, обычно свойственной как близким друзьям, взявшим на себя роль биографов, так и ветеранам спецслужб.
Однако при более заинтересованном и дотошном чтении иных биографических, мемуарных и исторических источников — и именно в отношении не только Яна, но и его брата Питера, поскольку благодаря этому во вроде бы случайных и потому остающихся под вопросом результатах появляется некая системность, — эта довольно примитивная картина быстро превращается в насыщенное полотно, тщательно выписанное смутными полутонами и акварельными расплывчатостями.
А более пристально всматриваться в него надо, начав с определения тех, кого в Англии называют «вторыми сыновьями» (the second sons): это, в узком значении и в соответствии с действующим наследственным правом по обычному праву, все сыновья в благородной семье, кроме старшего, который единственный наследует дворянский титул, имения и земли; все «вторые сыновья» благородного происхождения просто получают от рождения право на уважительное обращение к ним «сэр» и, возможно, если такова была милость покойного отца, какой — нибудь кусочек чего — то более материального из его богатств (но не фамильные земли и имения). Самый, возможно, знаменитый «второй сын» — сэр Уинстон Черчилль, отпрыск герцогского дома Мальборо, который сам не имел никакого шанса стать богатейшим и благороднейшим герцогом просто потому, что уже его отец был «вторым сыном» (младшим братом 8‑го герцога Мальборо), а в поколении сэра Уинстона титул унаследовал его двоюродный брат — Чарльз Спенсер — Черчилль, 9‑й герцог Мальборо.
В этой связи к термину «вторые сыновья» добавляется другой очень близкий по цивилизационному смыслу английский термин — «кузенство» (cousinship) — как сообщество принадлежащих к одному и тому же колену лиц, породнённых либо кровно, либо через брак (в Англии «кузен» одного супруга может считаться и «кузеном» второго, причём независимо от дальности родства). Означает термин сложную «организационную» связь, поддерживаемую внутри клана, как в целях продвижения деловых и семейных интересов, так и в целях объединения усилий для их защиты[605]. Правда, применяют его в основном, когда говорят о еврейских банкирах, и особенно о Ротшильдах, но касается он тем не менее и нееврейских аристократических и банковских домов.
В отношении интересующего нас вопроса «кузенство» приобретает особое значение потому, что, согласно сохраняющейся британской традиции, «первым сыновьям», тем, кто наследуют высокий аристократический титул, традиционно не пристало — практически запрещено — заниматься платным трудом