[305]. Насколько немецкий научный потенциал превосходил английский, можно судить по тому, что в 1900 г. на шести крупнейших немецких химических предприятиях насчитывалось более 650 квалифицированных химиков и инженеров (только в «BASF» их было 146 человек), а во всей английской промышленности по переработке каменноугольной смолы работало не более 40 химиков [12].
Согласно Б. Линдси, «индекс грузовых тарифов на трансатлантические перевозки в 1840–1910 гг. в реальном исчислении упал на 70%», в ответ в «1880-е-1890-е гг. ставки таможенных пошлин выросли… в Швеции, Италии и Испании. В США импортные пошлины… дополнительно выросли в 1890 г. с принятием закона Маккинли». Но принятые меры не защитили национальные производства; «никогда прежде потенциал международной специализации в деле создания богатства не был столь высок, причём благодаря непрерывному потоку технологических достижений он с каждым днём увеличивался. Однако в это же время страны начали закрывать свои границы» [92]. Это не сыграло существенной роли, как отмечают ряд американских историков работе «Немецкая индустрия и глобальная деятельность BASF. История компании»: «Действительно “война тарифов" между Немецким рейхом и Россией или Испанией временно снижала заработок из этих стран, но не отклоняла направление бизнеса от генеральной линии» [307]. Так или иначе, немецкие корпорации упорно добивались захвата рынка.
К примеру, начиная с 1903 г. они продавали салициловую кислоту в США на 25 % дешевле, чем в самой Германии. Это относилось и к брому, щавелевой кислоте, анилину и другим продуктам [12]. В исследовании Лефебра представлено другое мнение, согласно которому немцы манипуляцией цен добивались монополии и за десять лет такой политики закрыли три из пяти американских фабрик, производящих салициловую кислоту, а одна из оставшихся оказалась филиалом немецкой компании [375].
«Проявлением борьбы между американскими и германскими монополиями был демпинг немецких химикатов на американском рынке, осуществлявшийся германскими капиталистами с целью нанести удар по химической промышленности США. Немецкие экспортеры продавали в США салициловую кислоту на 25 % ниже её цены на германском рынке; в результате закрылась значительная часть американских предприятий по производству салициловой кислоты. По демпинговым ценам сбывались в США и немецкие красители, что сильно тормозило развитие американской лакокрасочной промышленности»
Осознавая неспособность догнать Германию, в 1907 г. министр труда Великобритании Ллойд-Джордж выступил с требованием ограничить патентное право и обязать связанные с новыми патентами производства открывать своё технологическое содержание для работников предприятий. Если же технология не была запатентована на территории Англии, то и лицензия на производство аннулировалась [1].
Выигрышное положение немецкой промышленности отмечает Е. Панина: «Германская промышленность вытеснила с лидирующих позиций англичан. Германские товары начали заполнять и английский рынок, что вызывало сильное беспокойство как предпринимателей, так и правительственных кругов» [60]. Здесь необходимо пояснить, почему столь «сильное беспокойство» у английских правительственных кругов стали вызывать германские товары.
«Химия взрывчатых веществ для военных целей имела огромное влияние на развитие минеральных и других основных богатств современной промышленности. Вполне достоверно, что превосходство Германии в области химических красок связано с непрестанными стараниями её учёных найти наилучшие составы и смеси для военных взрывчатых веществ».
Дело в том, что красильная отрасль, видимо, всё время шла рука об руку с другой отраслью — военной. Впервые красящая способность синтетического состава была установлена в 1771 г. у пикриновой кислоты (тринитрофенол) [347], когда её получили воздействием азотной кислоты на краситель индиго. Хотя взрывчатые свойства пикриновой кислоты были установлены уже в 1799 г., до тех пор пока в 1886 г. французские инженеры не изготовили на её основе боеприпас под названием «мелинит», тринитрофенол продолжали использовать лишь как жёлтый краситель для шерсти и шёлка [350].
Российские испытания состава, который в Англии назвали «лиддит», окончились трагически и были остановлены, но он активно использовался против России в ходе её войны 1904–1905 гг. с Японией, где снаряды на его основе назвали «шимозе» по имени японского инженера Симозе Масасика. От использования этого «красителя» отказались только в пользу более безопасного тринитротолуола [351].
У тринитротолуола своя история, также связанная с историей красителей. После того как в 1828 г. берлинский профессор Фридрих Велер получил из неорганической соли мочевину, стало ясно, что органические вещества можно получать искусственным путём [286]. Теперь в практику взрывчатых веществ вошёл органический пироксилин — нитроклетчатка. После того как нитроглицерин и пироксилин были уже не в состоянии удовлетворять требованиям военной техники к взрывчатым веществам, стали искать более дешёвые варианты, в том числе использовать продукты из каменноугольного дёгтя, важнейшими из которых явились пикриновая кислота и тринитротолуол, открытый ещё в 1863 г. опять же немецкий химиком Йозефом Вильбрандом. Эксперименты с продуктами, полученными из каменноугольной смолы, в свою очередь, открыли взрывчатые свойства большой силы некоторых химических соединений, входящих в её состав, что сделало уголь стратегическим ресурсом, а красильные и газовые фабрики наделило особым статусом составных частей военно-промышленного комплекса. В 1902 г. тринитротолуол стали применять как взрывчатое вещество, получая его обработкой толуола азотной кислотой, что по технике очень близко к изготовлению красителей [291].
Возникает вопрос: что было основным, а что побочным производством растущих как грибы красильных фабрик Германии? Малоубедительной выглядит версия, согласно которой каменноугольную смолу перерабатывали в газ для освещения ночных улиц, а из побочного продукта научились делать красители и взрывчатые вещества. Скорее, запустили процесс производства взрывчатых веществ, в мирное время использовавшийся для производства красок, а побочным газом освещали улицы. Однако классические истории концернов производство взрывчатых веществ почти не упоминают.
С анализом причин Первой мировой написано множество книг, но мне не встречалось рассмотрение в качестве таковой не просто геополитического передела, но передела рынков, в том числе не только красильного, но и взрывчатых веществ. В. Лефебр вполне точно подмечает «удивительное совпадение между началом Великой войны и успешным завершением разработок определённых жизненно важных химикатов в Германии. До конца 1912 года Германия всё ещё зависела от других стран, в основном от Англии и её фенола, основного материала для пикриновой кислоты, также необходимого для красок. Далее же разработка завода “Bayer” обеспечила ей независимость в этом продукте, позволив экспортировать излишки» [375]. Многое говорит в пользу того, что причины войны кроются именно в технологическом развитии Германии, контролировать которое методами свободной конкуренции было уже невозможно. Возникает также вопрос о направленности этого технологического развития: действительно ли основным занятием растущих красильных фабрик было производство красителей или они изначально были ориентированы на производство взрывчатых веществ?
Возможно, что опасность для конкурентов заключалась не в потере рынка красителей, хотя это и был весьма капиталоёмкий рынок, связанный с транснациональной коммерцией, охватывающей все части известной ойкумены. Так, Центральная и Южная Америка поставляла кармин [307], которым окрашивали английские военные мундиры [309], Северная Америка — жёлтый флавин, добываемый из дуба, Индия — индиго, из Центральной и Южной Африки везли красный краситель из рокцеллы [307]. Немцы вольно или невольно замахнулись не только на передел доходного рынка красителей, но и, что более важно, на передел рынка взрывчатых веществ, обеспечивающих военные успехи, в том числе в колониальных войнах, а это могло означать приговор английскому могуществу не только в войнах за колонии, но и в более масштабном смысле влияния на геополитические процессы.
Кроме того, эксперименты с каменноугольной смолой могли бросить Англии вызов на не менее существенном для неё рынке наркотиков, как ни странно, также имевших в первую очередь военное назначение. Конечно, это произошло не сразу, сначала на основе всё тех же красильных концернов появилась целая фармакологическая индустрия. Как отмечает Лефебр: «Важный компонент при синтезе лекарств производится из каменноугольной смолы, сырьё производилось в Соединённом Королевстве и экспортировалось в Германию, таким образом вкладываясь в их монополию. С другой стороны, британские производители удерживали за собой определённый ряд лекарств, таких как алкалоиды, газообразные анестетики и некоторые неорганические соли висмута и ртути» [375].
«В 1910 г. Бэкелэнд в Нью-Йорке начал изготовлять из карболовой кислоты (фенола) пластические массы, получившие затем самое широкое распространение. Параллельно с развитием промышленности красителей развивалась промышленность искусственных лекарственных и ароматических веществ. Сахарин и салициловая кислота, слабительные вещества и жасминное масло, ванилин и аспирин, салол и многие другие стали искусственно изготовлять из продуктов перегонки каменного угля».
В 1891 г., исследуя метиленовый синий краситель, Пауль Эрлих (Paul Ehrlich) обнаружил снимающий боль эффект, после чего «Hoechst» продвинул его на рынок как лекарство [307]. В 1893 г. компания, основываясь на работах Гофманна, исследовала возможность применения в медицине производных от угольной смолы и вышли на аналог хинина. После ряда неудачных экспериментов «