— Но потом… — повторил он. — Потом пришло письмо из Канцелярии командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерала Вельяминова, моего коллеги по совместительству, к которому стекаются все донесения агентов и лазутчиков в Западной Черкесии. И в этом письме четко и недвусмысленно сказано: в июле-августе 1834-го года в район Суджук-Кале, в Цемесской бухте, для переговоров с вождями непокорных племен прибыла яхта, на борту которой была группа англичан. Возглавлял ее всем известный Дэвид Уркварт, которого горцы вскоре окрестили Дауд-беем — запомните это имя! Среди остальных англичан, его сопровождавших, находилось несколько неустановленных военной разведкой лиц. После передачи мною словесного описания портрета Спенсера наш доблестный генерал безоговорочно подтвердил: одно из этих неустановленных лиц — наш господин Эдмонд, якобы безобидный путешественник-писатель!
— Вот это кунштюк! — не удержался студент от возгласа.
— Именно он, кунштюк и есть, фигурка с сюрпризом, — с довольным видом подтвердил Фонтон. — Наш безобидный писателишка оказался матерым разведчиком с мощным прикрытием. Даже книжонку опубликовал, чтобы все было шито-крыто. Что делать будем, господа хорошие?
Мы дружно пожали плечами: что делать, начальству виднее.
— В свете поступившей от наших «кавказцев» информации в совершенно ином свете предстает запрос Спенсера в Посольство о выдаче паспортов для посещения юга России, точнее, Новороссии, включая Одессу и Крым. Но такая поездка — это слишком мелко для подобной фигуры. Возможно, его цель — осмотр укреплений Севастопольской крепости. Нас таким осмотром не напугать: там строительство в самом разгаре, и через два-три года нашу главную военно-морскую базу будет не узнать. Да и в строительстве участвует англичанин-инженер, несмотря на мои возражения.
— А ведь в своё время были союзниками, — вздохнул Дмитрий, — вместе с англичанами громили Наполеона, а совсем недавно совместными усилиями моряков пожгли турецкий флот под Наварином.
— Как гласит римское присловие, времена меняются, и мы меняемся в них, — грустно молвил Фонтон. — Всего семь лет назад, офицер британской разведки Артур Конелли проехал через Восточный Кавказ по пути в Индию. Он выбрал столь сложный маршрут с целью проникнуть в закрытые для посторонних ханства центральной Азии. Необычайно опасная миссия. И наши офицеры давали в его честь обед с шампанским и желали ему успехов, именно как разведчику союзного государства. Теперь же мы сидим и гадаем, куда устремлен взор Спенсера, что ищет он на наших южных рубежах.
— Почему он проявляет интерес к моей персоне? — задал я шкурный вопрос. — Какой толк ему в посольском садовнике, если он напрямую общается с посланником и его окружением?
— Отличный вопрос, Коста, — кивнул головой Фонтон.
— Быть может, его заинтересовало знание Костой грузинского языка? Меня вот заинтересовало, — признался Дмитрий, покраснев.
— Ты знаешь грузинский? — удивился Феликс Петрович. — Не просто несколько слов, но можешь свободно говорить?
— Обижаешь, начальника! — ляпнул я, как и прежде, не подумав, с непередаваемым кавказским акцентом.
Но Фонтона моя вольность не возмутила, а развеселила. Он расхохотался:
— Как-как ты сказал? «Обижаешь, начальника!» — ой, уморил, — он утер выступившую от смеха слезу.
— Гамарджоба, генацвале! — поприветствовал я Дмитрия, повернув к нему голову.
— Феликс Петрович, уверяю вас: Коста даже меня учит, уже неделю, как занимаемся, — объяснил Дмитрий, широко улыбаясь.
— Так, отставить смех! Работаем. Итак, первая версия: Спенсер нацелился после Одессы и Крыма проникнуть в Западную Грузию, если средство его передвижения — черноморская навигация. В Грузии у нас два порта — Поти и Редут-Кале. И там столь строгие карантинные и пограничные порядки, что вряд ли он всерьез рассчитывает найти там отрытые ворота. Какие еще есть варианты?
— Давайте снова вспомним все детали разговора Косты и Спенсера в саду. Там, наверняка, есть подсказки. Напряги память, Коста. Что было такого, что выпадало из общей беседы? Какие-то имена, географические названия? — обратился ко мне Дмитрий, мгновенно стерев улыбку со своих губ.
— Имена? Названия? Ну, он точно говорил про Крым и Одессу, спрашивал, бывал ли я там.
— Быть может, ему просто нужен переводчик с русского, знакомый с Новороссией? И наш Коста ему не подошел, раз там не бывал? — выдвинул правдоподобную версию студент.
— Не вяжется с познаниями Косты в грузинском, — задумчиво произнес Фонтон.
«Странно, — подумал я, — Их совершенно не удивляют мои языковые познания. Привыкли, видимо, к тому, что здесь, в Пере, даже малые дети на пяти-шести языках свободно болтают».
— Про Грузию разговора не было, — добавил вслух.
— А о чем был?
— Он Черкесию упомянул. А еще какого-то Клапрота.
— Кого-кого? Клапрота? Что же ты молчал, чертяка! — Феликс Петрович вскочил из-за стола и бросился к книжному шкафу, бормоча под нос. — Клапрот, Клапрот, где тут у нас Клапрот… Вот! Нашел! Извольте видеть!
Фонтон бросил на стол толстую красивую книгу. На обложке значилось: «Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807 и 1808 годах по поручению Императорской академии наук Санкт-Петербурга, содержащее полное описание Кавказских стран и ее жителей. Юлиуса Клапрота».
— Между прочим, фундаментальный труд нашего ученого. Первое подробное описание народов Северного Кавказа и их языков, — объяснил мне Дмитрий-заучка.
— Выходит он в Черкесию и Грузию собрался? — сделал я логичный вывод. — А ведь я еще брякнул, что на побережье дела вел, хотя это и не так.
— И подкатывает он к тебе, чтобы нанять как переводчика и знатока местных обычаев, пусть даже у него в самой Черкесии уже есть доверенные люди, — подытожил Фонтон.
Он, так и не присев после броска к книжному шкафу, заходил по своему кабинету с задумчивым видом. Мы молча следили за ним, боясь помешать. Минут через семь, когда нервы были уже на пределе, он сразил меня наповал своей репликой:
— Ты обязан поехать со Спенсером!
Ничего себе предложеньице! Мол, давай, Коста, полезай к волку в пасть. Злой черкес тебя заждался, точит свой кинжал. Меня охватила легкая паника. Перцу добавила следующая реплика Фонтона:
— Никому из наших не удавалось проникнуть в самое сердце Кавказа. В прошлом годе доблестный кавказский офицер Федор Торнау пробрался через Кавказский хребет под видом горца в Сочу. Подвиг его — на устах всех, кому понятны трудности и опасности такого путешествия. Если Спенсер поедет в Черкесию, тебе и притворяться нет нужды. Великолепная легенда, лучшее из возможных прикрытий! Сколько наиважнейших сведений ты сможешь добыть! Ну как, согласен?
Я ошеломленно молчал. Что тут сказать? Я, конечно, себе дал зарок от опасностей не бегать. Но прыгать в них с головой? Так я до 53-го года не доживу.
— То, что Спенсер в Черкесию поедет, — это бабушка надвое сказала, — пришел мне на помощь Дмитрий, видя мои колебания. — А то, что он Косту с собой возьмёт, — тем более.
— Нужно исходить из возможностей. А еще лучше, представляя себе эти возможности, способствовать их осуществлению, — нравоучительно произнес Фонтон. — Имеем как исходное: Спенсер проявляет интерес к Черкесии и собирается выехать из Стамбула. Нам нужно, чтобы Коста поехал с ним. Следовательно, нашему агенту необходимо всеми путями сблизиться с писателем, став для него если не незаменимым, то крайне полезным. Какие будут предложения?
— Эй,эй, я еще не согласился, — засопротивлялся: без меня меня женили, не согласная я!
— Не согласился — на что? — хитро прищурился Фонтон.
— В Черкесию ехать, ясно дело.
— А мы про Черкесию пока не говорим. Спенсер желает выехать в Новороссию. Нам нужен человек, чтоб за ним приглядывал. Лучше тебя у нас кандидатуры нет. Ты согласен на такую постановку вопроса?
— А Черкесия с Грузией? — уныло возразил, чувствуя, как меня загоняют в угол.
— Послушай, Коста. Вот я уверен, что сей господин тебе и слова не скажет о конечной цели своего путешествия. Будет тянуть до последнего. И если такой момент настанет — заметь, говорю «если», а не «когда» — ты примешь решение сам, без постороннего давления. И вспомнишь следующие мои слова: это никому не удавалось, я буду первым!
— И я смогу ему отказать?
— Сможешь! И ни слова упрёка от меня не услышишь — обещаю!
— Нужно подумать.
— У тебя будет на это достаточно времени. А сейчас нужно решить, как тебя к Спенсеру прицепить.
— А как же Стюарт? Моя работа в посольстве?
— С этим все проще простого. Ты, как источник информации — по сути дела, ноль без палочки. Ну, услышишь какие-то разговоры, ну, стащишь непонятное письмо. Невеликая птица лишь по зернышку клюет. Если мы вместо тебя, предложим англичанам нашего студента — вот тут они на уши и встанут!
— Меня⁈ — Дмитрий даже подскочил на стуле, позабыв о субординации.
— Тебя-тебя, голуба моя. Пора вылезать из детских штанишек и заниматься серьезными делами.
Дмитрий уселся обратно на стул и обхватил голову руками.
— А ну отставить мерехлюндии! Долг офицера еще никто не отменял, юнкер Цикалиоти! Пусть ты и по гражданской части, но по табели о рангах чин имеешь. А это не пустой звук.
Студент понуро кивнул. Кто он там по той Табели — отставной козы барабанщик? Низшая ступень, коллежский регистратор? А все туда же: его высокоблагородие сказало «надо», юнкер ответил «есть»! А как же я?
— А как же я, ваше высокоблагородие? — повторил свой вопрос вслух.
— С тобой у нас все сложнее. Золото тебе сулить, полагаю, бессмысленно. Помню-помню про твои капиталы. Давай так договоримся. Сейчас, вот прямо за этим столом, садишься и пишешь прошение на имя императора о принятии тебя в русское подданство. Образец дам. И клянусь: загружаешься вместе со Спенсером на пароход на Одессу, сразу отправляю бумагу в Петербург с приложением своей положительной рекомендации. Или посланника попрошу руку приложить. Решаемо!