Боже, поэту осталось жить меньше года! Быть может, удастся его уберечь от дуэли с Дантесом?
— Ваше Высокоблагородие, вы уж ему непременно напишите, чтоб не ездил на Черную речку.
Фонтон нахмурил брови, не понимая моих слов, потом грустно отказал:
— С некоторых пор он считает меня le renegat, мы прекратили общение. Не будем более об этом, — пресек мою попытку настаивать взмахом руки. — Сейчас нам не до виршей. Прежде хочу понять, в чем ваше затруднение и почему ко мне прибежали.
Пояснил нашу промашку с таймингом и опасение, что Умут-ага проснется не вовремя и своим вмешательством испортит нам дело.
Фонтон прекратил свои метания по комнате, уселся за стол и решил прожечь во мне взглядом дырку. Помолчал пару минут, вздохнул и спросил:
— Сестра на улице с ребенком в паланкине? Все в той же одежде? Она и сын?
Я подтвердил:
— Их Фалилей, наш арап, охраняет.
— А меня вы решили сделать стражем ваших нелепостей? Вам не пришло в голову, что на выходе из Босфора, у фортов, пароход могут задержать?
Мы обескуражено переглянулись: такой расклад мы как-то упустили.
— Мальчик не обрезан? То есть кудри остались? — продолжал Фонтон спрашивать непонятное.
— Еще не успели. Причем тут его волосы?
— Когда цирюльник проводит обрезание, ребенку впервые обривают голову, — пояснил резидент. — Вы, небось, и шапочку с золотыми монетами не догадались снять?[1]
Пристыжено кивнул, уже догадываясь, куда он клонит.
— Давайте объясню очевидную последовательность событий. Турок очнется, побежит в порт спрашивать про жену и сына. Узнает, что на пароход «Нева» погрузились женщина с ребенком в восточной одежде в сопровождении лысого грека. Тут же упреждают форты на выходе из Пролива. Пароход задержан, жену с сыном возвращают разозленному мужу, тебе, Коста, сносят с плеч дурную голову. Все! Операция моя — такая волнительно-безупречная комбинация — летит псу под хвост! Спенсер уплывает. Занавес!
— Эээ… — промычали хором втроем. Крыть было нечем!
Фонтон встал из-за стола, открыл шкаф и долго там копался. Наконец, вытащил европейское женское платье и какой-то капор. Сунул все в руки Цикалиоти.
— Что вы все на меня вылупились, словно привидение увидели? Да, мне в моей работе и не в такое доводилось переодеваться. Давайте, юнкер и Ваше преподобие, ступайте во двор. Пусть ваша похищенная Азия сменит одежду прямо в паланкине. Потом приведете ее сюда и ребенка несите. Мы же вот с этим авантюристом пошепчемся накоротке.
Стоило моим подельникам нас покинуть, он порывисто шагнул ко мне и, глядя прямо в глаза, выдал такое, чего я совсем не ожидал:
— Что смотришь виновато? Думаешь, дело запорол? — внезапно обнял меня крепко. — Горжусь тобой!
От растерянности я лишь заморгал, даже носом шмыгнул.
— Решительность! Натиск! Экспромт! Даже Спенсера догадался вовлечь! Но как ты ловко всё обставил! Всех притянул — и деться некуда! Уверен теперь в успехе твоей миссии. Но запомни: просчитывай все наперед и имей всегда запасной план. Такой, как сейчас сотворил. Думаешь, я не понимаю, что и меня в свои планы заранее включил? Засадный полк по имени Фонтон, вот ведь пулю отлил, так отлил! Расскажи кому — не поверят! Присядь!
Я пристроился на краешке стула, готовый вскочить по первому слову, но от реплики не удержался:
— Вы тоже, ваше Высокоблагородие, не в накладе. Все по-вашему выходит нынче. От Черкесии мне теперь не отвертеться.
— На мой гнев начальственный внимания не обращай: мне с людьми этими еще работать. Да ты и не робеешь, как я погляжу. Далеко пойдешь, ежели на первом суку не повесят. Ты мне другое объясни. Как так выходит? Смотрю тебе в глаза, там гордость и предубеждение. Как роман Джейн Остин. Целый роман в глазах. Хорошо, спишем на твое карбонарское прошлое: вы, греческие повстанцы, ни Бога, ни черта не боитесь, на вышестоящих смотрите, как на пыль под ногами. Но все равно. Многое в тебе не вяжется, странный ты. Очень странный, — повторил задумчиво и вдруг резко спросил. — Откуда грузинский знаешь?
Что ему ответить? Правду? Откликнулся твердо:
— У каждого — свои секреты.
— Секретов в тебе, как блох на псарне. Глупо спрашивать про твои капиталы после твоей истории с кади. Наслышан… Сперва догадывался, что дело нечисто, теперь уверен…
— Свое забрал у грека, я не вор, — вскинул голову.
— Вот-вот, все те же гордость и предубеждение под соусом из тайн. Убил врага, выкупил абиссинца. Теперь женщину из сераля выкрал. Хода обратно в Константинополь тебе теперь не будет. Многие твои поступки мне не понятны, мотивы — еще боле. Нету для тебя правил и законов. Словечки необычные, привычка к маскараду, познания в русской литературе… Кто ты, Коста Варвакис?
Ну и вопросик! Рассказать всё? Про будущее? Про то, что здесь, в Константинополе, уже завязаны узлы самой длинной войны в истории России — Кавказской? Или про то, что новые узелки цвета крови уже вяжутся — и здесь, и в Лондоне, и в Петербурге? И как предотвратить войну, до которой осталось меньше двадцати лет — ту самую, которую в учебниках назовут Крымской и в первый день которой мне суждено погибнуть?
Не поверит мне, сочтет сумасшедшим. Никто не поверит. Да и нет у меня твердых доказательств — нужно было лучше в школе историю учить. Зато я в центре событий! Уже пинаю колесо этой самой истории. Смогу многое изменить, если не смогу предотвратить. Не в этом ли суть моей миссии? Быть по сему!
— Я — Коста Варвакис, сын Спиридона, — ответил не колеблясь.
— Ну, что ж, Коста Варвакис, сын Спиридона, пожелаю тебе удачи. О долге перед Царем и Отечеством говорить пока рано. Но прошение о подданстве уже в диппочте, поплывет вместе с тобой на одном пароходе. Дай бог, еще свидимся! И клятву твою на служение приму лично!
Смотрел на меня серьезно, непонятно чего ожидая — признания, отказа, благодарности, уверений в преданности или жалоб. Мне было, что ему сказать и в чем его упрекнуть. Но и благодарить было за что. Жизнь, она сложная штука. Я молча кивнул.
Фонтон хмыкнул одобрительно, встал из-за стола и, сбросив напускную серьезность, весело вручил мне нечто такое, что в моем представлении раньше носили кучера или старушка Шапокляк.
— Феску долой, ты едешь в Европу. Модные головные убора типа «д’Орсе» или боливара тебе не по чину, так что носи теперь клак. Ага! Пригодилось платье моей кузины! — поприветствовал входивших в кабинет. — Мадам, оно вам к лицу!
Платье на Марии сидело, прямо скажем, не важнецки, или в нем ей было непривычно. Но, в любом случае, принять ее за турецкую жену было трудно. Решающую роль сыграл, вероятно, капор с длинными лентами. Или открытое всем лицо? Кто их, женщин, разберет?
— Кладите ребенка на мою койку. Ему тоже потребуется новая одежда. Брить его налысо не станем, чтобы не пугать. Он останется на попечении своего дяди. Раздобудешь ему платье европейского кроя у Джузепино. И из его пансиона вместе со Спенсером проследуете к полудню на погрузку. Багаж уже на корабле?
Я подтвердил.
— Отлично. Теперь с Марией. Мы в нужный момент, до начала погрузки пассажиров, отправимся на пристань, и я вывезу ее на своей лодке прямо на рейд к «Неве». Представлю ее как состоящую в штате госпожи послицы. Мы так в юности упражнялись в словесности, подбирая шуточный перевод выражению «ambassadress», — пошутил Фонтон. — С капитаном я договорюсь. Далее. Ваше преподобие и юнкер, вы забираете своего мавра, относите паланкин на место и бегом в Бююкдере. В город и носа не казать в ближайшие дни. Марш-марш!
Мы обнялись со студентом на прощание.
— Я буду ждать тебя, Коста! Не забывай старых друзей!
— Тогда прощаться не будем! Даст Бог, свидимся! — Отец Варфоломей нас перекрестил.
Как говорил мне сам Феликс Петрович, если хочешь сделать дело — сделай его сам. Я же знал другое. Если хочешь, чтобы все прошло отлично — доверься профессионалу. Фонтон все провернул безупречно. Когда склянки на корабле пробили два часа дня, «Нева» дала сигнал, загремела машиной, запыхтела дымом. Лопасти гребных колес ударили по водам Босфора. Корабль медленно потянулся в сторону Черного моря. Я с сестрой и проснувшимся племянником стояли у борта.
Мимо проплывали знакомые очертания Бююкдере. На пристани посольства мне махали платками друзья. Я оглянулся. В полуденной жаркой дымке медленно скрывались очертания Стамбула.
Прощай, Константинополь, прощай город, в котором началась моя новая жизнь! Ты был ко мне жесток, но я не в обиде…
Вдруг пароход замедлился. Остановился. Включил реверс и тихо стал сдавать назад. Замер.
На пристани, где стояли мои друзья, резко прибавилось народу.
От нее отвалилась большая шлюпка под каким-то флагом. Далеко, не разглядеть.
Неужели за нами⁈
[1] Шапочка с золотыми монетами по кругу — традиционный головной убор у турецких мальчиков в богатых семьях.
Nota bene
Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.
У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле