– Скажите, Элис… Беби еще жива?
– Честное слово, не знаю. Я старалась глаз с нее не спускать, это была моя работа. Но я до сих пор не знаю, с чего это вдруг Беби тогда так переменилась. Наверное, я этого так никогда и не узнаю.
Старушка явно устала, признание далось ей с большим трудом. Плечи Элис опустились, голова поникла. И глаза как-то разом потускнели, будто она ушла мыслями куда-то глубоко в себя.
– И что вы теперь собираетесь с этим делать? – вдруг спросила она.
– Что вы имеете в виду?
Старушка подняла голову:
– Я ведь никому об этом не рассказывала, даже дочери. Вы кто, журналистка? Собираетесь напечатать эту историю?
– Ну что вы, конечно нет. Ничего подобного я делать не стану!
– Тогда я совсем ничего не понимаю! – заявила Элис.
– Чего вы не понимаете?
– Зачем вам понадобилось тратить время, предпринимать столько усилий, копаться в прошлом людей, которых вы совсем не знаете?
– Видите ли… – начала было Кейт и растерянно замолчала.
Элис ждала ответа, темные глаза ее смотрели потерянно и смущенно.
– Откровенно говоря, я и сама не знаю, зачем мне это понадобилось, – призналась Кейт. – Беби Блайт по какой-то непостижимой причине кажется мне не совсем посторонним человеком. В свое время я мечтала стать такой, как она.
Из-за угла, толкая перед собой пустую инвалидную коляску, появился чернокожий санитар.
– Простите, пожалуйста, что прерываю вашу беседу, – сверкнул он белозубой улыбкой. – Но вам пора к столу, герцогиня, время ланча. – Вдруг он остановился и строго оглядел собеседницу Джека. – Похоже, вы опять курили? Признавайтесь!
– Боже мой, Сэмюэль! Да вам с вашей подозрительностью только в гестапо работать! – недовольно надув губы, воскликнула старушка. – К вашему сведению, это вот он сейчас курил, а вовсе не я!
Сэмюэль перевел взгляд на Джека.
– Мне остается только принести вам свои извинения, – церемонно произнес тот, пряча улыбку.
– Прикрываете даму, да? – произнес Сэмюэль с таким видом, словно видел обоих насквозь. – Не думайте, что вы меня одурачили, герцогиня. К тому же, – он осторожно опустил ее в кресло и положил ей на колени кислородную маску, – мне казалось, что я единственный человек в этом заведении, кому позволено прикрывать и баловать вас.
– Да-да, Сэмми, ты, конечно, всегда останешься моим любимчиком, – улыбнулась старушка. – Но я не давала обета быть верной только тебе. Так что не стоит ревновать понапрасну. Кстати, который час?
Он посмотрел на часы:
– Уже почти половина второго.
– Тогда поехали. Ссориться будем потом.
– Слушаюсь, герцогиня, – тихо сказал санитар.
Она наморщила лобик и капризно потребовала:
– Поторопись. Я не хочу опаздывать.
– У нас еще куча времени.
Джек встал.
– Приятно было познакомиться, герцогиня, – сказал он.
Старушка пожала ему руку:
– Вы должны извинить меня. Мне пора. У меня еще одно свидание.
– Да-да, конечно.
Джек проследил, как Сэмюэль вкатил коляску по пандусу, и они исчезли за двустворчатой дверью. Ну и странные же особы здесь обитают. Надо же, герцогиня!
Он пошарил по карманам в поисках сигарет, но ничего не нашел. Посмотрел на столе, на скамейке. Пачка бесследно исчезла.
Джек вошел в здание и собирался было вернуться к отцу, но, поддавшись внезапному порыву, вдруг остановился возле комнаты медперсонала. И снова ощупал карманы, на этот раз в поисках мелочи.
– Простите, где тут у вас телефон-автомат?
Вагон подземки раскачивался из стороны в сторону, окна были открыты. Час пик закончился. Кейт сидела в вагоне одна, держа на коленях сумочку. По полу шелестели смятые газеты – городское перекати-поле. Заголовки пестрели свежими новостями из Брюсселя, откликами на дискуссию об отмене двадцать восьмой статьи.
Кейт посмотрела в окно, в темноту тоннеля. Разговор с Элис оставил тяжелое впечатление пустоты, разочарования и безнадежности. Ей так хотелось узнать всю правду. А теперь, когда Кейт наконец-то добилась своего, она не испытывала радости или удовлетворения. Наоборот, из нее словно бы высосали все жизненные соки, лишили последних иллюзий. Да, Беби Блайт была красива и обаятельна, но ею попользовались и выбросили за ненадобностью.
С визгом и грохотом поезд стал делать поворот. По проходу, подхваченная ветерком, проплыла еще одна газета. Она опустилась на пол прямо перед Кейт. Так, что там у нас интересного? Грандиозные скидки и распродажи… Рыжеволосая звезда очередного сериала выходит замуж… Интересно, в который раз?
Кейт всматривалась в фотографию, с которой ей улыбалась юная актриса. Что-то знакомое померещилось ей в этом фото, где-то она уже видела очень похожее лицо, вот только где? Кейт открыла сумку, достала обувную коробку. Она прихватила ее с собой на всякий случай, что-то подсказывало ей, что коробка может пригодиться. Однако Кейт ничего не стала показывать Элис.
Кейт сняла крышку и развернула газету, в которую были завернуты туфельки. Но на этот раз сами балетки ее не интересовали. Она осторожно расправила старый газетный лист. Одна сторона была полностью занята рекламой: продаются меха со склада, антицеллюлитные пояса, чудодейственные эликсиры от всех болезней. Кейт перевернула газету.
И вдруг все встало на свои места. Так бывает, когда объектив фотоаппарата наводят на резкость и размытое изображение становится четким.
Ну конечно. Элис и Беби в тот день собирали газеты. А потом Беби ушла и не вернулась…
Сколько раз Кейт держала в руках эту газету, но сообразила только сейчас.
Поезд подъезжал к станции.
Это была страница из «Таймс» от 3 июня 1941 года, где печатались объявления о свадьбах и рождении детей. Кейт прочитала в самой середине небольшую, всего в шесть строк, заметку:
Вчера днем в церкви Святого Якова состоялась скромная церемония бракосочетания мистера Николаса Уорбертона и наследницы канадского нефтяного магната мисс Памелы Ван Оутен. Во время торжественного обеда в отеле «Кларидж» к молодоженам присоединились родители невесты, а затем все вместе отправились в аэропорт, сели на самолет и через Нью-Йорк отправились в Канаду, в штат Онтарио, где новобрачные и намереваются поселиться.
Двери закрылись. Поезд набрал скорость и помчался дальше по темному тоннелю.
Как мало все-таки надо, чтобы сломать человеку жизнь. Всего лишь несколько строчек в газете.
Джек открыл дверь в комнату отца и увидел, что тот уже проснулся и, нацепив на нос очки, просматривает ксерокопированные страницы. Дорожный несессер для письма лежал у него на коленях. Когда вошел Джек, он поднял голову.
– Папа!
– Ну здравствуй, – улыбнулся отец, глядя на него поверх очков. – Давненько я тебя не видел, сынок.
– Да, папа, давно, очень давно. – Они обменялись рукопожатием, и Джек добавил: – Я очень скучал по тебе.
– Правда? Ну вот ты и приехал. Наконец-то.
– А у тебя здесь вполне сносно. Тебе тут нравится?
– Нормально. Спасибо, что решил навестить. Вижу, ты привез кое-что для меня, чтобы я не скучал, да?
– Да, папа… – Джек уселся на краешек кровати. – Мне тут пришлось работать в Девоншире, и я случайно наткнулся там на эту штуковину. В Эндслее. Ты знаешь это место?
– Нет, но, судя по материалам, которые ты привез, несессер как-то связан с сестрами Блайт?
– Да, верно.
– Милая вещица. Дерево в прекрасном состоянии, качественная инкрустация. Какой эпохи? Викторианской?
– Да.
– И ты купил несессер для меня?
– Вообще-то, нет… – покраснел Джек. – Для… другого человека.
– Небось, в подарок женщине? – догадался отец.
– Да, женщине. Она очень интересуется сестрами Блайт, их судьбой.
– И ты хочешь произвести на даму впечатление?
– Конечно, – кивнул Джек.
– Все повторяется. Однажды ты уже применил этот прием. Только в тот раз, помнится, это было зеркало, так?
– Да, папа… Но эта девушка – она совсем другая.
– Женщины всегда не похожи одна на другую. Только мы не меняемся.
– Дело в том, что эта проклятая штукенция заперта.
Отец отложил бумаги, взял несессер и перевернул кверху дном.
– Раньше очень любили делать потайные кнопки… Кстати, ты давно уже здесь?
– Нет, не очень. Выходил прогуляться в сад. Поболтал с одной старушкой.
– Выражайся, пожалуйста, точнее. Здесь у нас полно старушек.
– Это верно, – улыбнулся Джек. Кажется, он застал отца в благоприятный день. – Но эта была… не знаю, как описать… такая вся необычная. Глаза голубые-голубые, и говорит как-то странно. Как в старинных пьесах.
– А-а! Наверное, миссис Хили. – Генри повернул несессер набок. – Читала французскую газету, да?
– Точно!
– Она тут всех обаяла. Подай-ка мне вон тот нож. На столе лежит.
Джек взял нож и протянул отцу.
– Откуда она взялась?
– Этого никто не знает. Похоже, миссис Хили была здесь всегда. – Он просунул кончик ножа в тоненькую щелку в самом углу. – Ее поместили сюда во время войны с подозрением на брюшной тиф и держали несколько лет в изоляции. Тогда антибиотиков еще не было, вот людей и сажали на карантин. Я слышал, у нее шизофрения или что-то в этом роде, связанное с галлюцинациями. Хотя, честно говоря, она всегда казалась мне женщиной в совершенно здравом рассудке… разве что жеманная слегка.
– Ты хочешь сказать, что бедняжка здесь уже больше пятидесяти лет? Неужели у нее никого нет?
Отец пожал плечами:
– Может, и есть какие родственники, да только они про нее знать не хотят.
– Ну и ну! Вроде бы такая милая старушка!
– Это женщина из другой эпохи, Джек. И из другого общественного класса. Кому интересно ископаемое!
– Но она мне только что сказала, что к ней сегодня кто-то должен прийти.
Джек встал и, стараясь помочь отцу, придержал несессер за крышку.
– Да они все так говорят. И миссис Хили тоже постоянно кого-то ждет. Уже много лет.