Все ее сморщенное тело было покрыто страшными синяками, которые она сама себе нанесла сегодня утром, прежде чем послала за Мейв.
— Прежде чем он ушел, он меня изнасиловал, — прошептала Мэгги, ее голос прервал хрип. — Теперь ты понимаешь, что такое твой отец!
«Господи, прости меня. Я лгала ради Мейв, только ради нее!»
Губы Мэгги беззвучно шевелились, и Мейв решила, что она молится за Пэдрейка, за его душу.
«…Я признаю перед Всемилостивым Богом; Благословенной, непорочной Девой Марией; Благословенным Михаилом-архангелом; Благословенным Джоном, Баптистом; Святыми апостолами Петром и Павлом, и перед всеми святыми, и перед тобой, Отец наш, что я грешила. Была грешна в словах, делах и мыслях…» Она ударила себя в грудь трижды.
«…О мой Бог, прости меня за то, что я обидела Тебя, я ненавижу свои грехи и жду твоего справедливого наказания. Но больше всего я ненавижу свои грехи, потому что они ранят Тебя, мой Боже! Боже милостивый, Тебе дается вся моя любовь…»
Во время молчаливого раскаяния Мэгги Мейв стояла на коленях возле ее кровати и молилась во спасение души ее отца. Потом Мэгги сказала:
— Пошли за отцом Эндрю, Мейв.
— Нет, нет. Еще не надо, тетя Мэгги, еще не пора, — истерически рыдала Мейв.
— Я должна приготовиться.
— Пожалуйста, тетя Мэгги, — умоляла Мейв. — Еще не пора, пожалуйста!
Мэгги слабо улыбнулась:
— На всякий случай, Мейв. Молитвы никогда не помешают.
Пришел священник, и она успокоилась. Мейв наблюдала, как он сделал крест святым елеем на лбу тетки и просил, чтобы Бог простил ее душу.
Когда закончилось соборование, Мейв обратилась к священнику:
— Мы можем помолиться о моем отце?
Мэгги просила, чтобы заупокойная месса была более радостной, потому что смерть только начало жизни с Богом. Она просила, чтобы участники мессы были в белом, как символ надежды на вечность, а не в черном — символ грусти и печали. Она также просила, чтобы молитвы как можно чаще звучали на английском вместо латыни, чтобы все поняли их смысл.
Мейв сидела впереди со своими друзьями — Сарой, Крисси и Марленой. Дядюшки Джеймс и Поль заявили, правда, что передние ряды предназначены для членов семьи, но Мейв возразила, что подруги и есть ее семья, и дядюшкам пришлось уступить. Они были довольны, что заупокойную службу вел сам архиепископ, что их племянница удостоилась высшего уважения, соответствовавшего тому положению, которое она занимала в высшем обществе Бостона и в католическом мире.
Архиепископ дважды обошел гроб, окропил его святой водой, потом начал кадить ароматным ладаном:
— …пусть ангелы вознесут тебя в рай…
Мейв почувствовала, как ее охватывает дрожь.
— …пусть тебя приветствуют мученики…
Мейв повернулась, и осмотрела присутствующих. «Он пришел сюда?»
— …пусть хор ангелов приветствует тебя…
Она была уверена, что почувствовала его присутствие, и так испугалась. Пришел ли он помолиться за упокой души тети Мэгги? Пришел ли он вообще?
Все так удивительно! Победа в Европе и письмо от доктора Джулиана, все случилось в один день! Доктор Джулиан писал, что маме стало гораздо лучше. Сара побежала к телефону в холле. Она хотела поговорить с мамой. И с доктором Джулианом. Поподробнее узнать, как там дела? Что значит «гораздо лучше»? Что, мама совсем поправилась. Может, мамочка примарширует домой вместе с парнями из Европы?!
Но линия была раскалена новостями с мест недавних военных действий, и Сара не могла дозвониться. Ей нужно было с кем-то поделиться своей радостью. Она должна найти кого-то, с кем можно поговорить.
Она нашла Крисси в стенном шкафу, та отмечала праздник победы с бутылкой красного вина.
— Ты что, с ума сошла? Что ты делаешь в стенном шкафу?
— Я слышала, как идет мисс Патрик. Давай выпей. Это вино нужно назвать Вино Вонючей Кишки! Но когда ты его проглотишь, тебе уже будет все равно.
— Я получила вести от маминого врача, Крисси! Он сказал, что ей гораздо лучше.
— Это прекрасные новости, Сара. Ну-ка глотни! Я так рада за тебя и за твою маму. Глотни еще!
Сара села на пол у стенного шкафа и прижала бутылку к губам.
— Сара, она вернется домой? И когда?
— Я пока еще не знаю. Но мне кажется, скоро, очень скоро.
Но где был ее дом?.. В Нью-Йорке? Они с мамой могут жить вместе. Еще месяца два, и она навсегда распрощается со школой. Они могут поменять обстановку. Они будут с увлечением этим заниматься. И мама будет чем-то занята… Но этот дом полон воспоминаний. Может, им стоит купить новый? А Нью-Йорк… Будет ли мама счастлива там? Сможет ли она быть счастливой? Сара подумала, что для ее мамы существует только одно место на земле, где она может быть счастлива.
Крисси уже несколько захмелела. Она невнятно спросила:
— А где дом, Сара?
Сара засмеялась:
— Дом там, где твое сердце.
Крисси покачала головой:
— Мне кажется, что у меня нет сердца!
— Крисси, дорогая, конечно, у тебя есть сердце. Оно огромное и прекрасное, словом, сердце «тук-тук».
Крисси захихикала:
— Что такое сердце «тук-тук», Сара?
— Оно отличается от сердец других людей. Оно бьется по-другому, волнуется, стремится к чему-то…
— Но если дом там, где твое сердце, Сара, где мой дом «тук-тук»?
— Не волнуйся, Крисси, мы найдем этот дом.
— Мне следовало бы подать заявление в колледж, — сказала Крисси. — Тогда мне было бы куда идти. Вот смешно! Марлена только одна из нас будет учиться в колледже, и у нее, единственной из нас, есть настоящий дом.
— Да, — согласилась Сара. — Этот маленький старый дом в Чарльстоне и есть настоящий дом…
— Сара, — сказала я, глядя, как Сара упаковывает два одинаковых белых чемодана, — у тебя даже нет разрешения на отъезд.
— А мне наплевать! Мы практически закончили занятия. Актовый день будет всего через несколько недель. Меня уже не исключат.
— Если осталось так мало времени до выпускного вечера, зачем же тебе ехать в Чарльстон сейчас? Я и не знала, что ты так любишь мою мать… — с упреком сказала я.
— Конечно, я ее обожаю. И очень хочу увидеть, как цветут камелии.
— Камелии цветут в декабре и январе, а не в мае, — заметила я.
— Тогда я хочу увидеть, как цветут каллы.
— Сейчас цветут розы!
— Сара, и все же, почему ты хочешь ехать в Чарльстон именно сейчас, когда мы заканчиваем учебу и можем поехать туда всего через несколько недель?
— Ты знаешь, тебе так идут эти закатанные брюки, Марлена, дорогая. Постарайся, чтобы старушка Серина Чэлмер не увидела тебя — ее хватит кондратий.
— Тетя Марта, у меня прекрасные новости. Мама поправляется! Я приехала, чтобы самой вам все рассказать. Ведь вы и дядя Говард часто ездили в Канзас, чтобы повидать ее. Я просто уверена, что маме именно поэтому стало лучше!
Марта улыбнулась:
— Я буду счастлива, если это так, Сара. Но мне кажется, что дело пошло на поправку после того, как она рассталась с твоим отцом. Я не хочу обидеть Мориса Голда!
— Конечно, это сыграло свою роль. Но я не могу выразить, насколько важным для мамы было то, что вы приезжали ее навещать, тетя Марта. Она говорила мне: «Сара, моя сестра Марта любит меня. Марта простила мне все годы, когда я с ней не общалась. Она поняла, почему так случилось, и простила. Она самая великолепная сестра во всем мире!»
Марта поставила на стол ореховый торт и налила чай в хрупкие в цветочек чашки.
— Не преувеличивай, Сара, — сказала Марта, но было видно, что она довольна.
— О, ореховый торт! Как чудесно здесь в Чарльстоне. Просто рай!
— Ты не знаешь, когда выпишут Беттину?
— Через два-три месяца. Как только я решу, куда ее отвезти. После стольких лет в этом ужасном месте ей нужно пожить где-нибудь, где светит солнце и где окружающие будут любить ее! — По щекам Сары потекли слезы. — Конечно, у нас есть дом в Нью-Йорке, но мама не будет там счастлива. Она всегда говорила: «Сара, у меня не было ни одного счастливого дня, с тех пор как я покинула Южную Каролину, исключая тот, когда ты родилась!»
Марта выпрямилась в кресле.
— Я тоже считаю, что ей не стоит жить в Нью-Йорке. Ни в коем случае! Эти неприятные воспоминания…
— Я совершенно согласна, но что мне делать?
— Тебе следует привезти ее сюда, в Чарльстон, вот что ты должна сделать. Сюда, в старый дом Лидзов. Здесь светит солнце, есть люди, любящие ее.
— О, тетя Марта, правда? Я могу привезти маму сюда? Никогда даже в мечтах я не могла себе представить, что… О, что скажет мама, когда услышит об этом? Мне кажется, она будет готова уехать хоть завтра. Вы самая прекрасная тетя в целом мире, вот что я вам скажу!
Серина Чэлмер наблюдала из окна своего офиса, как расставляют стулья для церемонии. Слава Богу, светит солнце, так что выпускной акт может проходить на воздухе, как того и требовала традиция. Традиции — самый важный компонент школы Чэлмер.
Девушки прогуливались со своими родителями, родственниками, бабушками и дедушками. Директриса школы увидела Марлену Уильямс с родителями и с ними Сару Голд. Хоть они приехали! Она была ужасно расстроена, что Гвендолин Марлоу не сочла нужным приехать на выпускной вечер своей племянницы. Мисс Чэлмер надеялась, что она появится, но эта женщина имела наглость прислать вместо себя шофера!
Всем было известно, что среди выпускниц дочь Пэдрейка О'Коннора. Если он не приедет, будет много разговоров. У мисс Чэлмер теплилась надежда, что, может быть, мистер О'Коннор сможет выступить на их празднике. Это было бы прекрасно, особенно учитывая репутацию этого человека в мире литературы. Но как они ни старались, Мейв не сказала, где его можно найти. Заведующей показалось странным, что Мейв не знает, где ее отец. Вообще, эта троица — Сара Голд, Мейв и Крисси Марлоу — сильно разочаровала ее. Хотя кузина Сары, дочь Уильямсов, будет продолжать учение в Редклиффе.
Все прекрасно знали, что лучший показатель для таких школ, как школа Чэлмер, — это число выпускниц, которые продолжат учебу в семи наиболее престижных колледжах. Когда Сара, Мейв и Крисси отказались даже подавать заявления в колледж, Серина Чэлмер была возмущена. Она могла понять, почему не подает заявление Сара Голд, — у этой девушки не было ни одной серьезной мысли в голове. Но Мейв О'Коннор? Такая интеллигентная девушка! Им даже не удалось убедить ее принять участие в ежегодном соревновании по поэзии. Крисси Марлоу вполне могла бы учиться у Смита. В отличие от остальных девушек, вопрос в том, что ее могут не принять, даже не стоял. Там училась Гвен Марлоу и вполне могла бы учиться Крисси! У них не было выбора, она могла поступить как бы в продолжение традиции. Суммируя свои впечатления, мисс Чэлмер должна была признать, что «ужасная троица» доставила ей множество проблем. Она была рада, что они наконец закончили учебу. Особенно эта бесцеремонная девица Голд! Каждый раз, когда заведующая видела Сару, у нее начинали бегать мурашки по коже, как будто она сейчас будет атакована роем пчел.