Губернатора привез вертолет. Пилот его мастерски посадил махину на поляну, воздушными потоками от лопастей сорвав с места несколько палаток эмчеэсников. Они были готовы к визиту начальствующего лица, потому стояли одетые по всей форме. С самого утра над поляной витал запах мыла и лосьонов – люди массово наводили лоск, брились, приходили в себя.
– Добро пожаловать! – выступил навстречу важному гостю представитель МЧС. Гладковыбритое лицо его сияло. Там, где была щетина, обнажилась белая кожа. Нос, щеки и лоб покрывал коричневый загар.
– У меня есть час, – вместо приветствия сказал губернатор. – Где наши герои?
Ганин с компанией с раннего утра заметили оживление у врагов. «Враги» – так называли между собой лагерь, раскинувшийся у танка. Когда у врагов забегали и засуетились, Виктор Сергеевич, жуя травинку, философски заметил: «Грядут перемены». А Серега сказал: «Может, подкинут материальной помощи? Было бы к месту».
В лагере Ганина был завтрак, когда приземлился вертолет. Все сидели с жестяными мисками в руках, в которых лежали слипшиеся вчерашние макароны. Кофе закончился. Вместо него пили странный отвар из чабреца, который в полиэтиленовом пакете выудил из своего рюкзака Виктор Сергеевич. «Вот, – пояснил он, – взял с собой для здоровья». Чабрец горчил. С сахаром тоже возникла напряженка. Сигареты из экономии курили одну на двоих. По всем признакам завтрак был унылым.
Поэтому, когда трапезу прервали делегаты из вражеского стана и приказали явиться пред светлые губернаторские очи, в обиде никто не был: все ж какое-никакое, а к завтраку развлечение. Только Ганин пошел не сразу, закобенился: «Сам пусть идет, если так нужно». Подельники повскакивали с мест и слегка пнули его под зад: «Пойдем, Андрюх». Всем было интересно, что за птица этот губернатор, привез ли он что-нибудь героическим искателям артефактов и если привез, то что. Солодовниковы, идя на поляну, согласились, что дагестанский пятилетний коньяк в качестве дара был бы самое то. Виктор Сергеевич усмехнулся: «Выдумали себе дураки ленд-лиз». Ганин шел последним и разговора не слышал.
Вместе с губернатором и сопровождающими приехала съемочная группа местного телеканала. Несколько мужчин деловито расставляли треноги, раскручивали шнуры микрофонов, налаживали камеры. Увидев бредущую группу, один из телевизионщиков спросил:
– Вас, что ли, снимать надо?
– Нас! – радостно закивал Серега.
– Ты не подойдешь, – тут же забраковал его, убив наивные деревенские надежды, мужчина. – Вы двое тоже, – добавил он, глянув на Ганина и Степана. А вот вы, – он указал мясистым пальцем на Виктора Сергеевича, – очень даже подойдете. Говорить сможете перед камерой? Не станете мямлить?
Виктор Сергеевич прошел мимо и толкнул телевизионщика плечом. От толчка солнцезащитные авиаторские очки на лице телеспециалиста съехали набок.
– Что? – не понял он. – Погодите! Так вы будете говорить или нет?
Впереди возвышалась фигура губернатора. Он казался крупнее всех остальных, но таковым, конечно, не являлся – его габариты увеличивала особая, исходившая из него сила, имя которой – власть. Над губернатором возвышалась пушка отрытого танка. Ее как могли отчистили от земли и ржавчины, и кажется, кто-то по старой советской привычке ко всему яркому и парадному все же прошелся по ней кистью с темно-зеленой краской. Ганин мало что понимал в реставрации, но даже он знал: делать этого не следовало, обращаться с железным стариком, который провел в земле семьдесят лет, нужно деликатнее.
– Это они? – уточнил губернатор у своего пресс-секретаря, глядя на приближающуюся к нему честнýю компанию.
– Они, – кивнул секретарь.
– Родные мои! – воскликнул губернатор и сгреб в охапку для объятий первого, до кого смог дотянуться. Первым, конечно же, оказался Серега, жаждавший взглянуть поближе на большого человека. И теперь большой человек панибратски мял его крупными руками, и Серега – Ганин впервые увидел у него это – засмущался.
– Что вы, дядь, оставьте. Не нужно, дядь, – краска залила и без того его вечно красное лицо.
– Орлы! – продолжал разливаться соловьем губернатор. – Герои! Ватага! – Он шутливо ткнул кулаком Ганина, что тому крайне не понравилось.
– А ну, – не заметил недовольство губернатор, – давайте фотографироваться! Есть тут фотографы или нет?
– Давайте, давайте, Галя, вы же журналист, – подтолкнул к губернатору Галю Веденееву его пресс-секретарь. – Смелее! Не стесняйтесь.
– И девушка тут? – губернатор плотоядно оглядел журналистку с головы до ног. – Красавица, комсомолка, спортсменка! Ну! Фотографируй!
Галя вскользь посмотрела на Ганина, и лицо ее приобрело такое выражение, словно она откусила испорченный фрукт.
– Что же вы, Галя? – поддел он ее. – Больше энтузиазма!
Он улыбнулся как мог широко и одной рукой приобнял губернатора, другой сцепляясь с ним крепким рукопожатием. Если предыдущее фото, сделанное девушкой – где Ганин и компания сидели в окружении толстых фээсбэшников, – было удручающим пятном на репутации, то этот снимок можно будет носить с собой как индульгенцию, подумал он. И когда в следующий раз в леса нагрянет Кузьмич или другие проверяющие, фотография станет его оберегом. «Видали вот это, Кузьмич? Забирайтесь-ка в свой тарантас и валите ко всем чертям». Нечистая сила, углядев в одном кадре Ганина и губернатора, не посмеет подступиться.
Присев на колено, Галя щелкала фотоаппаратом. Позади нее, дымя сигаретами, подкатывали камеру телевизионщики.
– Пал Викентьич, – попросил один из них (тот, который забраковал Ганина и Серегу со Степаном, но теперь, кажется, об этом забыл), – несколько слов для муниципального телеканала.
– Вот мои несколько слов! – Губернатор потрепал по вихрам Солодовникова-младшего, не перестававшего краснеть. – Эти люди перед вами – герои! Эти люди, не жалея сил, возвращают нам нашу историю! Сделанная ими находка займет почетное место в музее областной столицы. Возможно – мы еще подумаем над этим, – мы выделим ей место на одной из улиц нашего великого и древнего Новгорода. Горожане должны помнить доблесть своих предков, проявленную во время войны. И этот танк, это сокровище, неожиданно показавшее себя из-под земли, – лучшее напоминание.
Если бы у губернатора было с десяток рук, он, казалось, обнял бы ими всех.
– И вот что я хочу еще сказать, – продолжил он и обратился к Ганину: – Тебя как зовут?
– Андрей, – сказал Ганин.
– Вот что, Андрей. Я считаю, ваша деятельность достойна всяческих похвал. Но этого недостаточно. Я считаю, что о вашей деятельности, о вашем ежедневном тяжелом труде должно узнать как можно больше людей, поэтому, я полагаю, раз уж все мы тут собрались, будет правильным послать вам в сопровождение журналистов – вот эту съемочную группу, которая есть здесь сейчас, и эту очаровательную девушку с фотоаппаратом. И пусть они снимают вас, ваш быт, ваши трудовые мозоли и пот и потом сделают об этом фильм или напишут статью. И этот фильм и статью мы по возможности будем показывать и тиражировать. Правильно я говорю?
– Что? – оторопел Ганин.
– Что? – в свою очередь оторопели телевизионщики.
Главный из них тут же начал мямлить:
– Но, послушайте, Пал Викентьич, у нас же нет оборудования, мы думали, мы едем на один день…
– Оборудования достаточно, еды мы вам дадим, – отрезал губернатор, мгновенно переключаясь с благодушного состояния в жесткий режим. – Снимете по-быстрому кино, репортаж или как это у вас называется и вернетесь!
– Но, Пал Викентьич…
– Что, Пал Викентьич? Привыкли вы обретаться в губернаторской столовой! А вы попробуйте-ка поработать в поле, как нормальные люди работают! Попашите – на воздухе, на земле – землица-то какая у нас, а! Чудодейственная! Еще мне спасибо скажете, когда вернетесь.
– Павел Викентьевич! – шагнула вперед Галина Веденеева. – Я тоже… В смысле, я тоже не могу. Я уже неделю здесь. Мне материал надо сдавать, его редактор ждет…
– А вы, милочка, я давно хочу спросить – кто вы будете, прелестное создание?
– Галина Веденеева, – подсказал секретарь. – Районная газета «Зов Новгородчины».
– Ах, «Зов Новгородчины»! – обрадовался губернатор. – Так я хорошо вашего редактора знаю! И я даже знаю, что это мы – и я лично – ежемесячно перечисляем бюджетные деньги на поддержание районной прессы. Не беспокойтесь об этом, Галочка! – Он приобнял журналистку за талию. – Идите в поля и творите! И сделайте хороший материал! А с вашим редактором я этот вопрос решу.
Он повернулся к секретарю:
– Возьми на контроль, Алеша.
Секретарь кивнул, как вышколенный дворецкий в английских фильмах.
Настал черед Ганина попытаться устроить демарш.
– Уважаемый, – сказал он. – У меня люди устали. И если уж быть совсем честным: мы планировали сворачивать сезон и разъезжаться по домам.
– Андрей, – губернатор положил руку ему на плечо. – Еще неделю, Андрей! Губернатор просит.
– Никак не могу.
– На минуточку, – вмешался в разговор пресс-секретарь. – Если губернатор просит, ему не отказывают.
Ганин вперил в пресс-секретаря взгляд – пустой, как у коровы, затянутый поволокой, и сказал:
– Высуньте язык у него из жопы, Алеша.
Взгляды такие Ганин подсмотрел у боксеров.
Дело было на чемпионате страны, где он оказался случайным зрителем. Выражение глаз боксеров, шатающихся у ринга и в зале, очень его поразило. Эти люди смотрели вокруг себя так, словно никого больше не существовало. И этот взгляд, полный презрения к миру, осознания собственной силы и отсутствия большого ума, так понравился Ганину, что отныне, потренировавшись, он применял его от случая к случаю – срабатывало на парнях и покрепче губернаторского секретаря.
– Он не может высунуть язык у меня из жопы, Андрей, – объяснил за своего подчиненного губернатор. – Это его работа.
Покрывшись краской до кончиков ушей, Алеша отступил в сторону. А тем временем губернатор продолжил атаковать.
– Андрюша! Родной! Я прошу тебя уже не как губернатор, а как отец! Как командир! Ты должен это сделать! Обязан! Покажем людям, что скрыто в земле. Покажем, что мы помним историю! Память, Андрюша, сыночка, вот чем мы занимаемся здесь – мы возвращаем себе свою память.