– Я-то тебя знаю. – Собеседник засмеялся, а Изя рукавом стер пот со лба. – И ты меня знаешь. Со мной разговор короткий, я два раза не повторяю.
– Все будет по-мужски, – ответил Изя отъезжающему собеседнику. – Как у людей все будет.
Изя поднял руку, чтобы махнуть вслед, но тут же опустил, потому что к воротам его дома подъехала другая машина. В ней сидели две женщины: старая и молодая. Ему нравилась молодая, даже несмотря на большие затемненные очки. «Без очков было бы лучше, но и с очками ничего: фигура офигенная», – подумал Изя. Хорошую, пышную фигуру Изя ценил в женщинах больше всего. Он подбежал к машине, открыл дверь и подал руку пожилой пассажирке.
– Тетя Ханна, здрав-ствуй-те! – растягивая слова, произнес Изя. – Как жизнь молодая? Как здоровье? Как дети? Как дядя Натан?
– Хубе, хубе, куклейме[33]. Мать дома?
– Да, конечно! Она всегда дома сидит, никуда не выходит, вас ждет.
– Нас ждет? – удивилась Эрке.
– Ну да, она постоянно говорит: «Никуда не поеду, вдруг Ханна приедет».
Эрке с неприязнью посмотрела на Изика. Ей не нравился этот человек. Он казался ей клоуном.
– Мы в цирке? – строго спросила Эрке.
Изик замялся.
– Лучше давай помоги из багажника отрезы вытащить. – Эрке перебросила ему ключи от машины и прошла за матерью, которая уже скрылась за калиткой.
Когда Ханна и Эрке вошли в дом, они услышали из динамика:
– Изаура! Ничто не может помешать нам пожениться.
– Альваро, если ты узнаешь, кто я на самом деле, ты никогда не простишь себе, что полюбил меня…
За столом сидела женщина и смотрела телевизор.
– Шура! – окликнула Ханна.
– О, мои сладкие, я не слышала, как вы вошли! Вот Изик, паразит, не мог предупредить! – Она подскочила к женщинам и засуетилась. На ее щеках блестела сериальная слеза. – Чу хабери? [34] Сейчас я чай сделаю! Хурде хостени? [35]
– Нет! – отказалась Ханна.
– Мы только что завтракали! – пояснила Эрке.
– А я тут кассету с Изаурой смотрю. Вы не смотрели? Какой фильм сильный! Какой фильм! Жизнь у них настоящая, не то, что у нас! – Шуре было нелегко выйти из реалий рабовладельческой Бразилии и снова оказаться в мире провинциального кавказского городка. – Этот негодяй Леонсио же есть, он ее преследует, свободу ей не дает. – Шура подняла, а потом бросила руки и смахнула рукавом слезу.
В комнату вошел Изя с отрезами ткани.
– Куда положить? – он неспешно обвел взглядом всех присутствующих, включая бесшумно говорящую что-то с экрана Изауру, и остановился на матери.
Шура указала ему на высокий стол для выкроек.
– Ханна, ну почему ты не хочешь, чтобы я тебе сшила одно красивое платье? Тебе вай как хорошо буде-е-ет! – Последнее слово Шура произнесла нараспев и подмигнула Эрке.
– Не хочет, да, она платье носить! Я тысячу раз ее не упрашивала, платья не приносила? – Эрке пожала плечами. – Мама не хочет, ей удобно в халате.
– Ну ладно. – Шура подошла к отрезам и стала разворачивать ткань, чтобы увидеть рисунок. – Халаты так халаты. Из всех, как всегда? – Шура знала размеры Ханны наизусть и ей не требовалось обмерять женщину.
Ханна кивнула.
– Мам, я уйду ненадолго, приду через час-полтора с кентами, – сказал Изя. – Ты нам покушать организуй: хинкал, чуду, как положено.
– Мозги, да, не делай. Иди давай.
Изя вышел, а Шура продолжала говорить ему вслед:
– Нашелся мне, деловой! Придет он! Знаю я его дружков! Все якшается не с теми, с кем надо. Завел бы уже нормальных друзей…
– Сына почему не женишь? – вдруг спросила Ханна.
Шура оторвала глаза от ткани, подошла к окну и, приоткрыв занавеску, посмотрела во двор. Убедившись, что Изик вышел и закрыл за собой калитку, Шура сказала:
– Да хочу женить, но не получается. Спутался он с одной Катькой, у нее пузо до ушей уже. Я к ее матери ходила, ругалась: пусть, говорю, моего Изю в покое оставит. Он, говорю, не последний фрайер, чтобы чужих детей воспитывать. А она мне что, как ты думаешь? Скажу – не поверишь! Мы, говорит, твоего Изю силком не держим, захочет, говорит, сам уйдет. Это она мне такое говорит! Не держат они, конечно, знаю я таких. Нагуляла где-то ребенка, теперь Изю заарканить хочет. Я дверью хлопнула и ушла, а Изе сказала, что, если он еще порог ее дома переступит, домой пусть не приходит. Так и сказала, папамну! [36]
– А он что, слушается?
– Да вроде пока слушается, но надолго ли? Мужики они все – как дети. Пальцем помани, они и побегут вприпрыжку. Да еще и связался с какими-то зверьками, чеченцами этими, они же дикие, с гор спустились. Какие-то делишки замышляет с ними. Как я с ним намучилась. Был бы отец, он бы из него человека сделал. А так я одна, очень тяжело одной сына воспитать! Это меня все бог так наказывает за то, что от наших традиций отошла и за ненашего замуж вышла.
– Да, от традиций нельзя отходить, – подтвердила Ханна. – Если мы от традиций отходить не будем, все у нас хорошо будет!
– Как только еще молодежь в этом убедить? – задумчиво произнесла Шура. – Они все как с цепи сорвались, дальше своего носа не думают.
– А давай я ему хорошую невесту посватаю! У меня есть одна девочка на примете, из хорошей семьи девочка. Бахшиевых знаешь? Вот у них Гуля есть же, старшая, для Изи как раз лучше не найдешь. Очень хорошая девочка, духтер-хуне[37], все делает, убирает, стирает, готовит.
– Гуля? – Шура задумалась. – Сколько ей лет? Она ведь старая уже?
– Какой старая! Двадцать два года есть, больше нет. Мне тоже было двадцать два, когда я за Натана замуж вышла.
– Ну ты – это совсем другое дело. Тогда война была. А она в Краснодаре училась, что делала там, только Всевышнему известно. Может, на занятия ходила, а может, и не на занятия, а на танцы-шманцы, с парнями шуры-муры водила.
– Да какие шуры-муры, она серьезная девочка, скромная, а не халам-балам какой-то. Из мухи слон зачем раздувать? Рашид, отец ее, жалеет теперь, что отправил ее учиться в Краснодар. Он на ее уговоры пошел, всем женихам отказывал. Она ему сказала, что сама себе лучшего мужа на свете найдет. Училась-училась, а уму-разуму так и не научилась. Приехала домой ни с чем, замуж так и не вышла. Теперь отец локти кусает, меня просит, умоляет. Найди, говорит, Ханна, моей Гуле хорошего мужа. А я сразу о твоем Изике и подумала. И приданое хорошее Рашид дает! Дом дает, на работу мужа устроит. Все сделает. А ты что, от той девки Изю отвадить не хочешь? К нашим традициям приобщить не хочешь?
– Хочу, бог видит… А ты слышала, что с Феликсом, Бениным сыном случилось? – Шура сделала паузу. – Не знаешь? Вай, что случилось! Он же ведь женился недавно. Услышал, что за Эллу, дочь Арона, хорошее приданое дают, дом-машину – все дела дают, пошел свататься. Пришел, значит, а невеста – страшная, как ночь. А когда уже засватал девочку, выяснилось, что дом давали за другую Эллу, дочь Арона. Их на Теплосерной две! Две Эллы! И обе – дочери Аронов. Какой скандал был! Но он все равно женился. Слово дал, стыдно перед людьми, если они подумают, что он только из-за денег жениться хотел. А он теперь жену ненавидит, с русской бабой живет, а домой даже не приходит.
Шура хотела сказать что-то еще, но Ханна ее перебила:
– Нет, Рашид точно поможет, все сделает. Он мне обещал, я бы так за него не просила. Я тоже помогу чем могу. Свадьбу сыграем, женим твоего сына как полагается. Ты мне тоже не чужая же, Изик мне как племянник. Я деньги дам, как надо, с достоинством чтобы свадьба была.
В подтверждение своих слов Ханна вытащила из бюстгальтера кольцо, которое она недавно показывала Эрке, и предъявила его Шуре.
– Вот, кольцо продам, свадьбу отметим твоему сыну. Я сначала хотела на эти деньги купить моей Эрке хорошую машину, «мерседес-шмерседес», вместо той развалюхи, на которой она ездит. Но теперь передумала. У Эрке уже есть машина, а Изя неприкаянный у тебя. Надо его устроить. Я не права? – Ханна посмотрела на дочь. Эрке покраснела, но быстро справилась со своим смущением, откашлялась и сказала:
– Да, мама, делай, как ты считаешь правильным. Я же даже не знала, что ты мне машину купить хотела. Одно то, что ты хотела, для меня счастье.
– Хотела, папамну! [38] Не веришь? – повысила голос Ханна и повернулась к Шуре: – Я детей своих в строгости воспитывала, лишнего им не позволяла, не целовала, не обнимала, не сюсюкалась. И если я сейчас чужим детям что-нибудь хорошее сделаю, это все равно, что я своим детям хорошее делаю. А тогда мне до этого разве было? Тогда столько проблем было – не до сюсюканья. Я все, что могла, дала им. Любви особой тоже не было у меня. Родила и бросила: кого соседке, кого няньке. Эрке у меня самая младшая, меньше всех ее любила, зато теперь вон какая хорошая. Никогда матери слово поперек не скажет. Я ей машину не покупаю, она не злится, а благодарит только за то, что я хотела купить! Такая дочь должна быть! Рая или Зоя уже давно бы яд свой выпустили, а она у меня добрая. Да, доченька?
– Золотая у тебя доченька! – подтвердила Шура. – Таких дочерей еще поискать надо! Вот бы мне такую невестку, как твоя Эрке, больше ничего в жизни не надо! Я бы такую, как Эрке, с руками и ногами выхватила для Изика!
– Ну мы пойдем, завтра приезжайте ко мне, поедем девочку смотреть. И пусть оденется хорошо, солидно чтобы выглядел, костюм же есть, туфли.
– Все сделаем, как надо! Я на «Людмилу»[39] поеду, подарки девочке куплю. Сох боши![40] Век тебя не забуду, если поможешь сына женить!
Шура проводила гостей до калитки и еще долго стояла у ворот, всматриваясь в даль, как будто ожидая, когда осядет облако пыли, оставленное отъехавшим автомобилем.