Подмена уровней, сведение к некому несуществующему единому для всех уровню одними используется как приём полемики, другими для продуцирования весьма странных, порой разрушительных идей. За круглым столом, где собрались те, кому небезразлична судьба России, чтобы найти ответ на вечный вопрос: «Почему так плохо и кто виноват?» — всегда прозвучит сакраментальная фраза: «Нам надо наконец понять, что виноваты мы все». Большинство с этим не соглашается: воруют одни, а виноваты все. И правильно делает. Воры — это уровни (–2 ÷ –6) в зависимости от их масштаба, те же, кого призывают разделить с ними вину — созидатели (1 ÷ 6). Столь разнополярно действующие общности в принципе не могут составлять единое «мы».
Маркс сделал открытие, что пролетариат — самый передовой класс. Об уровне — ни слова. О каком уровне может идти речь, если он и так самый передовой! Тех, кому после окончания института пришлось работать на заводах, стройках этот тезис Маркса приводил в полное недоумение. Заметная часть самого передового класса активно пила и ломала. Не помогали различного рода «движения», типа стахановского, золотые звёзды героев социалистического труда, доски почёта. Производительность труда оставалась неправдоподобно низкой, и только в тех отраслях, куда шла наиболее креативная часть интеллигенции, нацеленная на большое дело — страна добилась поразительных успехов. Имена людей, сделавших это, хорошо известны. Они, безусловно, самые передовые, но это не пролетариат. Думается, что представление об уровневости существенно бы облегчило административные страдания молодых специалистов, чьи мозги, подвергнутые на студенческой скамье серьёзной обработке марксизмом-ленинизмом, с трудом продирались сквозь «самую передовую в мире теорию» к осознанию реальности.
Почему прогресс столь неоднозначен: в «техническом отделе» — там всё в порядке — наблюдается прогресс, а в нравственном — скорее похоже на регресс. Проблема с этой неприятной неоднозначностью прогресса тоже снимается, если рассматривать её с позиций уровневых представлений. Прогресс — это не рост производства, потребления и комфорта. Прогресс — это увеличение степени совершенства системы, обеспечиваемое переносом деятельности на более высокие уровни, то есть перемещением деятелей на более высокие уровни деятельности. Но в одних областях деятельности они могут перемещаться выше, а в других — ниже, и там имеет место регресс. Таким образом в технике, где действуют одни, может наблюдаться прогресс, а в нравственной области, где тон задают совсем другие, — регресс. Возникает вопрос, как определить: сегодня прогресс или регресс? Вычислением общего уровня деятельности системы в целом. Задача сложная, методика ещё не разработана, поэтому пока придётся определять «на глазок».
Уровневые тонкости прогресса мало кем осознаны. Приведём высказывание Ф. Энгельса: «Не только высокие идеи, но стремление к власти и алчность были и остаются главными силами прогресса». Конечно, прогресса в технической, финансовой и других областях, являющихся полем наживы. Но при этом низменные стремления, подогреваемые алчностью, настолько снижают средний уровень деятельности, что в целом приводят к регрессу. К тому же двигателем прогресса являются не заявленные идеи, а созидательная деятельность высокого уровня. «Высокие идеи» в исполнении большевиков принесли страшные несчастья России и отбросили её в цивилизационном отношении назад. Таким образом, это высказывание Энгельса неверно от начала и до конца. Очевидный пример непонимания природы и человека, и общества, которое обесценило марксизм и большевизм.
Вот ещё один пример грубой ошибки, к которой приводит отсутствие представлений об уровневой организации деятельности человека. Идол американской культурологии Л. Уайт определяет культуру как «механизм для выживания». Такая культура понимается им, как самое ценное приобретение человечества. Но способностью адаптации обладают все живые организмы, а у человека это функция деятельности преимущественно низшего уровня (1). Выше он всё более сосредотачивается на процессе «увеличение жизни». Увеличение жизни он осуществляет всеми возможными путями: увеличением её продолжительности, в детях, памяти неблагодарного потомства. Эти способы имеют естественные пределы, поэтому человек устремлённый рано или поздно приходит к самому эффективному способу увеличения жизни — повышению уровня деятельности. Самым ценными в человеке является системное сознание, содержащее экстракт из коллективного опыта предыдущих поколений, которое порождаетустремлённость в Высоту.
Кстати, решимость живой системы приспособиться и выжить во что бы то ни стало — сильно преувеличена. Деятели на высоких уровнях могут сознательно отказаться от приспособления, заплатив за это ценою своей жизни. Так может поступить, например боевое подразделение, если есть более высокая цель, ориентированная на систему в целом. Это противоречит здравому смыслу деятелей низких уровней, тем более низших, где «бабло» и власть — главные ценности. У высоких другие мерки и, соответственно, другая жизнь. Как говорил Э. Ростан, «любить что-то больше, чем жизнь — значит сделать жизнь чем-то большим, чем она есть».
На высших уровнях первоначальные цели и задачи трансформируются, как говорится, «до неузнаваемости». Главной целью, несмотря на лишения, бедность, предрассудки окружающих, становится самореализация. Лишь немногие достигают славы и материального достатка при жизни, но они без колебания приносят в жертву буквально всё, стремясь достигнуть максимально возможного для них уровня. Именно о них с полным основанием можно сказать: человек — это устройство для переработки информации в Высоту. И не только информации, некоторые наделены способностью «перерабатывать» в высоту встречающиеся на пути препятствия. Каждое новое препятствие — это открывшаяся новая возможность. Смертельная опасность мобилизует и заставляет использовать свой спящий потенциал. Так жизнь подталкивает нас к развитию. «Нет ничего более увлекательного, чем воля, побеждающая непокорное тело» (Р. Роллан). Деятели, подобные Роллану, являются самыми мощными продуцентами количества жизни и самыми ценными негэнтропийными элементами системы.
Уровневая модель даёт ответ на основной вопрос философии: «Что первично: материя или дух?» Первична материя. По словам Энгельса дух есть «цветение материи». Красивая метафора, но правильнее называть цветением материи всю созидательную деятельность человека. Дух — это максимум созидательной деятельности человека, и если быть точным, плодоношение материи. В какой мере бытие определяется сознанием, — это другая формулировка основного вопроса философии — зависит от уровня деятеля. Любой ответ на этот вопрос без указания уровня неверен. Сознание и его автономность растут с уровнем, поэтому, на нижних созидательных уровнях бытие определяет сознание, а на высших сознание определяет бытие. Философы в течение многих столетий не могут найти правильный ответ, потому что не владеют уровневыми представлениями.
У сторонников пансоциальных теорий «бытие определяет сознание». В развитии человека они важнейшее место отводят воздействию социальной среды. Но вот наблюдение, сделанное М. А. Войченко в сталинских лагерях: «В лагере бытие не определяет сознание, а наоборот, от сознания и неотвратимой веры в человеческую сущность зависело: сделаться тебе животным или остаться человеком». Иными словами лагерь, как и любая другая экстремальная ситуация, выполняет роль пускового механизма, приводящего в действие окончательное самоопределение человека. Но то, к чему он придёт, зависит от того, что в нём уже заложено от рождения и первых лет жизни. Давно известно, чтобы понять человека, надо побывать с ним в крайних ситуациях. Таковые случаются на войне, в опасных путешествиях, катастрофах, при разделах наследства. Социализация приучает человека скрывать свою сущность, подлаживаться под правила приличия, вкусы и требования окружающей среды. Но в минуту крайней опасности человек «забывает» о том, каким он должен выглядеть, и показывается то, что он на самом деле есть. Экстремальные условия в лучших проявляют лучшее, в худших — худшее. Велика корреляция между уровнем и силой духа человека. В истории немало случаев исключительного проявления силы воли. Можно вспомнить протопопа Аввакума, И. Солженицына, В. Шаламова. В этих людях скрыта загадка, для разгадки которой сегодня у науки нет ни достаточного фактического материала, ни методов. Восемь лет инквизиция добивалась от Джордано Бруно отказа от своих взглядов. Не добились, и в 1600 году он был сожжён. Исход был предопределён высотой Д. Бруно. По его словам «люди высокого духа могут в заточении обрести свободу, а поражение превратить в победу».
Так как с каждого из уровней осуществляется управление деятельностью на нижележащих уровнях, ценность деятельности для системы тем больше, чем выше её уровень. Этому много свидетельств. Когда Менандр говорит, что «Бог каждого человека — его совесть» — он подчёркивает значение управления с уровня 4. Ему вторит Ларошфуко, с французским изяществом заметивший, что «ум (3) всегда в дураках у сердца (4)». Красоту (5) человек ценит больше, чем мужество и благородство (2,4). Об этом хорошо пишет Фромантен. А вот совсем обескураживающее наблюдение, принадлежащее Д. Рэю: «Рядом с красотой (5) ум (3) и сердце (4) всегда производят впечатление бедных родственников».
Среди тех, кто достиг наивысших уровней, немалую долю составляют святые, отцы церкви и аристократы (греч. aristokratia — господство лучших). В данном случае имеется в виду родовая аристократия. Но издавна существует понятие «аристократизма духа», оно появилось для обозначения деятелей высокого уровня, не принадлежащих к родовой или сословной аристократии. В. Даль пишет в своём «Толковом словаре»: «Во всяком сословии и звании могут быть своего рода аристократы, считающие себя от природы и без заслуг выше других». В данном случае имеется в виду «без заслуг», отмеченных наградами или званиями. А кто «от природы