Примитивность речи буквально разоблачает человека. Она вызывает такое разочарование в облечённых высокой властью, которое сравнимо по результатам с работой всех подрывных фондов, финансируемых из-за рубежа. Низкий уровень власти является и её самым неумолимым могильщиком. Плохо только то, что она может утянуть за собой в могилу и всю страну. Да что страну, весь мир, если эта власть стала гегемоном в мировом масштабе. А ведь тревожные признаки плохого конца зачастую вполне очевидны уже из речи. Грядущая катастрофа возвещает о своём приближении устами человеческими. Но люди недостаточно чутки, чтобы услышать эти зловещие сигналы.
Стиль — ещё одна трудноуловимая, но многозначащая грань деятельности. В стиль отливаются неординарные зрелость и Высота. Хорошо известны термины «большой стиль», «высокий стиль». «Стиль — это человек», говорил Бюффон, указывая на значимость стиля, как метки Высоты. Свидетельством своего высокого уровня при вынесении самооценки является чувство хорошо сделанного дела. Его следствием является спокойная совесть и крепкий сон. Как говорил Лонгфелло, «право на отдых ночью дают дневные свершения». Умение улавливать различия между оттенками чувства удовлетворения, градациями в чувстве собственного достоинства, делает оценку своего уровня более надёжной, а это позволяет нащупывать подобающее поведение.
Существуют ситуации, когда уровень определяется (естественно тем, кто умеет это делать) достаточно уверенно. Уровневую разницу верно улавливают опытные педагоги. Она не в том, что один учится на 5, другой на 4, а в том, какие вопросы возникают у ученика, насколько нестандартно его умственное развитие, насколько его «заносит» за рамки программы. Одним из ориентиров в определении уровня служит профессия деятеля. Так спортсмены редко поднимаются выше второго уровня. Не секрет, что в 90‑е годы в России спортсмены были основным резервом формирования преступных группировок. Вообще представления о благотворной роли спорта в развитии гармоничного человека не соответствуют очевидным реалиям. Профессиональный спорт, как минимум, несозидателен. А теперь он стал ещё и способом политического давления. Спорт нужен в той мере, в какой он обеспечивает хорошую физическую форму, что немаловажно для работы головы, состояния души, внешней привлекательности. Утренняя зарядка, пробежки, лыжи, физическая нагрузка на снарядах в разумных пределах — это совершенно необходимо, и к этому надо прививать охоту. Но профессиональные спортсмены ничего не строят, их беготня с мячом и без, прыжки, бесконечная стрельба ничего не создают. Здоровье своё они чрезмерными нагрузками калечат. А их голы, сантиметры и секунды нужны только для того, чтобы отвлекать внимание масс от более серьёзных проблем.
Исключением являются виды спорта, которые отчасти являются системами самосовершенствования: альпинизм, некоторые виды единоборств. Развитие мускулатуры при неразвитом интеллекте и обеднённой сфере чувств, осложнённое гипертрофированными притязаниями на первенство, приводит к дисбалансу в душевном состоянии, ощущение которого деятель стремится заглушить разрушением (другого способа он, как правило, не находит). Известный слоган «в здоровом теле здоровый дух», увы! не соответствует истине. Далеко не у всякого футболиста здоровый дух. Если бы это было так, у страны с министерством спорта, громадами спортивных сооружений и такой армией спортсменов проблем было бы существенно меньше.
Существенным препятствием в определении уровня служит мозаичность и несопоставимость деятельностных качеств. Человеческая целостность — это очень редкий феномен. Обладающий уникальными способностями в одной области, в других отношениях может быть совершенно бездарным. Как Пушкин в математике и картах. Сложный случай может представлять и несчастный гений, и «безбашенный» художник, и с головой ушедший в научную работу учёный. Гитлер хотел создать на своей Родине, в Линце, самый значительный из мировых музеев по собранным там ценностям. Он и его искусствоведы понимали в ценностях толк, так что музей обещал быть неплохим. Но методом собирательства Гитлер избрал грабёж. Он хотел сравнять с землёй Ленинград, один из культурных центров мира, уже в немалой степени униженную и запакощенную большевиками столицу Российской империи. И его любовь к хорошей музыке (имеется в виду Вагнер) отнюдь не мешала ему в этом намерении. Помешал русский солдат, большей частью не имевший такого художественного вкуса, но обладавший чем то более важным. Чем? Более высоким уровнем. Любой созидатель выше любого разрушителя.
Феноменальные достижения, существенно влияющие на оценку и порой сбивающие с толка, мы можем встретить в самых неожиданных местах, например, у таких птичек, как шалашники. Самец шалашника строит беседку из прутьев и украшает её красивыми предметами: ягодами, цветами, ракушками. Раскрашивает соком из раздавленных ягод, используя в качестве кисточки листочки. Такая демонстрация вкуса служит для самки надёжным признаком ума и «хороших генов» самца. Спариваются шалашники только в таких беседках. Понятно, что развитое чувство прекрасного — это заявка на высокий уровень, но шалашник, увы, не способен на речевую коммуникацию и многое другое из того, что умеет человек. При этом люди нередко превращают свою квартиру буквально в нору без признаков чистоты и порядка. Они не понимают, что такое украсить своё жилище, и зачем это вообще нужно. Проблема в том, как правильно оценить уровень какого-нибудь человеческого шалашника, который явно недобирает в моральном отношении, или уровень грязнули и разгильдяя, который, в сущности, мягкий и добрый человек?
Есть люди с такой противоречивой деятельностью, что задача определить их меру «созидательности-разрушительности» представляется в высшей степени трудноразрешимой. Это имеет место, когда на обыденное течение жизни оборачивается катастрофой. И, естественно, что в России таких случаев больше, чем где бы то ни было. Яркий пример — М. Горький. Был он из обеспеченной купеческой семьи, а стал пролетарским писателем. Наделённый даром слова и артистизмом, избрал для себя амплуа человека из народа. Он то поёт хвалу всему революционному, то выступает с его критикой. Он то пишет весьма критические «Несвоевременные мысли» [47], то, по словам И. Бунина, «буквально бьётся головой о подножие ленинского трона и вопиет: «Я опять, опять пою славу безумству храбрых, из коих безумнейший и храбрейший — Владимир Ильич Ленин» [21].
Цели Горького были благородные. Он мечтал и многое делал для преобразования человека, как бы мы сказали, в созидателя. Для осуществления этого необходимо было создать нечто вроде новой религии, преобразующим механизмом которой были бы наука и культура. Но его идея создания Международного Интернационала интеллигенции потерпела крах. На Капри он организовал курсы, целью которых было воспитать нового человека и затем поставить его у руля социалистического государства. Ошибка его в том, что он не разглядел истинного лица большевиков, поверил, что их цели совпадают. Натура деятельная, но при этом романтически-наивная, он давал большие деньги на подпольную работу, совершал агитационные поездки по всему миру, покупал оружие, компоненты для бомб, на его даче пристреливались револьверы. Как и многие тогда, он верил, что достаточно свергнуть «прогнивший режим», как откроются неограниченные возможности преобразования человека, и тогда начнётся небывалая новая жизнь и наступит всеобщее благоденствие.
И только после октябрьского переворота он понял, как он писал в своей газете «Новое время», что в новой реальности авантюристы и воры, прикрываясь революционными лозунгами, явились той силой, которая творит историю. А вместо работы на благо народа — интриги политической борьбы, путаница, ложь, клевета, глубина падения, которую трудно себе представить.
В гражданскую войну он спас многих от лап ЧК и голода, в том числе многих видных учёных. Петроград голодал, зимой замёрзшие трупы лежали на улицах, обглоданные собаками. Он возглавил «Помгол», пользуясь своим мировым именем доставал средства для помощи голодающим. Потом понял, что новая власть его просто использует и большая часть его усилий идёт прахом, эмигрировал в Италию. Жил, как барин и, разочаровавшись в революции и революционерах, ни за что не хотел возвращаться в СССР. Но печатать перестали, деньги кончились, и пришлось вернуться. Там он стал неинтересен, а здесь он мог писать «Жизнь Клима Самгина», будучи уверен, что роман будет издан, как и полное собрание его произведений. Здесь перед ним открывались возможности осуществления его идей в области культуры: организация издательства всемирной литературы, основание московского Дома литератора и пр. Здесь звание великого пролетарского писателя, жизнь в роскошном особняке Рябушинского, вообще решение волшебным образом всех материальных проблем.
Заключив союз с Сатаной, он получил многое, но потерял гораздо больше. Джугашвили был выдающимся манипулятором, и он переиграл Горького, сыграв на его тщеславии. В конце концов, попав под плотную опеку органов и Вождя, пришлось недостойно плясать под их дудку. Горький говорил о себе: «Я пришёл в этот мир, чтобы не соглашаться». А тут пришлось согласиться с ролью, написанной для него Джугашвили. В создаваемом советском пантеоне Горькому было уготовано мести буревестника революции, самого пролетарского, потому и самого правильного писателя, чьё имя служило хорошим прикрытием сталинских злодейств. Он, в частности, вместе тридцатью шестью советскими писателями в позорной книге о Беломорканале восславил рабский труд. Был там, конечно, всё видел и понимал, но написал то, что требовалось.
Сценарист В. Гребнев рассказывал, что у В. Шукшина были три объекта ненависти: колхозы, чекисты и Горький — «это он, сука такая, внушил Сталину, что крестьянство — слепая стихия, которую надо укротить». Вопрос, кто кому из этой пары что внушил, непростой, с ним историкам, психологам разбираться и разбираться. Но совершенно очевидно, что «буревестник революции» с возрастом полинял и растерял свои перья. Вспомним его знаменитую статью «Если враг не сдаётся, его уничтожают». Трудно представить, как человек, казалось бы весьма высокого уровня, мог так низко пасть. И если это возможно с таким, как Горький, то что же говорить о других! Да, слаб человек! Его конструкция такова, что достойно функционировать он может лишь при достаточно плавном ходе событий. А в обстановке социального безумия даже лучшие теряют способность трезвой оценки, перестают быть хозяевами себя. Случаются обстоятельства, которые могут перемолоть кого угодно, кроме деятелей высочайшего уровня, но как мало таких. Горький — хорошая иллюстрация сложности задачи по определению уровня, порой превращающейся в головоломный ребус.