Действие вместо реакции — страница 20 из 90

Приведенные примеры позволяют понять, как именно работает в человеческом мозге кортикальная система управления поведением. Она надстраивается над лимбической для того, чтобы преодолеть ее шаблонность и узость.

Разум позволяет нам не только автоматически и полубессознательно реагировать на ситуацию, но и действовать. Открывается возможность окинуть целостным взглядом свои потребности, желания, а также обстоятельства той ситуации, где мы находимся. Тогда мы формируем свежий ответ вместо заготовки.

Под руководством возницы колесница следует не по воле самого сильного коня, не на автопилоте, а отталкиваясь от знания рельефа местности и пункта назначения. Самому сильному коню тогда приходится подождать или навсегда поумерить свою прыть. Слабый же порой получает плетью по бокам и вырывается вперед. Действию присуща свежесть, информированность, спонтанность – то, что мы называем свободой.

Интеллект не есть разум, а интеллектуальный – не значит разумный

Эксперимент Эрнста Фера содержит одну принципиально важную подробность, на которую будет полезно обратить внимание еще раз. Люди, у которых длПФК была искусственно заторможена с помощью ТМС, осознавали, что принимаемые ими решения были глупы. Тем не менее они все равно действовали против своих же интересов.

Исследователи пришли к выводу, что главная функция длПФК – это не более качественно оценить ситуацию, а именно привести в исполнение возникающие рациональные решения. Возница без рук бесполезен, даже если он обладает соколиным зрением. Разум представляет собой не столько систему познания, сколько систему управления нашим поведением. Без разумного волевого контроля интеллект оказывается в заложниках у низкоуровневых модулей нашей психики и предлагаемых ими сценариев.

Каждому, кто подвергал собственное поведение хоть какому-нибудь анализу, знакомо положение испытуемых Эрнста Фера. Мы периодически хорошо знаем, как нам следует поступить, но не можем одолеть нечто внутри себя, что этому яростно сопротивляется. Порой же влияние этих сил настолько велико, что мы погружаемся в гипнотический транс и прыгаем с обрыва, думая, что это усыпанный ягодами весенний луг. Как много пламенных речей произносили герои Достоевского на этот счет и сколько великих произведений литературы и психологии посвящено отчаянным попыткам возницы справиться с управлением!

Анатомическое и функциональное различие между разумом и интеллектом (или же разумом и рассудком, как раньше называли сознательную часть нашего интеллекта) позволяет понять многие загадки жизни.

Одна из них – это феномен «глупого ученого». Во все эпохи можно было встретить множество людей, чья ясность ума в одних вопросах уравновешивалась полной слепотой во всем остальном. И это не могло не сбивать с толку.

Так, блестящий физик бывает не способен понять ни своей внутренней жизни, ни жизни общественной и культурной. Его суждения во всем за пределами его узкой ниши оказываются невежественны и нелепы. Более того, он зачастую трагически неприспособлен к окружающей жизни. Посвященный в сокровенные тайны материи, этот человек одержим множеством неврозов и не способен устроить ни внутреннюю, ни внешнюю сторону своего существования. Он не умеет управлять эмоциями и желаниями и ему даже не под силу осознать, насколько это важно.

Тонкие знатоки человеческих душ, вроде великих русских писателей XIX века, регулярно сталкивались с незнанием своей собственной души и постыдным неумением навести в ней порядок.

Они проигрывали все свои деньги в карты, устраивали самые ребяческие истерики, пили из своих близких последние нервные соки, а также совершали подлинные безумства, о которых затем горько жалели. Эти умные люди вели себя как дураки, причем сами же себя так характеризовали, но поделать ничего все равно не могли.

У Льва Толстого все дневники исписаны подобными признаниями, как и у Тургенева с Достоевским. Хорошо резюмировал этот общечеловеческий феномен великий пессимист Эмиль Чоран:

«Я создан давать мудрые советы – и вести себя как последний дурак».

Мало кто из них, впрочем, хотя бы приблизился к пониманию сущности той коллизии, в которой они раз за разом оказывались. Как и все интеллектуальные люди, они были нагружены ценными знаниями и уникальными навыками и эффективны в некоторой творческой области. Так пчелы блестяще строят ульи, дятлы долбят деревья, а перелетные птицы искусно ориентируются по магнитному полю земли.

Тем не менее из-за нехватки силы воли и цельного видения эти люди не сумели применить свой богатый умственный арсенал для самого главного. Они не могли устроить своей жизни и помочь в том другим.

Ничуть не реже высокоинтеллектуальные, но слабо разумные люди становятся виновниками тяжелейших бедствий. Их богатый умственный инструментарий, их полуслепая и неподконтрольная рассудочная сила встает на службу неврозам лимбической системы и употребляется на то, чтобы вырыть для всех безупречную с инженерной точки зрения яму. Увы, понимание, что делать этого не стоило, приходит запоздало, если приходит вообще.

Конечно, мастерство писать книги или композиции, сочинять теории и решать уравнения вызывает восхищение, однако во многом это все еще животное мастерство. Развитый интеллект есть видовой талант homo sapiens, наша фирменная особенность. Подобные специализации имеются у всех существ от дождевых червей до белых акул, и каждая из них по-своему поразительна.

Все это сказано не чтобы умалить достижения великих ученых и писателей, вообще всех тех, кто в основном и создал человеческую цивилизацию. Но если мы из почтения к их интеллекту и его плодам откажемся увидеть изъяны по части разума (которые, как правило, сознавали и сами эти люди), мы никому не окажем хорошей услуги.

Почтение и любовь не должны нас ослеплять: достижения разума даются труднее достижений интеллекта. Более того, они находятся во всех смыслах выше любых проявлений интеллектуальной сноровки – и с отчетливого понимания этого обстоятельства нам открывается перспектива подлинного роста.

Хотя человеческий интеллект велик и могуч, было бы большим преувеличением назвать его явлением неслыханным для природного мира. Это как современная спортивная машина против «Форда» начала XX века. Конечно, интеллект homo sapiens едет надежнее и быстрее, чем животный, но механизм у него тот же самый.

А главное, направление у деятельности интеллекта то же, что у наших животных братьев и сестер. Подчиненный лимбической системе, он в первую очередь занят тем, что борется за основные ресурсы и придумывает, как это лучше сделать. Он ищет способов добыть еды, питья, секса, высокого статуса, ценных сведений и материальных богатств.

Все эти стремления – родом из глубин природной истории. Даже человеческая страсть накапливать имущество и наше понятие о собственности есть прямое продолжение территориальных инстинктов млекопитающих.

В этом смысле интеллектуально развитый человек, управляемый лимбической системой, не особенно отличается от животного. Его инструментарий немного иной, но потребности и основные стратегии их удовлетворения те же самые. Волки борются за базовые ресурсы грубой силой, а культурные люди в добавление к грубой силе еще и умением писать поэмы.

Сегодня идея о близости человеческого интеллекта и интеллектуальных способностей животных перестает восприниматься как ересь и оскорбление нашего достоинства. Мы уже почти свыклись с тем фактом, что человек не вырван из общего хода развития природы. Мы не вознесены надо всем вокруг на недосягаемую высоту и обладаем множественными родственными узами с миром.

Как оказалось, это новообнаруженное и новопризнанное родство вовсе не является оскорбительным. Напротив, оно приносит ощущение единства, понимание своей природы и места в широком контексте жизни и дарит освобождение от мучительной гордыни и свойственного ей ослепления.

Еще недавно, однако, подобные взгляды наталкивались на волну возмущения и яростной критики. Тем большей кажется отвага и проницательность создателя теории эволюции Чарльза Дарвина, который не побоялся высказать их в XIX веке. В своем труде «Происхождение человека» (1871 год) Дарвин сперва рассматривает множество случаев преемственности между физическими особенностями и способностями животных и людей, а затем делает следующий вывод:

«Умственные различия между человеком и высшими животными, пусть они и велики, определенно есть различия по степени, а не по типу».

От животных нас более всего отделяет не интеллект и не способность сочинять фразы, возводить общественные институты и конструировать компьютеры. Главное отличие состоит в наличии у человека разума – дорогостоящей для эволюции высокоуровневой системы познания и управления поведением.

Разум так же мало похож на интеллект, как автомобиль мало похож на ракету. Это совсем иной масштаб деятельности, а самое главное — совсем иное направление для движения.

Дело ведь не только в том, что ракета больше или быстрее машины. Ракета следует совсем по иной траектории. У нее иная перспектива, иное видение, иной набор задач, и лишь на ней можно добраться до той царящей над миром вершины, о которой писал Платон. Автомобили человеческого интеллекта обречены на гонки кругами по земному шару, который хоть и прекрасен, но все же представляет собой лишь малый фрагмент реальности.

Человек отличается от животного не хитроумными интеллектуальными инструментами вроде слов и технических устройств, а тем, ради чего, как и где они начинают применяться. Люди уникальны как существа разумные, но не как существа интеллектуальные.

Подобно ракете в сравнении с автомобилем, благодаря разуму мы можем перейти в иное измерение движения, в поистине многомерную реальность. Это новый и широкий простор, где сущность жизни освобождается от удушающего зноя вечной борьбы с миром за власть и иные ресурсы. Для нас распахивается окошко и для чего-то сверх этой древней природной возни.