Ум есть конкретное проявление опыта жизни здесь и сейчас, со всем его уникальным содержанием и стечением обстоятельств. Это не небо, по которому проносятся облака, ветры и птицы. Это и небо, и облака, и ветры, и птицы. В него все включено и вместе с тем в нем непрестанно что-то происходит.
То, что восточное понятие ума пластично и пронизано волей и энергией, подтверждается даже на этимологическом уровне. Санскритское слово citta состоит в кровном родстве не только со словами «воспринимать» и «мыслить». От того же глагольного корня произошли многие слова, связанные с проявлением воли, например, слово cetanā – «воля», «намерение», «волеизъявление».
Таким образом, citta является не просто «особым» и «любопытным» ракурсом восприятия, которым мы здесь праздно «интересуемся» в историко-философских целях. В нем вскрывается само существо дела, та цельность мира и всеобщая взаимосвязь различных форм опыта, которую человек переживает в каждый момент своей жизни и которую обнаруживает наука.
Большой ум и кортикальный тип личности
Слово «ум» не есть единственный термин для обозначения нашего опыта как единого целого. Иногда в качестве синонима мы используем слово «сознание». Если рассуждать по всей строгости, сознание представляет собой не ум, а лишь отдельный аспект ума. Это сама наша способность регистрировать информацию и сводить ее воедино, это способность отдавать себе отчет в существовании явлений и представлять их в едином информационном пространстве.
Сознание обеспечивает связность, оно дает свет и пространство для разворачивания опыта жизни.
В расширительном смысле, однако, мы можем использовать слово «сознание» как полный синоним для «ума». Здесь мы наследники древних времен, поскольку точно так же дело обстояло и две с половиной тысячи лет назад.
Санскритское слово для «сознания» – vijñāna – могло применяться как в узком смысле, так и выступать во многих контекстах в качестве замены для citta. Тем не менее даже тогда употребление слова виджняна вместо читта несло в себе шлейф из сбивающих с толку коннотаций. От него веет холодком, обособленностью. Это как раз пустая сцена, на которой разворачивается действо; это небо, по которому плывут облака.
Виджняна в его строгом понимании неподвижно, монолитно, неизменно. Человеческий же ум, подобно платоновой колеснице, деятелен. Он не терпит пустоты и находится в бесконечном путешествии. В пути меняются и ландшафты, и погода. Иначе трещат его колеса, иначе ведут себя кони, иначе возница держит в руках поводья и иначе прокладывает маршрут. По сути, ум и есть это путешествие, в котором опыт переходит от одного состояния к другому.
И все-таки, сколь бы ни был ум пластичен, у него имеется структура. Для того чтобы воссоздать в памяти наглядное представление об этой структуре, вернемся к образу платоновой колесницы.
Согласно этой аналогии, основой всей конструкции колесницы ума являются запряженные в нее скакуны. Они представляют собой древние и бессознательные силы лимбической системы, которые Платон называл «чувствами». Тем не менее это не только и не столько чувства, а все наши природные потребности, эмоции, желания, автоматизированные шаблоны реагирования.
Лимбическая система есть низкоуровневая система познания и управления поведением. Другим примером низкоуровневых механизмов являются наши органы чувств от зрения до осязания. Они обладают очень узкой специализацией и лишь поставляют информацию дальше, в центры обработки данных и поведения.
Наверху колесницы восседает возница – человеческий разум, наша кортикальная система. Оттуда, с возвышения, вознице доступен панорамный взгляд на происходящее. Он видит дорогу впереди и позади, видит себя самого, удерживает во внимании цели и ориентиры совершаемого пути.
Разум является высокоуровневым механизмом познания и управления поведением, и его задача – это не только исследовать все внутри и вовне, но и крепко держать поводья, руководя движением.
В малом масштабе времени, пространства и причинности кони и сами хорошо справляются с управлением. Они куда лучше возницы знают, куда и как им ставить копыта, как спастись от угрозы и раздобыть пропитание. В конце концов так существует вся живая природа.
Однако чуть положение вещей осложняется, невежественные скакуны с их узким углом обзора допускают серьезные ошибки. В дополнение к этому, они пребывают в постоянном раздоре и не умеют разрешить собственных противоречий. Им нужен арбитр, который их рассудит. В форме разума эволюция живых организмов и совершила попытку создать такого арбитра.
Наконец, есть еще сама колесница – с ее колесами, валами, бортами и упряжью. Эта хитрая машина воплощает наш интеллект. Интеллект есть среднеуровневый познавательный инструмент. Он не управляет поведением, а лишь снабжает данными коней и возницу. Он просчитывает, вычисляет, создает устройства, пишет картины, симфонии и теоремы, учится варить вкусный кофе. Он не имеет никакой позиции и повестки, а лишь реализует те чувства и потребности, которые в данный момент взяли его под контроль. Интеллект есть машина, техника, орудие, которому безразлично, как его применяют.
Когда человек охвачен гневом и жаждой мщения, то поставленный им на службу интеллект изобретает наиболее изощренные способы разрушения и причинения страдания. Когда же человеком владеет потребность познания и творчества, а ум его чист от злобы, то интеллект создает произведения науки и искусства, совершенствует внутреннюю и внешнюю реальность.
Очевидно, что наилучший вариант взаимоотношений обеих систем познания и поведения – это слаженное и взаимовыгодное сотрудничество. Они практически буквально находятся в одной упряжке, так что в общих целях каждый должен делать то, для чего лучше всего годится. Кони должны быть дисциплинированы, обучены и подчинены высшему руководству разума, потому что он и возник как способ устранения конфликтов между ними и изъянов их характера.
Разум, с другой стороны, не должен объявлять своим подопечным войну на истощение, стегать их хлыстом, что есть сил, и душить поводьями. Он также не пытается учить везущих его скакунов махать хвостом, переставлять копыта и щипать траву, сознавая, что здесь они справятся и без него.
Когда отдельные части внутренней жизни продуктивно взаимодействуют и дополняют друг друга, наш ум становится цельным и интегрированным. Устанавливается четкий баланс сил, прочная субординация. Как следствие, конфликты между лимбической и кортикальной системами угасают.
За счет панорамного руководства разума устраняются острые противоречия в самой лимбической системе – те самые, что порождают вспышки страдания, отчаяния, злобы, жажды, смятения, усталости и всю ту хорошо знакомую каждому из людей мрачную палитру. Наше бессознательное расслабляется, просвещается, упорядочивается. Обеспечивается быстрое и плавное движение по жизни.
Ум, части которого пребывают в гармоничном взаимодействии, становится большим умом. Большой ум – это единственный способ существования citta, при котором мы способны реализовать свои высшие творческие и познавательные возможности.
Большой ум является недуальным. Он вмещает многое и видит многое, он наполнен светом понимания, и его движение основывается на этом понимании. Он не ослеплен дымом междоусобной грызни, не сжат и не стиснут до масштабов своей маленькой гражданской войны, не замкнут в духоте и темноте невежества.
В состоянии большого ума мы способны к панорамному восприятию реальности. Мы видим свою связь со всем, свое происхождение ото всех вещей, свое проникновение во все вещи и свое возвращение во все вещи. Мы понимаем, что главные опасности жизни присутствуют в нас самих уже сейчас. Они в беспорядке в голове, который и порождает невежество и мешает адекватному взаимодействию с миром.
Но главное, мы обнаруживаем, что и благо лежит вовсе не вне нас, а внутри – и уже прямо сейчас. Оно лишь нуждается в освобождении и проявлении. Поэтому большой ум пронизан ощущением изначального и неисчерпаемого богатства. Панорамная оценка реальности позволяет нам увидеть богатство и потенциал внутри всякой ситуации и начать работать с ними.
Мы понимаем, что счастье, творчество и смысл зависят не от того, в каких ситуациях мы оказываемся, не от набора фактов того или другого момента, а от их взаимосвязи в нашем уме. Если мы упорядочиваем свое восприятие и поведение и искусно взаимодействуем с ситуациями жизни, мы всегда находимся в благих обстоятельствах.
Человек большого ума есть по необходимости кортикальный тип личности. Это человек разумный в подлинном смысле этого слова, потому что именно разум осуществляет первоочередное руководство над его поведением. Его можно также назвать человеком духа, коль скоро мы понимаем под духом высшие способности нашего ума.
Из этого, впрочем, никоим образом не следует, что руководство разума делает нас бессердечными, лишает способности испытывать чувства и уподобляет роботу. Идеал холодного интеллекта и ученого-сухаря есть продукт не разума, а лимбической системы. Подавление и война против чувств и против тела есть диверсия, которую одна часть лимбической системы ведет против другой средствами интеллекта.
Разум не подавляет, просто потому что это глупо и неэффективно. Подавление является неокончательным и сеет семена будущего ответного удара. Это плохая стратегия управления. Разум просвещает, направляет, устраняет, перенаправляет. Ответный удар становится невозможен просто потому, что никто ни на кого не нападал. Чувства приводятся к гармонии и осознанию, а не подавляются. Былой «враг» побеждается за счет того, что превращается в друга. Он понимает, что никогда и не был врагом.
Уподобление роботу и лежалым мучным изделиям кажется желанным только слабому уму, который не видит общей картины и не понимает условий умственной продуктивности. Человек, превратившийся в холодный интеллект и подавивший лимбическую систему, есть инвалид, поскольку он лишен части психики, которая необходима ему и для познания, и для творчества, и для радости жизни.