Наконец, поясная кора может вынести вердикт, что и правда произошло нечто плохое. Тогда она произведет множество импульсов отторжения, и тотчас же в нашем уме распустится яркий бутон боли. Некоторое время он просуществует в свете сознания, а затем лепестками осыплется на его дно.
Однако эта автоматическая реакция может и не последовать. Как выяснил выдающийся нейробиолог Вилейанур Рамачандран, у ряда пациентов связи между поясной корой и островковой долей мозга повреждены[42]. При возникновении болевого стимула их поясная кора, что называется, и в ус не дует. Втыкание в таких людей острых предметов и другие страшные экзекуции вызывают у них весьма необычные реакции: от невозмутимого внимания до улыбки или смеха. Заявка на боль не получает одобрения.
В равной мере, когда кто-то произносит ранящие нас слова или мы переживаем личную трагедию, нам кажется, что сами эти события заряжены страданием. Но это не так. Они абсолютно нейтральны; негативной является только реакция на них. Мы всегда раним себя сами.
Когда речь идет о физической боли, способность ума целенаправленно устранять избыточные болевые ощущения велика, но все-таки ограничена. Эволюция позаботилась о том, чтобы столь важный и низкоуровневый процесс, как массовое разрушение тканей тела, не остался для нас незамеченным.
В случае с иными формами страдания, наши возможности поистине огромны, потому что эмоции напрямую подчинены разумному контролю и процессам восприятия. Мир постоянно формирует заявки на причинение нам страдания, и наш малый ум принимает их автоматически и в массовом порядке. Он ставит подпись не глядя, хотя способен ответить и отказом. Его инстинктивная покорность оказывается весьма неосмотрительной.
Ранее мы сравнили страдание с индикатором, с красной лампочкой, сообщающей о расхождении мира с нашими потребностями, желаниями и планами. Такой индикатор может быть полезен, но вот что происходит, если красная лампочка постоянно мигает? Если она сияет выжигающим сетчатку светом адского пламени?
Это слепит водителя и мешает ему следить за дорогой. Он теряет управление, сбивается с маршрута, попадает в аварии, а его путь превращается в настоящее мучение.
Огромные объемы энергии ума уходят на то, чтобы страдать и питать аварийную лампочку светом. А между тем, девять десятых наших отрицательных переживаний даже не выполняют своей главной функции. Они не оповещают об опасности, а лишь увеличивают совокупность проблем.
Остервенелое мигание красного индикатора выводит ум из равновесия, и это особенно глупо, потому что по большей части он предупреждает о вымышленной опасности. Мы страдаем не из-за того, что происходит сейчас. Мы страдаем из-за прошлого, из-за будущего, а еще из-за своих фантазий о них. Это не просто то, чего еще нет, но то, чего никогда не было и не будет.
Многие же срабатывания аварийного сигнала являются просто ошибками в расчетах и никак не связаны с тем, что какие-то наши потребности не удовлетворены и существует некая реальная угроза. Это просто галлюцинации ума, галлюцинации страдания в самом строгом смысле этого слова. В нашем мозге возникают ошибки в интерпретации, и машина самоистязания включается без какого бы то ни было основания.
Мы переживаем из-за участков трассы, которые мы давно миновали, из-за прогноза погоды на следующую неделю, из-за своих гипотез о будущих крутых поворотах, из-за своих галлюцинаций. Все это закрывает от нас реальную дорогу перед глазами. Все это ложные срабатывания. И первое, что они рождают, это усталость.
Страдание крайне утомительно. Оно будоражит лимбическую систему, и та начинает сходить с ума. Кортикальная система пытается ее успокоить и урезонить, но это расходует ее ресурсы. Как следствие, от сильного стресса как силы разума, так и возможности интеллекта идут на убыль. Взвинченные эмоции выступают физиологическим антагонистом высших форм нервной деятельности и подавляют работу соответствующих нейросетей в нашем мозге.
Многочисленные исследования показали, что повышенный стресс резко снижает способность человека к самоконтролю и качество принимаемых нами решений.
Наши поступки становятся узко эгоистичными и менее справедливыми. Ослепленные красным светом, мы перестаем видеть дальше своего носа и совершаем ошибку за ошибкой. Все это равноценно слабости. Страдание ослабляет и за счет того, что расходует много энергии, и за счет того, что оглупляет. Глупость же всегда является слабостью.
Страдание не помогает нам даже перед лицом проблем и катастроф. Те силы, которые могли бы пойти на реальное взаимодействие с ситуацией, тратятся на чисто воображаемое эмоциональное сопротивление ей, на производство бросового товара в виде тонн недовольства, тревоги, терзаний, метаний, страха и отчаяния.
Страдание есть сигнал, что нечто идет не по плану. Чем ярче и навязчивее его лампочка мигает, тем глубже это расхождение, тем выше опасность. По крайней мере так это воспринимают бессознательные механизмы ума. На случай угрозы у мозга припасено два общих сценария реагирования: бегство или затаивание, или же активное оборонительное поведение.
Это то, что называют «инстинктом бей или беги» (англ. fight or flight response). Везде, где потенциальная угроза велика, мы склонны избегать конфликта и уклоняться от усугубления ситуации. Но как только мы чувствуем, что наша агрессия сойдет нам с рук, стресс становится насилием. Это насилие может быть и словесным, и физическим.
Страдание так легко превращается в насилие, поскольку негативные эмоции подобны раскаленному пару, который скапливается внутри ума. Давление растет, и он обжигает и распирает человека изнутри. По законам и физики, и психологии раскаленные клубы страдания ищут выхода. Они неизбежно вырываются наружу, чтобы ошпарить всех, кто попадется им на пути.
Не понимая, где угроза и опасность, мы остервенело бросаемся на окружающий нас мир, мстим ему за кажущиеся нам личными атаки. Сама по себе такая месть могла бы быть разумной, если бы она била точно в цель, но боль и недовольство ослепили нас.
Мы стреляем наугад и чаще всего попадаем в две мишени: в самих себя и в своих близких. Это происходит по той вполне очевидной причине, что данные цели находятся к нам ближе всего.
Актами насилия мы всегда пытаемся что-то украсть и уничтожить, например, отнять частички статуса и самоуважения другого человека, сократить его личную территорию, объем его прав и возможностей, отнять его время и энергию. Агрессия в своей сущности есть воровство, а агрессивный человек есть инстинктивный вор, своего рода клептоман. Везде, где он видит условия для кражи, он не может удержаться от воровства.
Страдание самым естественным образом рождает недовольство, раздражительность, агрессию и ненависть. Их связь в мозге практически нерушима, потому что выкована сотнями миллионов лет эволюции. Это значит, что к глупости, порождаемой усталостью и истощением, добавляется глупость, идущая от злобы.
Охваченные злобой и раздражением, мы слепнем. Мы теряем способность видеть общую картину и рассуждать, потому что возбужденная силами отторжения лимбическая система всегда подавляет кортикальную. Наши действия вносят разлад и внутри, и снаружи. Мы по невежеству создаем бесполезные конфликты, в которых многое тратится, но мало приобретается. Мы ввязываемся в ссоры, перебранки, ведем никому не нужные сражения; мы одержимы желанием красть.
Мера дисгармонии растет, разрушение берет верх над созиданием, но нас это не останавливает. Агрессия и ненависть оказываются равноценны глупости, потому что являются нелепейшей ошибкой малого ума в расчетах издержек и выгод даже для себя самого.
Накал негативных эмоций означает, что внутри нас кипят психические конфликты. В ходе долгих сражений, как то неизменно случается, наносятся раны и увечья, производятся поломки и рушится инфраструктура. Если стресс носит малый и умеренный характер, то в итоге на теле нервной системы образуется сеточка из шрамов и сколов.
Постепенно раны затягиваются соединительной тканью, и там образуются информационные рубцы в виде микроневрозов. В восприятии и поведении человека накапливаются неприятные и извращенные черты, «странности», «заскоки». В целом сохраняя здоровье, его ум время от времени начинает чудить и прихрамывать.
Рубцевание психики малыми информационными противоречиями происходит медленно, но хорошего в нем мало. Это неумолимо снижает наши силы и в конечном счете может привести к большой поломке. Так, одна крошечная трещинка на стекле не подрывает ни его прозрачности, ни крепости. Но когда их становится десять, а затем сто и тысяча, то стекло мутнеет.
Оно пропускает меньше света, оно искажает изображение. А в один момент даже от легкого прикосновения все стекло взрывается осколками. С людьми случается нечто весьма схожее. Малые повреждения имеют свойство суммироваться и приводят к пагубным кумулятивным эффектам.
С другой стороны, стресс может быть острым и затянувшимся или же до краев наводнить психику во внезапной вспышке отчаяния, страдания, ужаса. Тогда вследствие мощных внутренних конфликтов образуются поломки высокой степени тяжести: неврозы, психические травмы и психозы. Создает их вовсе не жестокий внешний мир, а исключительно разрушительная реакция ума на произошедшее.
Поверх той трагедии или неприятности, с которой мы столкнулись, мы создаем себе еще большие проблемы. Затем мы по цепочке распространяем это страдание и невежество во внешней действительности. Окружающие становятся жертвами и невольными участниками наших неврозов, травм и психозов. Мы теряем адекватность восприятия и поведения, а зачастую наполняемся злобой и агрессией, которые есть извечные спутники как страдания, так и невежества.