Из этого материалисты делали еще два вывода. Во-первых, что все существующее имеет пространственную и временную протяженность. Следовательно, все состоит из частей и подвержено постоянным переменам в силу изменения как состава, так и содержания этих частей.
Во-вторых, что ходом вещей управляет не чья-то воля, план или разумная деятельность, а процессы, обусловленные причинами. Иными словами, законы природы и законы ума, которым подчинены даже боги.
Материалистами в более-менее строгом смысле слова были древнегреческие мыслители Левкипп (V век до н. э.), Демокрит (конец V века – первая половина IV века до н. э) и Эпикур (конец IV века – начало III века до н. э). Считается, что они впервые высказали предположение, что ткань бытия состоит из мельчайших частиц. Левкипп и Демокрит назвали такую мельчайшую частицу «атомом», что в переводе с греческого означает «неделимый».
Необходимость существования атомов Демокрит объяснял тем, что материю невозможно делить до бесконечности. Должен иметься некий предел, где мы обнаружим нечто, что уже не может быть разделено. Это и будет атомом. По Демокриту, существует бесконечное разнообразие форм атомов, которые двигаются, сталкиваются и сцепляются в пустом пространстве. Их формами и комбинациями Демокрит объяснял все наблюдаемые нами свойства, в том числе свойства психические, например, вкусовые ощущения.
В действительности, задолго до Левкиппа и Демокрита, похожая мысль была общим местом среди досократиков – таких как Фалес, Анаксимандр, Анаксимен и Гераклит. Но были ли они материалистами? Это весьма спорно, и именно здесь мы наталкиваемся на изъяны в делении философских учений на идеализм и материализм. Не все получается поместить на ту или другую полочку.
Как известно, Фалес утверждал, что первоосновой всего является вода. Анаксимандр считал первоосновой всего некую неопределимую и сверхпластичную субстанцию «апейрон». Анаксимен называл таковой воздух, а Гераклит – огонь. Однако это вовсе не были обычные вода, воздух и огонь, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни. Для первых философов это были просто метафоры, которые позволяли емко определить некоторые сущностные свойства той субстанции, из которой состоит весь мир.
Сверх того, насколько можно сейчас судить, досократики были убеждены, что эти первоначала обладают духовной природой. В сущности, они стояли по ту сторону деления на материализм и идеализм и были выше этого деления.
В этом же смысле материалистом, но с большими оговорками, был великий ученик Платона – Аристотель. Одним из его центральных возражений против Платона было то, что нематериальные, непространственные и вечные Идеи его учителя не способны к движению и развитию. Будучи статическими, лишенными движения и развития, эйдосы не могут лежать в основе пространства и в основе движения в наблюдаемом нами чувственном мире. По Аристотелю, все существующее есть материя, включая наши мысли и чувства.
Фрагмент фрески Рафаэля Санти «Афинская школа» (начало XVI века)
Платон указывает вверх, на мир Идей, а Аристотель показывает вниз – на мир материи).
Материя никогда не была создана и никогда не будет уничтожена, но вечно пребудет в процессе творческих метаморфоз. Выражаясь словами Гераклита, бытие есть «вечно живой огонь». Будучи, как и все остальное, вечно живым огнем, душа является материальной, то есть множественной, непостоянной и подвластной пространству и времени.
Душа умирает вместе со смертью тела, но эта смерть есть одновременно новое рождение. Смерть тела и смерть ума есть просто их переход в иное состояние. Это всегда рождение какой-то новой материальной формы, которая впоследствии может вновь стать каким-то другим телом и умом.
Таково было еще одно принципиальное возражение Аристотеля против Платона, учившего о цельной и вечной душе, которая была родом из иного и высшего пласта реальности. Аристотель, как и досократики, полагал, что материя не есть нечто безжизненное и пассивное. Она является изначально одухотворенной. Но он не вкладывал в это тот же смысл, что идеалисты.
Материя одухотворена, потому что ей присуща творческая энергия и способность развить в себе сознание и целенаправленную, разумную деятельность. Проявлением этой способности является и человеческий ум. Очень похожих воззрений придерживалась и третья группа философов античности с материалистическим уклоном – стоики.
Таким образом, материализм подчеркивал связь всего со всем, взаимопереход и родство всех вещей и явлений жизни, всеобщую динамику, пластичность и множественность. Идеализм же настаивал на обратном: на невозможности взаимоперехода, на чуждости и обособленности души, а не на ее единстве со всем миром, на статике и вечности, а не на динамике и временности.
Анимизм наносит ответный удар
Материализм в издании досократиков, Аристотеля и стоиков был материализмом с идеалистическими оговорками. Вернее даже, с идеалистическим сердцем в груди. В их мышлении было и то, и другое, но это была не проблема и не некая хаотическая смесь, а чрезвычайно положительный сигнал, указывающий на глубокое понимание существа дела.
Эти мыслители оказались близки к тому, чтобы преодолеть наивное разделение на два лагеря и выйти по ту сторону вымышленной необходимости выбрать либо тот, либо другой.
Вместе с тем, этот материализм, даже с его пламенеющим идеалистическим сердцем, было тяжело принять и переварить. Он говорил на языке логики и науки, мыслил причинами и следствиями, частями и их взаимодействием, законами и закономерностями. Он рассуждал об эволюции разумного и сознательного из потенциальной способности материи к разуму и сознанию. Он говорил о появлении чего-то крайне сложного из весьма простого. Он не обещал нашему эго вечной жизни после смерти и требовал большого внутреннего усилия над собой.
Это и стало камнем преткновения. Как простым людям древности, так и интеллектуалам было совершенно не понятно, как нечто столь возвышенное и прекрасное, как человек, могло бы развиться из чего-то столь прозаического, как материя – из воды и огня, из атомов и вещества, из всех этих палок, камней и гусениц.
Механизм перехода одного в другое в те далекие времена не прослеживался даже отдаленно. Материализм казался самой дерзкой фантастикой, самой притянутой за уши эзотерикой. Как следствие, идеализм и эгоцентризм одержали полную победу. Они определили религиозное, философское и даже научное мышление Запада на следующие две тысячи лет.
Влияние Сократа и его продолжателей было настолько велико, что мыслителей, которые были до них, со временем стали называть досократиками. Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Гераклит остались позади — за Сократом, до Сократа. Они были пройденным этапом.
Но значит ли это, что в постсократической мысли и правда произошло движение вперед? Многие из наиболее проницательных умов Запада, такие как Ницше и Хайдеггер, утверждали, что произошло как раз обратное. В мысли Сократа мы наблюдаем глубокий упадок философии, стремительное скатывание мысли кувырком с досократических вершин.
Скатившись по этому склону, ключевые мыслители Запада принялись строить у подножья горы прекрасные здания и действительно создали много хорошего. Тем не менее все это восхитительное мыслетворчество происходило несколькими этажами ниже, чем до этого.
Они вновь принялись размышлять простыми единствами вместо множеств и свободной деятельностью вместо процессов и законов. Причинам и следствиям пришлось потесниться, чтобы вернуть место сверхъестественным деятелям и вечным божественным Идеям.
Вдобавок к этому, в идеализме реальность оказалась расколота на два измерения. Наш мир, чувственный и материальный, был оклеветан, отторгнут и даже проклят. Он считался грязной темницей души, бледным подобием прекрасного оригинала. Восприятие реальности, система ценностей и сам образ жизни подчинились какой-то запредельной фантазии.
Основой платоновского идеализма был доведенный до совершенства анимизм. Мир вновь стал казаться похожим на человеческий ум в самом первом и поверхностном понимании этого ума. Все в нем управлялось деятельностью неких деятелей, похожих на наше «Я», и понятиями человеческого языка, от которых произошли платоновские Идеи. Как и наша бессмертная душа, эти деятели являются внутренне цельными и вечными. Они отделены от остальной действительности и движимы своей свободной волей, планами и интересами.
Наивное понимание умом самого себя всегда рождает моноцентризм и анимизм. По мере развития, они превращаются в идеализм, а он, в свою очередь, есть питательная среда для эгомании.
Человечек у нас в голове
В течение двух тысяч лет в платонизм не было внесено никаких существенных дополнений. Затем наступил XVII век – и Европа вошла в эпоху Нового времени. Это было время всеобщего интеллектуального подъема, время стремительных социальных перемен и научных открытий. Тогда казалось, что каждое новое десятилетие переворачивает былые представления и совершает революцию в математике, физике, химии, биологии, медицине и других науках.
Одним из символов и крупнейших деятелей Нового времени стал французский философ и математик Рене Декарт. В силу своего таланта и прекрасного научного образования он был в состоянии развеять древние чары, наложенные Сократом и Платоном на западное мировоззрение.
Декарт был не только блестящим математиком, но и знатоком физики. Он хорошо понимал, что все в природном мире взаимосвязано и распадается на множество частей, на игру причин и следствий. По меркам своего времени, философ обладал и поистине обширными знаниями об устройстве и физиологии человеческого тела. Он посещал лекции ведущих медиков и состоял с ними в активной переписке.
Кроме того, Декарт имел возможность наблюдать за тем, что в Европе XVII века называли «автоматами». Это были крайне причудливые машины, которыми, в частности, были оборудованы Королевские сады Парижа. «Автоматы» работали на водных насосах и играли на музыкальных инструментах, двигались и издавали всевозможные звуки, а также могли быть крайне похожими по своему внешнему строению на людей. По сути, это были