Дэйв Гурни. Книги 1-5 — страница 15 из 16

Глава 25

Гурни припарковался под навесом. Мысли его метались между Хэммондом и Мадлен. Этот утонченный небольшой человек с настораживающим интересом к смертоносным обрядам вуду и яркими, холодными, как сапфиры, глазами. Мадлен, одиноко стоящая на заброшенной дороге, глядящая на развалины дома, куда тридцать лет назад она приезжала на рождественские каникулы.

Ему хотелось поговорить с Пейтоном, но он подозревал, что будет сложно добыть какую-либо полезную информацию, просто постучав в железные ворота его дома. Входя в номер, он мысленно добавил в свой список еще одну задачу — найти подход к Пейтону.

Гурни думал, что Мадлен, наверное, еще в ванной, и был удивлен, увидев, что она уже оделась, стоит у окна и смотрит на озеро. Также он удивился ярко полыхавшему в камине огню.

Мадлен повернулась к Гурни.

— Заходил Стекл.

— Разжечь камин?

— И узнать, что мы хотим на обед и когда собираемся в Вермонт.

— Он не сказал, когда мы должны освободить номер?

— Нет. Но ему, как мне кажется, хочется, чтобы поскорее.

— А что ты сказала ему про обед?

— Он предложил холодную лососину или салат Кобб. Я попросила и то, и другое. Ты можешь выбрать, что хочешь. Я не голодна.

— Он принесет обед в номер?

Словно в ответ на его вопрос, раздался стук.

Гурни встал и открыл дверь.

В коридоре, натянуто улыбаясь, стоял Остен Стекл и держал в руках поднос с серебряным колпаком.

— Поздновато для обеда, друзья, но лучше поздно, чем никогда, правда?

— Спасибо.

Гурни потянулся за подносом.

— Нет-нет, позвольте мне.

Не дожидаясь ответа, он вошел в номер, пересек комнату и поставил поднос на столик напротив камина.

— Хорошо горит, а?

— Ага.

— Не повезло вам с погодой. Обещают еще хуже. Из Канады на нас идет сильная метель.

Мадлен с тревогой взглянула на него:

— Когда?

— Трудно сказать. Все дело в горах. С одной стороны — их красота, их природное очарование, а с другой стороны — полная непредсказуемость, понимаете, о чем я?

— Не уверен, — ответил Гурни.

— Когда речь заходит о погоде на Волчьем озере, нет никаких гарантий. Знаю, что вы собирались ехать куда-то еще. Думаю, вряд ли вы хотите застрять здесь из-за снегопадов на неделю.

Гурни было очевидно, что Стекл хочет поскорее от них избавиться, и причина, конечно же, не в погоде.

— У меня ощущение, что Фентон хочет, чтобы я отсюда убрался. Вы так не думаете?

Гурни показалось интересным то, что в первые несколько мгновений Стекл вообще никак не отреагировал. Но потом он заговорил, словно исповедуясь:

— Я не хотел вам рассказывать, думал сегодня, самое позднее завтра вы уедете. Но, видимо, все-таки должен вам сказать. Следователь Фентон считает, что ваше дальнейшее пребывание у нас в гостинице, в то время как она закрыта для обычных гостей, может создать неверное впечатление.

— Какое же?

— Что семья Голлов поддерживает ваши попытки саботировать его расследование.

— Любопытно.

— Он сказал, что не стоит помогать человеку, которого могут обвинить в препятствовании следствию. А также, что связь с вами может нанести ущерб репутации гостиницы.

В камине с глухим стуком упало полено.

Гурни подошел к камину, взял кочергу и начал поправлять дрова. Он хотел потянуть время, чтобы обдумать свое положение.

Он повернулся к Стеклу:

— Похоже, вы оказались в неловкой ситуации. Но, по правде говоря, я не собираюсь вмешиваться в его расследование. Чем больше я узнаю, тем больше уверяюсь в том, что он на верном пути.

Мадлен удивленно взглянула на Гурни, а Стекл нахмурился.

— Вот так поворот. А я думал, Джейн наняла вас, чтобы доказать, что Фентон ошибается.

— У меня другой подход. Я доверяю уликам и доказательствам.

— Куда бы они ни вели?

— Именно так.

Стекл вяло кивнул.

— И вам кажется, что доказательства не в пользу Хэммондов?

— Честно говоря, да. Но возвращаясь к давлению со стороны Фентона, вы считаете, я должен бросить дело и уехать?

Протестуя, Стекл замахал руками:

— Ни в коем случае! Я хотел быть с вами честным. Я просто хочу, чтобы со всем этим дерьмом было поскорее покончено.

— Совершенно с вами согласен.

— Хорошо. — Стекл обратился к Мадлен. — Вы же понимаете, о чем я?

— Ну, конечно. Мы все хотим, чтобы это закончилось.

— Хорошо. Прекрасно.

Он оскалил зубы в подобии улыбки и указал на серебряный колпак на подносе.

— Приятного аппетита!

Гурни запер дверь за Стеклом. Мадлен стояла у огня, и казалось, ей снова было не по себе.

— Давай посмотрим прогноз погоды? — предложила она.

— Думаю, Стекл преувеличивает, чтобы от нас отделаться.

— Давай все-таки проверим.

— Ладно, — он достал телефон, вошел в интернет и написал: «Погода на Волчьем озере».

Когда прогноз открылся, он уставился на экран.

— Это бесполезно.

— Что пишут?

— Что погода может испортиться, а может быть, и нет.

— Так там не написано. Скажи, что именно…

— Написано, что сегодня вечером тридцатипроцентная вероятность сильной ледяной бури, уровень осадков пять-шесть сантиметров в виде ледяной крупы; опасные дорожные условия.

— А завтра?

— Тридцатипроцентная вероятность сильного снегопада, до пятидесяти сантиметров. Снежные заносы на дорогах до метра с лишним, порывистый ветер до шестидесяти километров в час.

— То есть после обеда уехать будет невозможно?

— Вероятность в тридцать процентов означает семидесятипроцентную невероятность.

Она отвернулась к окну. Он мог слышать, как она нервно ковыряет ногтем кутикулу, глядя на Дьявольский Клык.

Он вздохнул.

— Хочешь, прямо сейчас уедем в Вермонт?

Мадлен не ответила.

— Ну, если ты нервничаешь из-за погоды…

Она оборвала его.

— Подожди секунду. Я думаю, как будет правильно…

Правильно? Что будет правильно?

Он взялся за кочергу и стал ворошить поленья. Немного погодя, он оставил это занятие и уселся на диван. Через какое-то время она снова заговорила — так тихо, что он с трудом мог расслышать ее слова.

— Поедем со мной?

— Куда?

— Я бы хотела вернуться туда, где была утром… но я хочу с тобой… если ты не против.

Он знал, что нужно согласиться, а все вопросы отложить на потом, что и сделал.

Они выехали в тумане, который рассеивался по мере приближения к горному хребту, вздымавшемуся на краю долины, где лежало Волчье озеро. За хребтом тумана не было, но скользкие участки дороги все равно не позволяли ехать быстрее.

Когда они выехали из природного заповедника Голлов, навигатор вывел их на дорогу, уходящую все выше и выше в горы.

Через двадцать пять минут навигатор предупредил их о предстоящем повороте на Блэкторн-роуд. Этот перекресток когда-то был центром заброшенного городка, а сейчас там стояли безликие, разрушенные и заброшенные деревянные постройки.

— Почти приехали, — выпрямившись, сказала Мадлен.

Через минуту навигатор велел им повернуть направо на Хемлок-лэйн.

— Не поворачивай, — предупредила Мадлен, — Дорога разбита, и все заросло. Остановись здесь.

Он остановился, они вылезли из машины. Дул резкий ветер. Гурни поднял воротник куртки и натянул шапку на уши. Как бы ни было раньше, сейчас Хемлок-лэйн была просто грязной, заросшей тропой, ведущей в лес.

Мадлен сжала холодную ладонь Гурни и повела его по заброшенной улице.

Ветер дул им в лицо, они осторожно двигались по заледенелой земле, перелезая через упавшие деревья. Первым сооружением, на которое они наткнулись, был заброшенный сельский дом, покрытый наростами черной плесени. За ним, почти скрывшиеся в лесу, стояли два домика поменьше, тоже в полном разорении.

Мадлен остановилась.

— Здесь жили близнецы Кэри, Майкл и Джозеф, с матерью. Летом они сдавали домики на заднем дворе, а зимой оставались здесь одни.

Она смотрела на дом, и Гурни показалось, что она пытается воскресить в памяти, как все выглядело тогда.

— Пойдем, — сказала она некоторое время спустя и повела его дальше.

Засохшие кусты ежевики, росшие по обеим сторонам дороги, цеплялись за их брюки и рукава. Через несколько сотен метров они набрели на следующее владение, в еще более плачевном виде. Огромная упавшая тсуга разрушила треть главного дома. Останки трех небольших хижин неподалеку были погребены под слоями сосновых иголок, гнивших годами.

— Вот он, — сказала Мадлен.

— Это здесь ты проводила рождественские праздники?

Она крепче сжала его руку.

— И не только праздники. В последний год я провела здесь почти полтора месяца.

— У тебя были такие длинные каникулы?

— В тот год да. Родители отдали меня в частную школу, где зимние каникулы были длиннее, чем в обычных школах, а летние — короче.

— А твоя сестра?

— Когда мне было пятнадцать, Кристин уже исполнилось двадцать два. — Она помолчала. — Меня обычно называли нежданным ребенком, ребенком-сюрпризом. Наверное, чтобы не называть меня ребенком-потрясением. Уверена, они были бы не прочь проснуться однажды утром и обнаружить, что я — всего лишь дурной сон.

Ошеломленный этим, Гурни не знал, что сказать. Она редко рассказывала про своих родителей, пока они были живы, а после их смерти — вообще никогда.

Мадлен притянула его ближе к себе, пока они пробирались по все сужавшейся тропинке. Вскоре от нее не осталось и следа. Ветер стал более резким. От ветра у Гурни жгло лицо. Он уже был готов спросить, куда же они идут, как перед ними открылась поляна. А за ней — безупречно плоское белое пространство, и он понял, что это замерзшее озеро.

Она провела его через поляну.

На краю белой глади она остановилась и с деланым спокойствием произнесла:

— Это озеро Грейсон.

— Озеро, где утонул тот парень?

— Его звали Колин Бантри. — Она замолкла, видимо, приняла болезненное решение, и глубоко вдохнула. — Я была в него влюблена.

Влюблена? В утонувшего парня?

— Господи, Мэдди. Что же случилось?

Она указала на две гигантские тсуги на краю озера.

— Однажды ночью я назначила ему свидание… вот там. Было так холодно. Самая морозная ночь за зиму.

Она замолчала, глядя на деревья.

— Я сказала ему, что беременна.

Гурни ждал, что она скажет дальше. Все, что он видел, все, на чем мог сосредоточиться, — это выражение ее лица, отчаяние, которого он прежде никогда не видел.

Медленно, словно наказывая себя этими словами, она повторила:

— Я сказала ему, что беременна.

Гурни молчал.

— Он выехал на лед на мотоцикле. На самую середину. При свете луны. Вот туда… — Дрожащей рукой она указала вдаль. — Лед треснул.

— И он утонул?

Она кивнула.

— А что… что с твоей беременностью?

— Я не была беременна.

— В каком смысле?

— Я не врала. Я действительно так думала. У меня была задержка. Может быть, я хотела забеременеть, привязать к себе Колина, хотела новую жизнь, чтобы я была нужна кому-то больше, чем своим родителям. Боже, я была в таком отчаянии. Я так сильно любила его!

— Как ты думаешь, зачем он это сделал?

— Самое ужасное, что я понятия не имею. Я не знаю, но меня всегда терзала мысль о том, что он убегал, не мог больше видеть меня и быть со мной. Он ни слова не сказал, просто сорвался с места и погнал по льду.

Они долго молчали, стоя на берегу и глядя на озеро.

Наконец Гурни спросил:

— А полицейское расследование было?

— Конечно. Отец Колина был помощником шерифа.

— Ты ему обо всем рассказала?

— Я не стала говорить, что сообщила Колину о беременности. Сказала, что не знаю, почему он выскочил на лед… что, может быть, он хотел покрасоваться, получить острые ощущения. Он мне поверил. Колин был такой. Все знали, что он сумасброд.

Они снова замолчали. Мадлен крепко, до боли, сжимала его руку.

Гурни посмотрел ей в глаза.

— Почему ты сейчас рассказываешь мне об этом?

— Не знаю, может, потому что мы здесь.

— Ты решила раскрыть эту тайну, что хранила от меня столько лет, — потому что мы здесь?

— Это не было тайной. Я просто не хотела взваливать на тебя этот груз.

— Ну кому-то ты рассказала? Подруге? Или психотерапевту? Ну хоть кому-то?

— Само собой, психотерапевту. Примерно в то время, когда мы с тобой познакомились. Когда проходила подготовку для медицинской аттестации. Я думала, терапия поможет мне справиться со всем этим и больше не придется ни с кем делиться.

— Помогло?

— На какое-то время да.

— Но…

— Но теперь я думаю, что терапия лишь дала мне иллюзию того, что я справилась и мне никогда больше не надо будет ни с кем об этом говорить. Вот почему я сказала, что не воспринимала это как тайну. Просто думала, что это ушедшая часть моей жизни и нет никакого смысла это обсуждать.

— А сейчас что изменилось?

— Не знаю. Что-то шевельнулось во мне, когда, сидя у нас на кухне, Джек показывал нам на карте в своем телефоне маршрут в Адирондак, и я сообразила, как близко мы будем от озера Грейсон.

— Тебя потянуло туда?

— Господи, нет. Наоборот. Мне стало плохо. Я чуть из комнаты не выбежала.

— Но ты решилась приехать. Ты раньше меня согласилась.

— Я осознала, что не пережила случившееся. И как бы ужасно мне ни было в тот момент, я поняла, что не могу упустить эту возможность.

Они молча стояли рядом, глядя на заснеженное озеро.

Мадлен вздохнула.

— Это случилось тридцать два года назад. Но мучает меня до сих пор. Может, потому что я не знаю, зачем он это сделал. Может, из-за непроходящего чувства вины. Или потому что его тело так и не нашли. Может…

Гурни перебил ее.

— Тело не нашли?

— Нет, и опять возродились старые толки про зло в озере. Летом люди перестали приезжать сюда. В результате городок захирел — поэтому теперь здесь все так.

Она отпустила руку Гурни и стала растирать замерзшие ладони.

— Что за суеверие про озеро?

— Помнишь, Норрис Лэндон рассказывал нам историю двух девочек, катавшихся на каноэ, они перевернулись, и одна из них утонула. А тело ее так и не смогли найти…

— Точно, пока через пять лет ее скелет не нашли на Волчьем озере.

— Так вот, эта девочка утонула именно здесь. И когда здесь же утонул Колин и его тоже не смогли найти, тут-то и воскресла эта старая история. Озеро стали называть Могильником.

— Из-за этого люди стали уезжать отсюда, оставляя дома?

— Не совсем. Грейсонвиль всегда был неблагополучным. Всегда на грани нищеты. Почти все жили тем, что на лето сдавали домики или комнаты. Думаю, история про утонувших и никогда не найденных детей захватила воображение людей, и они перестали приезжать. И без того заурядный городишко постепенно пришел в упадок.

— Близнецы Дьявола. Так ведь Лэндон называл эти два озера, которые, как он утверждал, связаны цепью подземных пещер?

— Да.

Стая маленьких птиц выпорхнула из леса и пронеслась над озером, то пикируя, то взмывая вверх, кувыркаясь, словно осенние листья на сильном ветру.

Мадлен снова взяла Гурни за руку.

— О чем ты думаешь?

— Не знаю, в голове — каша.

— Не нужно было рассказывать тебе?

— Мэдди, я хочу, чтобы ты обо всем рассказывала. Что угодно. Обо всем. Я тебя люблю.

— Несмотря ни на что?

— Несмотря ни на что.

Она кивнула, все еще глядя ему в глаза и держа его за руку.

— Нам пора возвращаться. Скоро пойдет снег. Это чувствуется в воздухе.

Гурни посмотрел на небо. Облака набрякли и потемнели, и над гладью озера, словно заигрывая с усиливавшимся ветром, кружил ястреб.

Глава 26

Когда они оказались на вершине последней гряды перед Волчьим озером, на мобильном Гурни раздался сигнал: пришло сообщение на голосовую почту. Проверив телефон, он увидел два сообщения — одно от Хардвика, а второе со скрытого номера.

— Осторожно! — завопила Мадлен: на дорогу перед ними выскочил олень.

Гурни ударил по тормозам, чудом не задев животное.

— Следи, пожалуйста, за дорогой, а телефон отдай мне. — Она взяла у него аппарат. — Хочешь прослушать сообщения?

Он кивнул, и Мадлен нажала на иконку.

Как обычно, Хардвик не представился, но его сиплый голос был безошибочно узнаваем.

«Эй, дружище, где тебя черти носят? Нужно обсудить одну важную хрень. Во-первых, я доставил письмо со всеми нашими контактами в квартиру на Стейтен-Айленде — подсунул под входную дверь. Во-вторых, я понятия не имел о двадцати девяти миллионах для Хэммонда. Но ведь наверняка этому есть какое-то объяснение? В-третьих, у меня для тебя презент, приятный и полезный подарок. Завтра я буду проезжать через Адирондак, так что давай-ка выберем место для встречи. Чем раньше, тем лучше. Кстати, о птичках. Мне тут вспомнилось дело Барышанского. Припоминаешь?»

Дело Барышанского? На мгновение Гурни был сбит с толку упоминанием о деле «русской мафии», прогремевшем около десяти лет тому назад. Но тут же его озарило. Это было дело, в котором мафиози сумели взломать мобильные телефоны главных следователей подразделения по борьбе с организованной преступностью. Было ясно — Хардвик подозревает, что конфиденциальность их телефонных разговоров могла быть нарушена.

— Что это значит? — спросила Мадлен.

— Джек, похоже, опасается слежки.

— В смысле?

Ему нужно было время, чтобы все хорошенько обмозгововать.

— Объясню позже. Нужно следить за дорогой. Хватит с нас оленьих сюрпризов.

Мадлен спросила, не хочет ли он прослушать второе сообщение.

— Не сейчас.

Когда они вернулись в гостиницу и припарковались под навесом, Мадлен отдала ему телефон.

— Ты мне объяснишь, что происходит?

— Насколько я понял, Джек думает, что его прослушивают.

— Его? Или вас обоих?

— Он не уточнил. Но я думаю, мой телефон в порядке.

Она встревоженно взглянула на него.

— А наш номер здесь, в гостинице?

— Возможно, но я сомневаюсь.

— Как-то можно это выяснить?

— Существуют специальные устройства. Я спрошу у Джека.

— Кому же надо шпионить за нами?

— Вполне возможно, что это Фентон. Но не факт.

— А кто тогда?

— Отличный вопрос. Хардвик знает больше, чем мог сказать по телефону. Я назначу ему свидание, чтобы прояснить обстановку.

Мадлен выглядела обеспокоенно.

— И что же нам сейчас делать? Подняться в наш, возможно, нашпигованный жучками номер? И притворяться счастливыми и беззаботными туристами?

— Собственно, именно так мы и поступим.

— И о чем нам нужно будет говорить? А о чем нельзя?

— Главное — не показывать, что мы что-то заподозрили. Если они прослушивают нашу комнату и телефоны…

Он замолчал на полуслове, вспомнив, что не проверил второе сообщение. Он нашел его в телефоне и нажал нужную кнопку.

Это был молодой женский голос, очень испуганный.

«Здравствуйте, я надеялась, вы ответите. В письме было сказано, что вы будете доступны по этому номеру. Это ваш номер? Может быть, я оставлю вам свой? Нет, безопаснее будет, если я вам перезвоню. Да, так я и сделаю. Я перезвоню вам ровно в… В четыре часа. Договорились?»

Гурни посмотрел на часы. Было 3.53. Солнце, скрывшееся за тучей, должно было вот-вот опуститься за Кладбищенский кряж.

— Это та девушка, которую вы искали? — спросила Мадлен.

— Похоже, что да.

— Что теперь?

— Я останусь здесь, дождусь ее звонка. Тебе, наверное, лучше подняться в номер.

Мадлен нахмурилась.

— Ты действительно считаешь, что наш номер прослушивают?

— Вполне возможно. Но я бы скорее подумал, что главным объектом слежки стали Хэммонды, а не мы.

— Почему?

— Потому что в Бюро сосредоточены на Ричарде. А Джейн пытается защитить его. При этом именно она привлекла к делу Хардвика, а тому кажется, что его прослушивают. Думаю, изначально взломали ее телефон и таким образом узнали, что ей помогает Хардвик.

— А ты?

— Только если Джейн в разговоре называла мое имя. Но все это лишь догадки. Мне нужны доказательства.

После долгой паузы она взяла его за руку, так же как сделала это раньше на заброшенной улице в Грейсонвиле.

— Точно все в порядке? Ну насчет того, что я тебе рассказала сегодня?

— Не волнуйся…

Он не успел ничего больше сказать, как зазвонил его телефон. Как и раньше, номер был скрыт. Он подумал, что это Анджела.

Гурни посмотрел на Мадлен, бормоча извинения.

Она оборвала его:

— Ответь.

— Говорит Дэйв Гурни.

— Я вам сообщение оставила. — Это был тот же тихий голос.

— Да-да, я получил ваше сообщение, — сказал он как можно мягче. Главное было теперь не упустить ее. — Спасибо, что согласились поговорить со мной.

— Что вам от меня нужно?

— Мне была бы полезна любая информация о Стивене.

— О Стиви?

— О Стиви, да. Вот видите, как мало я знаю. Все, о чем бы вы ни рассказали, очень мне поможет. Его все называли Стиви или только вы?

— Родители называли его Стивеном, а он терпеть этого не мог.

В ее голосе было что-то детское, так что Гурни казалось, будто он говорит с ребенком.

Он решил подыграть.

— Да, с родителями сложно бывает.

— Вот уж точно. Особенно с его.

— А как с вашими родителями?

— Я с ними не разговариваю.

— Я со своими тоже особо не разговаривал. Скажите, а вас как называют? Анджела или Энджи?

— Все зовут меня Анджела, а не Энджи.

— Хорошо, Анджела. Позвольте кое-что у вас спросить. Можем ли мы встретиться где-то, где вы будете чувствовать себя спокойно, и поговорить о Стиви?

— Зачем нам встречаться? — слегка игриво спросила она.

— Вовсе необязательно. Я просто подумал, так будет безопаснее. Но как вам угодно.

— В каком смысле безопаснее?

— Я не хочу вас пугать, Анджела, но вы же понимаете, что ваше положение не из лучших?

Она так долго не отвечала, что он уж было подумал, что спугнул ее. Когда она заговорила, от игривости в ее голосе не осталось и следа, в нем слышался лишь отчаянный страх.

— Ну да, наверное. Но почему безопаснее встретиться?

— По телефону говорить рискованно. С подходящей техникой преступники могут влезть куда угодно — звонки, сообщения, электронная почта. В новостях все время про такое рассказывают, вы наверняка слышали?

— Ну да.

— Знаете, где лучше всего вести секретные разговоры?

— В туалете?

— По правде говоря, туалет достаточно легко прослушать.

— А где же тогда?

— В общественном месте, где шумно и много народу. Это сильно усложняет работу шпиона. Думаю, этот вариант будет наиболее безопасным.

— Где-нибудь в большом магазине?

— Превосходно. Отличная идея.

— Я много магазинов знаю. А вы где?

— Я в Адирондакских горах.

— Ой, это там, где Стиви встретил этого гипнотизера?

— Именно там. Я пытаюсь разобраться, что происходило со Стиви здесь, чтобы выяснить, что случилось с ним позже у вас дома, во Флорал-Парке.

Она молчала. Гурни тоже молчал, ожидая, что же скажет она.

— Вы не думаете, что он покончил с собой, да? — спросила она.

— Нет. А вы?

— Он не мог.

— Почему вы так думаете?

— Он просто не мог этого сделать — после всего того, что мне обещал. Мы собирались пожениться, купить дом. Он не мог убить себя. Это просто невозможно.

У Гурни возникла целая дюжина вопросов, но он вовремя напомнил себе, что достаточно всего одного неверного, чтобы спугнуть ее. Его задачей было добиться личной встречи, чтобы самому контролировать ситуацию, а также иметь возможность анализировать мельчайшие тонкости ее мимики и языка тела.

— Я вас понимаю, Анджела. Правда понимаю. Именно поэтому нам важно выяснить, что же произошло на самом деле. Иначе вы никогда не будете в безопасности.

— Не говорите так. Вы меня пугаете.

— Страх иногда полезен. Обоснованный страх помогает нам избавиться от страхов необоснованных.

— Это как?

— Вы боитесь того, кто сделал это со Стиви. Так?

— Да.

— Но и меня вы тоже боитесь. Ведь я детектив, а вам не очень хочется общаться с детективами, правда?

Она промолчала, и было понятно, что он прав.

— Все в порядке, Анджела. Я понимаю вас. Но спросите себя: кого вы боитесь больше? Того, кто убил Стиви? Или того, кто пытается докопаться до истины, чтобы больше никто не пострадал?

— Как же мне это не нравится. И думать не хочу обо всех этих ужасах.

Гурни молча ждал.

— Ну ладно. Давайте встретимся завтра. Я знаю одно место.

— Скажите, где и во сколько?

— Вы знаете Лейк-Джордж?

— Да.

— Сможете приехать завтра в десять утра?

— Да. Где именно в Лейк-Джордже?

— В «Кукольном доме Табиты». Я буду ждать вас на втором этаже, возле кукол Барби.

Все еще стоя вместе с Мадлен перед входом в гостиницу, он открыл интернет на телефоне и вбил в строку поиска «Кукольный дом Табиты».

Он сразу нашелся — на Вудпекер-роуд, в Лейк-Джордже. На сайте была фотография здания, виртуозно оформленного в сказочном стиле. Над коттеджем, в чистом синем небе висела радуга из слов: «Дом прелестных, сказочных, коллекционных кукол».

Мадлен, нахмурившись, посмотрела в телефон:

— Кукольный магазин? Это там она хочет обсудить смерть своего бойфренда?

— Да, ты права, странный выбор.

— Ты ее не спросил, почему именно там?

— Я не хотел задавать лишних вопросов, чтобы не спугнуть ее. Главное, что она согласилась встретиться.

— А можно я поеду с тобой?

— Зачем тебе ехать?

— Мне не хочется оставаться здесь одной.

— Это часа два в один конец.

— Все лучше, чем здесь.

Он пожал плечами.

— Я сейчас отсюда еще Джеку позвоню, это может быть надолго. — Он указал в сторону гостиницы. — Из главной трубы идет дым, а значит, в каминном зале горит огонь. Может, пойдешь погреешься?

— Я дождусь тебя.

— Как хочешь. — Он снова открыл сайт кукольного дома и скопировал адрес в гугл-карты. Он нашел адрес ближайшей заправки и скопировал его в текст сообщения электронной почты. Затем он позвонил Хардвику.

Тот сразу ответил.

— Прежде всего скажи, ты понял мою отсылку к делу Барышанского?

— Кажется, да.

— Отлично. Не забываем об этом. Ну что, скоро я смогу вручить тебе твой подарочек?

— Далеко готов ехать?

— Куда угодно, когда угодно. Чем быстрее, тем лучше.

— Завтра я собираюсь встретиться с той девушкой, которую давно хотел повидать. Как насчет пересечься в том же районе?

— С радостью.

— Сейчас пришлю тебе схему проезда по имейлу.

— Буду ждать.

Гурни переключился в приложение имейла и открыл черновик письма с адресом бензоколонки в Лейк-Джордже. Под адресом он подписал: «Здесь в 9.00» и отправил письмо Хардвику.

Мадлен ждала его, съежившись от холода.

Гурни кивнул в сторону гостиницы:

— Пойдем внутрь, постараемся отогреться у огня.

Они направились в каминный зал. Лишь только оказавшись у потрескивающего огня, Мадлен медленно расправила плечи.

Волны тепла окутали Гурни, стоявшего рядом с Мадлен; он прикрыл глаза и разрешил себе подчиниться теплому оранжевому свечению и приятному покалыванию в теле — он согревался.

Покой был нарушен грубоватым голосом Остена Стекла.

— Друзья, наконец-то вы вернулись с мороза. Скверный денек, а ночь обещают и того хуже.

Он стоял в широком арочном проходе, на нем была темная рубашка в клетку и брюки цвета хаки.

— Слышали волков?

— Нет, — ответил Гурни. — Когда это было?

— Совсем недавно. В лесу, за гостиницей. Жуткий вой.

— Вы их часто видите?

— Никогда. Так даже страшнее. Их только слышно. Рыщут твари по лесу.

После замечания Стекла возникла неловкая пауза. Тишину нарушила Мадлен:

— Вы говорили, что погода еще больше испортится к вечеру?

— Буря совсем рядом. Жуткий ветер, резкое похолодание. Но мы здесь пока в относительной безопасности. Как я уже говорил, погода здесь очень переменчивая. Сегодня ночью будет жуткая погода, а завтра утром обещают солнце, представляете? А чуть позже, днем разверзнется ад, с севера идет что-то страшное.

Мадлен испуганно расширила глаза:

— Страшное что?

— Арктические воздушные массы. Метель и нулевая видимость. Будет даже введен запрет на движение.

Гурни заподозрил, что все эти предостережения предназначались для того, чтобы ускорить их отъезд. Но если Стекл действовал под давлением Фентона, возможно, что обещание уехать сыграет Гурни на руку.

Он задумчиво покачал головой.

— Наверное, и правда будет лучше, если мы уедем до того, как начнется буря. А то мы никогда не доберемся до Вермонта.

Стекл тут же согласно кивнул.

— Единственное «но», — заметил Гурни. — Дело в том, что перед отъездом мне необходимо еще кое с кем поговорить.

— С кем это?

— С Пейтоном.

— На кой черт вам с ним говорить?

— Завещание Итана, а следовательно, и его смерть, выгодна двоим — Пейтону Голлу и Ричарду Хэммонду, о чем мне поведал Фентон. И поскольку у Пейтона такая же доля, как и у Ричарда, то и мотив у него такой же весомый. А может, даже более…

Стекл перебил его:

— Да, я понимаю, как это выглядит со стороны. Но это не имеет ничего общего с действительностью. Вы явно не знаете Пейтона.

— Вот я и попытаюсь его узнать.

— Давайте я сам вам все расскажу, чтобы вы не застряли в этой страшной метели из-за таких пустяков.

Стекл подошел ближе к огню.

— Все просто. Если эти четыре смерти — убийства или самоубийства — не дело рук Хэммонда, значит, это сделал кто-то другой. Но думать, что это Пейтон — полный абсурд.

— Почему?

Стекл хрипловато зашептал:

— Да потому, что Пейтон Голл психованный наркоман, ему интересны только кокаин, шлюхи, снова кокаин и снова шлюхи.

Он поглядел на Мадлен:

— Простите меня за грубость, миссис Гурни, но нужно называть вещи своими именами. Мы говорим о повредившемся нарике, который общается лишь с проститутками, которых откуда только ни выписывает. Из России, Таиланда, Вегаса, наркопритонов в Ньюбурге — ему уже совершенно наплевать откуда.

Гурни заметил, как заблестела от пота бритая голова Стекла.

— Не является ли этот псих, последний член семейства Голлов, вашим новым начальником?

— Ха! У меня нет никаких иллюзий насчет будущей работы здесь. Я работал без договора. У нас с Итаном все держалось на взаимном доверии и общих бизнес-целях. А сейчас на чем все держится? Да ни на чем. Я удивлюсь, если через три месяца еще буду здесь работать, учитывая, с какой скоростью деградирует этот ублюдок.

— Мне казалось, что недавно он на какое-то время приходил в себя.

— Это правда, такое случалось и раньше, но всегда кончалось одним и тем же — он становился еще более невменяемым.

— То есть мало того, что он не в состоянии был спланировать сложное преступление, так он и вообще мало что может?

— Именно.

— Значит, мой разговор с ним будет очень кратким.

Стекл был явно раздосадован:

— Но он не захочет с вами говорить.

— Надеюсь, вы мне в этом поможете. По этическим причинам я не имею права уехать, не поговорив с ним лично и не сложив собственного мнения о нем. Если все так, как вы говорите, это не займет много времени. Скажите ему, что мне нужно всего пятнадцать-двадцать минут.

— А если он откажется?

— Скажем так — пока он не согласится, я буду торчать здесь и присматривать за ним, уделяя особое внимание его развлечениям. Может быть, эта перспектива его убедит?

Стекл сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул.

— Ладно. Пусть будет по-вашему. Я передам вашу просьбу.

— Было бы здорово увидеть его завтра, перед тем как начнется та самая буря.

— Я постараюсь. — Он искусственно улыбнулся и вышел из комнаты.

Мадлен посмотрела на озадаченного Гурни:

— О чем думаешь?

— Странно, конечно, так ненавидеть погоду в Адирондаке и при этом работать здесь управляющим.

Поднявшись в номер, Гурни снова вспомнил, как сложно выполнять две роли одновременно — детектива и мужа, и ситуация только усугубляется. Естественным образом его влекли загадки этого дела. В то же время он чувствовал острую необходимость поддержать Мадлен, особенно сейчас, но не очень понимал, как это сделать. В который раз он поймал себя на том, что ему проще разбираться в убийствах, чем в собственном браке. Не зная, что делать, он решил послушать, что скажет сама Мадлен.

— Если хочешь, я брошу это дело. Мы можем уехать утром, встретиться с Хардвиком и Анджелой в Лейк-Джордже, как обещали, и оттуда двинуться в Вермонт.

— А как же Пейтон Голл?

— Этим может заняться Хардвик. Или нет. Как захочет. Я обещал Джейн на пару дней заехать на Волчье озеро и глянуть, что происходит. Я это сделал.

— И что ты увидел?

— Сплошные противоречия.

— Например?

— У нас есть подозреваемый в совершении преступления, которое вряд ли возможно совершить. У самой богатой жертвы — подозрительный братец, с мощным корыстным мотивом, который даже не входит в число подозреваемых. Также существует семейная легенда о кошмарном сне про волков, что сущий бред, однако точно такой же сон привел к гибели четырех человек. Единственный, кто верит, что здесь происходит нечто зловещее, — полусумасшедший работник.

— А Джейн?

— А что Джейн?

— Святая правдоискательница, которая, по сути, солгала тебе, не упомянув самого, возможно, главного факта — завещания Итана.

— Верно подмечено. Это лишь еще раз доказывает сложность этого дела. Все в нем как-то странно, на грани невероятного.

— Кажется, тебя зацепило, — с таинственной улыбкой Моны Лизы сказала Мадлен. — Странное и невероятное — то, что тебя всегда привлекало. Ты думаешь, что можешь отказаться, но на самом деле нет. А даже если бы и смог… Мне самой нужно остаться здесь.

— Зачем?

— Мне надо разобраться со своими проблемами.

Гурни не успел ответить — у него зазвонил телефон. Это была Ребекка. Он вопросительно посмотрел на Мадлен, и она кивнула, чтобы он ответил.

— Ребекка!

— Здравствуй, Дэвид. Не знаю, пригодится ли тебе это, но на всякий случай я решила поскорее связаться с тобой.

— Спасибо. Я тебе очень признателен.

Мадлен пошла в ванную и демонстративно закрыла за собой дверь.

— В общем, — продолжила Ребекка, — я просмотрела статьи Хэммонда, а также то, что о нем время от времени писали в СМИ. В основном дебаты на тему его терапии по выявлению гомосексуальности. Конечно, противников гомосексуализма становится все меньше и меньше, но те, что есть, все так же воинственны.

Гурни вспомнились горящие ненавистью глаза Баумана Кокса.

— Есть еще какие-то подробности?

— Кое-что по профессиональной линии. Хэммонд не боится критиковать фармацевтические компании, навязывающие токсичные психотропные вещества. И в то же время он утверждает, что гипнотерапия абсолютно безопасна и с помощью его техник можно добиться таких результатов, которые раньше считались невозможными.

— Он уточняет, что за техники?

— В этом-то и проблема. Были зафиксированы показатели клинической эффективности, это что-то потрясающее. Процент ремиссии в его практике в пять раз превышает средние показатели Американской ассоциации психиатров.

— Но?

— Однако, когда другие терапевты пытаются использовать техники, которые он описывает, их результаты не идут ни в какое сравнение с его.

— Значит, он просто выдумывает истории успеха?

— Нет, там все было проверено и перепроверено. Если уж на то пошло — он преуменьшал свои положительные результаты, что само по себе невероятно.

— Так чем же тогда это объяснить?

— На мой взгляд, это редчайшее сочетание человека и методики.

— То есть?

— Хэммонд исключительно сильная личность, и это главный инструмент его терапии.

— И он может делать то, что другим не дано?

— Его талант весьма необычен. Предполагаю, можно овладеть его техниками, но только непосредственно наблюдая за тем, что именно он делает.

На несколько секунд Гурни задумался.

— Похоже, доктор Хэммонд мог бы стать миллионером, если бы захотел.

— Слабо сказано, — Холденфилд сделала паузу. — Очень странно, но он, кажется, не заинтересован ни в деньгах, ни в положении, которое с легкостью мог бы получить.

— У меня еще один вопрос напоследок. Термин «суицид в состоянии транса» тебе о чем-нибудь говорит? Я недавно услышал его, и мне стало интересно, употребляется ли он в клиническом контексте?

— Что-то припоминаю. Я тебе перезвоню, если вспомню. Что-то еще?

— Говорил ли Хэммонд что-нибудь об исследованиях — ты мне про них рассказывала — касательно отделения мыслей от эмоций, которые они вызывают?

— По правде говоря, да. В недавней статье он высказал мнение, что этого можно достичь при помощи гипнотерапии. Кажется, он даже намекал, что уже проделывал это.

Глава 27

Следующим утром в 6.45, как только рассвело, они сели в «аутбек» и, на полную мощность включив обогреватель, отправились в Лейк-Джордж. К тому времени, когда они достигли первой вершины, Мадлен уже спала.

Ехали они медленно — после ночных снегопадов местные дороги, ведущие к Адирондакскому Северному шоссе, были скользкими. На самом же шоссе снега не было, да и машин было немного, и Гурни без труда наверстал потерянное время.

В 8.56 утра они въехали в Лейк-Джордж, и тут же Гурни увидел озеро — такое же серое, как и холодное небо над ним.

Дорога свернула к берегу: они проехали безлюдную пристань, закрытый ресторан и прибрежную гостиницу с полупустой парковкой.

В 8.59 Гурни свернул на заправку «Суноко» на Вудпекер-роуд. Он сразу заприметил красный «понтиак», припаркованный за бензоколонками, у магазина. Хардвик с сигаретой в зубах взад-вперед ходил вдоль границы парковки. Вид у него был мрачный. Никто в здравом уме не решился бы к нему приблизиться — его мускулистое тело было напряжено, мощная челюсть выдвинута вперед, и эти светло-голубые глаза, как у северной лайки.

На соседнем кресле зашевелилась Мадлен.

— Мы приехали, — сказал Гурни, вставая рядом с «понтиаком». — Хочешь немного прогуляться?

Она пробормотала что-то и потрясла головой.

Выйдя из машины, Гурни почувствовал ветер, дувший с озера, и застегнул куртку. Направившись к Хардвику, он увидел, как тот бросил сигарету на асфальт и затушил ее, смачно раздавив ногой, словно это была ужалившая его оса. Слишком уж широко улыбаясь, он шагнул навстречу Гурни и протянул руку.

— Дэйви! Как я рад!

Радость от встречи была такой же фальшивой, как и улыбка.

Они пожали друг другу руки.

Продолжая улыбаться, Хардвик тихо сказал:

— На случай, если за нами наблюдают. Пусть легенда о подарке выглядит правдоподобно.

Он распахнул пассажирскую дверь «понтиака», достал тонкую коробочку в подарочной упаковке и протянул ее Гурни.

— Разверни и изобрази удивление. И восторг.

Внутри лежало нечто, похожее на плоский стильный смартфон.

— Продвинутый детектор средств слежения, — объяснил Хардвик, — более подробные инструкции при включении. Твой пароль — «Шерлок». Устанавливаешь настройку сканирования и кладешь в карман. Он автоматически составляет схему пространства, в котором ты находишься. Распознает и определяет местонахождение аудио- и видеожучков, геотрекеров, записывающих устройств, радиопередатчиков. Хранит карты, координаты и частотные спектры всех устройств до последующего вывода данных. Вопросы есть?

— Где ты достал эту штуку?

— Помнишь, в деле Меллери с нами работала классная рыженькая айтишница?

— Сержант Робин Вигг?

— Теперь уже лейтенант Вигг. Она сейчас в отделе по борьбе с терроризмом занимается оценкой технологий. Мы поддерживали связь. И в какой-то момент я упомянул о своих подозрениях. А она обожает такое. Вот и дала мне этот прибор на три дня. Так сказать, неофициальное испытание в полевых условиях.

— А что именно навело тебя на мысли о прослушке?

— Один странный туристический буклетик. — Хардвик огляделся по сторонам и указал на магазин. — Давай-ка туда зайдем.

Кроме татуированной девушки с зеленым ежиком, сидевшей на кассе, в магазине никого не было. Хардвик направился к холодильникам с напитками.

— Хочешь чего-нибудь?

— Расскажи мне лучше про буклет.

Хардвик открыл дверцу холодильника и взял бутылку воды.

— Эдакий рекламный каталог. «Харперс Дэйл». Слыхал об этом месте?

— Там вроде можно полетать на воздушном шаре?

— И куча подобной чепухи. Популярное место для отдыха черт-те где на одном из озер Фингер.

— Так и что? Ты получил буклет «Харперс Дэйл» и…

— Он пришел по почте. На обложке кто-то написал «незабываемо». И еще, сука, подчеркнул.

— И тебе это о чем-то говорит?

— Это говорит о том, что мы по уши в дерьме. Помнишь, зачем я изначально привлек тебя к делу Хэммонда? Ну, помимо того, что у меня сердце разрывалось, глядя на то, как ты расходуешь свои способности на этого несчастного дикобраза.

— Тебе нужен был подставной человек, чтобы Гилберт Фентон не знал, что это ты под него копаешь.

— Помнишь, почему я не хотел, чтобы он знал?

— Когда-то что-то пошло не так, и у него есть компромат на тебя. И если разозлить его, он может и настучать.

— Так вот, это что-то пошло не так именно в «Харперс Дэйл».

К холодильнику, пощелкивая языком в ритме хип-хопа, подошел подросток в меховой куртке, заношенных джинсах, красной бейсболке не по размеру и с блестящими круглыми ониксовыми серьгами в ушах. Он открыл дверцу рядом с Гурни и достал четыре банки энергетического напитка.

— Валим отсюда, — прорычал Хардвик.

Он заплатил зеленоволосой девушке за воду, и они вышли из магазина.

Остановившись около «понтиака», Хардвик прикурил новую сигарету и сделал пару глубоких затяжек.

— Насколько я понял, буклет «Харперс Дэйл» не может быть просто совпадением? — спросил Гурни.

— Больше никому нет смысла отправлять мне такого рода брошюры. И это «незабываемо» — не может быть, что это совпадение! Больше похоже на гребаную угрозу. Фентон в курсе, что я работаю на Хэммондов. А это значит — где-то есть жучок.

— В шале?

— Скорее всего.

— Ладно. И что теперь?

Хардвик поморщился.

— Я надеялся этого избежать. Но делать нечего. В конце концов, совершенно насрать, что Фентон знает, а чего не знает. Я в деле до конца. Если он захочет разыграть карту «Харперс Дэйл», на здоровье! Но я уж, черт возьми, постараюсь утянуть этого урода за собой, на самое дно.

Он достал еще одну сигарету и закурил.

Гурни пожал плечами:

— Может, все и выглядит так, словно Фентон в курсе, но ведь мы не знаем наверняка.

— Мы ни хрена не знаем наверняка. Но это вполне рабочая гипотеза.

— Я просто хочу сказать, что, если он вдруг не знает и буклет попал к тебе каким-то другим путем, не стоит без надобности объявлять о твоей причастности к делу. Он же подписи своей нигде не ставил. И может начать отнекиваться. Ты лишь обрадуешь его, что он смог задеть тебя.

— Думаешь, не стоит совать ему в морду средний палец?

— Будь я на твоем месте, я бы воздержался от такого соблазна. — Гурни задумался, а потом похлопал по карману, в который положил устройство. — Полагаю, ты хочешь отправить меня с этой маленькой штучкой к Хэммондам, чтобы я мог подтвердить твои подозрения?

— Точно. Думаю, и этот ваш президентский номер тоже не помешает проверить.

Гурни кивнул в знак согласия, а потом бросил взгляд на «аутбек».

— А он сможет обнаружить GPS-маячок?

— По словам Вигг, он обнаруживает все.

— Ты проверил свою машину?

— Да. Все чисто.

— Может, сейчас проверим мою — перед встречей с Анджелой?

Хардвик задумчиво затянулся.

— Отличная мысль.

Уже проснувшаяся Мадлен смотрела на экран смартфона с не меньшим любопытством и озабоченностью, чем Гурни и Хардвик.

Это был самый продвинутый прибор из тех, что Гурни когда-либо видел. Сканирующее устройство показывало отчетливое очертание автомобиля Гурни.

Хардвик объяснил, что настроил его на «периметр первичного пространства» — одну из главных инновационных фишек прибора, чтобы проверить зону, обозначенную самим «аутбеком».

Гурни недоуменно на него посмотрел.

Хардвик, сидевший сзади, пожал плечами.

— Я лишь повторяю, что сказала Вигг. По ее словам, эта штука сочетает в себе две технологии. Первая — определяет и показывает частоту передачи данных. А вторая — новый вид радара ближнего действия, сокращенно КАМ, что обозначает картирование актуальной местности. Он обнаруживает и показывает периметр любого закрытого пространства. Взаимодействуя, они выдают точное местонахождение любого датчика.

На экране устройства внутри графического изображения стальной оболочки автомобиля мигали два красных огонька — один с передней стороны моторного отсека, а второй — в районе заднего подкрылка. Возле каждого огонька было по три ряда чисел и буквы GPT.

Мадлен взглянула на Хардвика:

— И что это все значит?

— Буквами обозначен тип устройства. GPT — это геотрекеры. Большое число рядом с буквами — частота передачи данных. Два других числа точно определяют местонахождение устройства: расстояние от земли по вертикали и расстояние от внешней границы автомобиля по горизонтали.

Гурни, казалось, был настроен скептически:

— Две мигающих лампочки — это два устройства слежения?

— Этот маленький волшебник не врет.

Мадлен подняла брови:

— И эти штуки передают кому-то, где мы, сидя в нашей машине, прямо сейчас находимся?

— Именно.

— Их можно как-то убрать?

— Можно, но нужно подумать, где, когда и как это лучше сделать. — Он взглянул на Гурни. — У тебя есть идеи?

— Все зависит от того, кто их установил, а еще — почему их два?

— Просто на всякий случай? А может быть, у них разные технические характеристики для различных ситуаций?

Гурни, казалось, усомнился в этой версии.

— Сколько раз в жизни ты находил два трекера на одном автомобиле?

— Ни разу.

— Может быть, их установили разные люди?

Тут засомневался Хардвик.

— Ты хочешь сказать, два разных следователя? И ни один из них не может положиться на данные, полученные другим?

— Возможно, две разные организации. И ни одна из них не знает про трекеры, установленные другими.

— Какие организации?

— Понятия не имею. Но у меня есть вопросы. Например, кто санкционировал слежку с использованием электронных средств за автомобилем частного детектива? Я вроде пока не в списке подозреваемых. Если был выдан ордер на установку трекеров, что послужило основанием для этого? А если ордера не выдавали, то кто же решился нарушить закон? Кому так важны мои перемещения?

— Хорошо бы еще знать, как используются полученные данные.

Мадлен повернулась назад и уставилась на Хардвика:

— В каком смысле?

— Данные о местоположении можно мгновенно передавать дрону, способному делать фотографии с высоким разрешением. Или сразу выводить их на экран навигатора группы наблюдения, чтобы они могли следить за вами, находясь вне поля вашего зрения.

Гурни посмотрел на часы.

— У нас не так много времени. Уже почти 9.25, а в десять я должен быть в полумиле отсюда, чтобы встретиться с Анджелой Кастро. Я бы не хотел, чтобы кто-то получил информацию о месте нашей встречи. Но если мы сейчас избавимся от трекеров, будет очевидно, что я обнаружил их, а это, в свою очередь, лишает нас будущих возможностей. Так что нужно придумать что-то еще.

— Все просто. Оставь машину здесь, а на встречу иди пешком. Не проблема.

— Не проблема, но лишь в том случае, если за нами не наблюдают с запрограммированного дрона, вроде тех, что ты только что упоминал. Знаешь, сколько тысяч этих штук нынче используется?

— Боже! — воскликнула Мадлен. — Ты хочешь сказать, что кто-то там, в небе сейчас за нами наблюдает?

— Этого нельзя исключать. И действовать нужно соответственно.

Хардвик снова поморщился.

— И что делать?

— Ничего сложного. Просто нужно постараться быть максимально вне поля зрения.

После задумчивого молчания Мадлен заговорила:

— А в той гостинице, что мы проезжали, кажется, такой же навес перед входом, как на Волчьем озере? Да, я почти уверена, что видела его.

Гурни медленно кивнул.

— Мне кажется, ты права. И он может помочь с нашей проблемой.

Десять минут спустя, согласно наспех разработанному плану, «понтиак» остановился рядом с отелем, на парковке для гостей, а «аутбек» надежно укрылся под навесом при входе. Показав удостоверение частного детектива, Хардвик объяснил парковщику, что ему срочно необходимо провести осмотр транспортного средства, и пообещал, что это не займет много времени.

По плану Хардвик должен был домкратом приподнять машину и, будучи вне зоны видимости воздушного наблюдения, изучить установленные устройства; Гурни же должен был выйти через черный ход гостиницы и пешком отправиться в «Кукольный дом Табиты».

Вместе с Гурни Мадлен вошла в фойе гостиницы. Они тут же обнаружили сувенирный магазин, где купили неоправданно дорогие сувенирные толстовку и кепку. Вернувшись в фойе, в зону отдыха, Гурни надел толстовку и кепку, а свою куртку оставил Мадлен.

— Я вернусь в течение часа. Не уходи далеко от входной двери, на случай, если понадобишься Джеку.

Она напряженно кивнула, прижимая к себе его куртку.

— Все будет хорошо, — сказал он, пожалуй, чересчур радушно. — Уверен, встреча с Анджелой Кастро наконец-то выведет нас на нужный след.

Он обнял Мадлен, а затем пересек фойе и исчез в коридоре, помеченном красной табличкой «выход».

Коридор вел к стеклянной двери. Он вышел на улицу и оказался на вымощенной брусчаткой тропинке, изгибающейся вокруг клумбы с декоративными травами, поникшими и выцветшими. Тропинка вела к дорожке пошире, которая пролегала вдоль берега и, как оказалось, была практически параллельна Вудпекер-роуд.

Гурни бегом миновал несколько человек, гуляющих с собаками, закутанных с ног до головы в попытке защититься от резких порывов ветра, дувшего с озера. Через несколько минут он заприметил здание, которое тут же узнал по фотографии из интернета. В столь непримечательной, обыденной местности «Кукольный дом Табиты» выглядел еще более странно, чем в глянцевом сказочном мире на сайте магазина.

Он прошел через сквер, прилегавший к дорожке, и перешел Вудпекер-роуд. Достав из кармана телефон, он нажал на кнопку аудиозаписи и сунул его в карман толстовки. Въезд на парковку «Кукольного дома» украшала узорчатая арка с надписью с сайта, которую он запомнил: «Дом прелестных, сказочных, коллекционных кукол». На парковке стояли четыре автомобиля. Гурни заметил, что у одного из них дилерские номера с кодом Нью-Йорка. С двух сторон у входа в «Кукольный дом» стояли два садовых гнома высотой по пояс.

Открыв дверь, Гурни почувствовал сладкий аромат, напомнивший ему о прямоугольных жвачках, которых он не видел и не нюхал со времен школы. Десятки кукольных мордашек глядели на него из этого пастельного мира детства, разукрашенного в розовые, голубоватые и желтые оттенки.

Стоявшая за главной витриной девушка улыбалась ему с заученной сердечностью.

— Добро пожаловать в гости к Табите. Чем я могу вам помочь?

Гурни оглядел пространство, заполненное куклами — они были везде: на прилавках, в стеклянных шкафах, на полках, всевозможных форм и размеров, начиная от пухлых розовощеких младенцев и заканчивая загадочными существами, словно из сказки. Или из ночного кошмара.

— Где лестница на второй этаж? — спросил он.

Она с возросшим любопытством взглянула на него.

— Вы пришли к мисс Кастро?

Он воспринимал встречу с Анджелой как нечто, окруженное тайной, поэтому удивился, когда услышал ее имя.

— Да.

— Она у Табиты, — почти шепотом многозначительно сказала она. — Я вас провожу.

Через лабиринт шкафов с куклами она провела Гурни к лестнице с розовыми перилами.

— Вам наверх, сэр.

На втором этаже была примерно такая же обстановка, как и на первом, разве что все куклы здесь были похожи друг на друга и многие стояли вместе. Неподалеку от лестницы был небольшой закуток с ярко-желтым столом и двумя блестящими белыми креслами. В одном из них сидела бледная, худощавая блондинка с пышной, слишком уж безупречной укладкой. Гурни поразило, насколько эта прическа не сочеталась с робким, узким лицом, а также то, насколько она была похожа на прическу куклы, запертой в стеклянном шкафу в углу.

Напротив худышки за столом стояла ее полная противоположность. Это была крупная женщина в длинном плиссированном бордовом платье с вышивкой по вырезу. На ее пальцах красовалось множество блестящих колец. Макияж у нее был яркий, почти что театральный. А вершиной, в буквальном и переносном смысле, была ее укладка. Волосы худышки привлекали внимание, а прическа этой дамы была просто уму непостижима. Зачесанная наверх копна эффектно переплетенных черных и серебристых прядей напоминала беспокойный морской пейзаж Тернера. Гурни подумал, что этой женщине явно очень нравится выглядеть эффектно.

Непринужденно махнув увешанной кольцами рукой, она повернулась к нему.

— Вы, должно быть, мистер Гурни?

— Да. А вы?..

— Табита. — Это прозвучало как заклинание. — Я как раз собиралась принести мисс Кастро стаканчик родниковой воды. Может, вы тоже чего-нибудь хотите? Может, травяного чая?

— Спасибо, ничего не нужно.

— Если вы передумаете, или вам что-то понадобится, или возникнут какие-то вопросы, просто нажмите на звонок. — Она указала на небольшое куполообразное устройство в центре стола. — Чистое серебро. Тончайший звук, вы такого и не слыхали.

— Благодарю вас.

Вихрем шелковистой ткани и цветочного аромата она проскользнула мимо него и исчезла на лестнице с розовыми перилами.

Гурни повернулся к девушке, сидящей за столом.

— Анджела?

В ответ она лишь кротко кивнула.

— Позвольте присесть?

— Да, конечно.

— Для начала я хочу поблагодарить вас за то, что согласились поговорить со мной.

Она испуганно поглядела на него.

— Я не знала, что еще делать. Меня напугало письмо, которое другой детектив принес в дом моего брата. И то, что вы сказали по телефону.

— Просто мы стараемся быть как можно более откровенными по поводу сложившейся ситуации, о которой нам столько всего нужно узнать.

— Понятно.

Он оглядел витрины с куклами.

— Необычное местечко вы выбрали для нашей встречи.

Она в смятении приоткрыла рот.

— Вы же вроде сказали по телефону, что это хорошая идея — встретиться в магазине.

— Конечно, хорошая, — он улыбнулся и постарался ее успокоить, — я просто имел в виду, что сам я никогда не бывал в подобных магазинах.

— Ах, да. Ну конечно, не бывали. Это вообще особенное место.

— Табита, кажется, очень… доброжелательной.

Анджела воодушевленно закивала, а потом ей как будто бы стало стыдно. Она наклонилась к Гурни и тревожно прошептала:

— Она думает, мы купим еще одну Барби.

— Еще одну Барби?

— Когда мы останавливались здесь со Стиви, он купил мне Барби. — Она по-детски мечтательно улыбнулась, — Особенную — ту, о которой я давно мечтала.

— Вы со Стиви здесь останавливались?

— Ну, не прямо здесь, в магазине. В гостинице «Кукольный домик». Тут рядом. Это, типа, мотель, но необычный. Он вообще нереальный. Там тематические номера. — На этих словах глаза ее загорелись.

— Когда это было?

— Когда он ездил к этому жуткому гипнотизеру, чтобы бросить курить.

— Вы встречались с гипнотизером?

— Нет, Стиви один ездил. А я оставалась здесь, в гостинице.

— Вы сказали, что гипнотизер был жуткий. Откуда вы знаете?

— Это Стиви так сказал — что он реально жутковатый тип.

— Он говорил про него еще что-нибудь?

Она нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Сказал, что он омерзителен.

— Он не объяснил, что имел в виду?

Анджела покачала головой.

— Нет, просто сказал: омерзительный и жуткий.

— Он рассказывал вам что-нибудь про кошмары?

— Да, но уже потом. Что-то про огромного волка, вставлявшего в него раскаленный нож. Что-то такое. Волк с горящими красными глазами, сидящий на нем. — Ее заметно передернуло. — Господи, какая жуть!

— Он говорил, что кошмар повторяется?

— Да, все время. Кажется, вообще каждую ночь после того, как он побывал у гипнотизера. Он говорил, это был омерзительный сон.

— Сон был таким же омерзительным, как и гипнотизер?

— Ну да, видимо.

— Стиви часто употреблял это слово?

Казалось, ей было не по себе от этого вопроса.

— Ну не очень часто. Иногда.

— А можете вспомнить, в каких еще обстоятельствах он его употреблял?

— Нет.

Ответ вырвался у нее слишком быстро. Однако Гурни почувствовал, что расспрашивать ее об этом не стоит. Он еще найдет способ вернуться к этой теме.

В данный момент он хотел ослабить напряжение, а не усиливать его. А это значило, что нужно осторожно обходить препятствия, а не прошибать их насквозь. Ему с его логическим мышлением тяжело давался бессистемный допрос, но иногда это был лучший способ для продвижения вперед.

— У Стиви были серьезные проблемы с курением?

— В каком смысле?

— Он много раз пытался бросать?

— Наверное, — пожала она плечами. — Я точно не знаю.

— Он часто говорил, что хочет бросить?

— Мы никогда не обсуждали курение.

Улыбнувшись, Гурни кивнул.

— Ну да, мало кто об этом говорит.

— Ага, зачем вообще кому-то об этом говорить? Дурацкая тема для разговора.

— А после сеанса гипноза с доктором Хэммондом Стиви удалось бросить курить?

— Нет.

— Он был огорчен?

— Ну, наверное. Может, и был. Я не знаю. Может, он и не хотел бросать. Он в основном болтал про свой ужасный сон и этого омерзительного Хэммонда.

— Вам не показалось, что он злится, что выбросил на эту поездку столько времени и денег?

— Выбросил?

— Ну, я просто размышляю, что, если Хэммонд не смог помочь ему… вероятно, это его разозлило?

Анджела выглядела растерянной, словно она уже не раз сама об этом думала.

— Он сказал, что зол, когда я его спросила.

— Но?

— Но когда Стиви реально злится… наверное, теперь надо говорить: злился… в его глазах что-то менялось, вроде… я даже не знаю, как это объяснить, но… даже здоровенные парни держались от него подальше.

— А когда вы спросили про время и деньги, вам не показалось, что он раздосадован?

— Нет, — пробубнила она и грустно замолчала.

Гурни прикидывал в уме, как бы поделикатнее перейти к следующему вопросу, но вдруг услышал шелест шелка и краем глаза увидел огромную Табиту, с невероятной легкостью поднимающуюся по лестнице.

Лучезарно улыбаясь, она подошла к столу и поставила между ними черный лакированный поднос с бутылкой дорогой воды, изящной миской с кубиками льда и двумя стаканами. Она жеманно подмигнула Гурни:

— Я принесла два стакана, на случай, если вы передумаете.

— Спасибо.

Она немного помедлила, а потом эффектным вихрем унеслась вниз по лестнице; Гурни предположил, что это ее обычная манера поведения.

Вдруг он заметил, с какой тревогой и трепетом Анджела смотрит вслед Табите. Он подождал, пока та совершенно скроется из виду, и сказал:

— Интересная женщина.

— Наверное, мне не стоило говорить ей, что мы хотим купить куклу.

— А зачем вы так сказали?

— Ну, я же не могла сказать ей правду? Я же не могла сказать, что встречаюсь кое с кем, чтобы поговорить об ужасной смерти моего бойфренда.

— А с кем, вы сказали, вы встречаетесь?

— С вами.

— Хорошо. А вы сказали, кто я?

— Я просто назвала ваше имя и сказала, что вы мой друг. Ни слова о том, что вы детектив и все такое. Ничего, что я назвала вас другом?

— Ну конечно. Кстати, отличная мысль. — Он сделал паузу. — А есть какая-то особая причина, почему вы захотели встретиться именно здесь?

— Мне тут очень нравится.

Он снова огляделся, пытаясь понять человека, который чувствует себя как дома в этом странном мире фантазий.

— Вам здесь нравится из-за всех этих кукол?

— Конечно. Но в основном потому, что именно здесь Стиви купил мне мою самую-самую любимую Барби.

— Был какой-то особый повод?

— Нет. Просто взял и купил. И ведь так даже лучше, понимаете?

— Похоже, он хотел, чтобы вы были счастливы.

На глаза ее навернулись слезы.

Гурни продолжил:

— Теперь я понимаю, что это место для вас особенное.

— И потом, я больше не могла оставаться у брата. Если детектив Хардвик сумел отыскать меня там, смогут и другие. Так что брат одолжил мне денег и дал машину, с одной из его стоянок для поддержанных автомобилей. И вчера ночью я приехала сюда. Брат сказал, что, если я так боюсь, что меня найдут, мне стоит расплачиваться наличными, потому что копы, да и вообще кто угодно, легко могут вычислить меня по кредитной карте. Это правда или так только в телевизоре?

— Правда.

— Боже, это же как будто за тобой все время следят. Но я-то сделала, как велел брат, — платила наличными. Я остановилась в том же номере, где мы жили со Стиви.

— Вы думаете пожить здесь какое-то время?

— Если только вы не думаете, что это плохая идея.

Ничего лучше ему в голову не приходило. И теперь он был вдвойне рад, что на всякий случай оставил машину с геотрекером в гостинице. Он заверил ее, что в сложившейся ситуации лучше всего остаться в «Кукольном доме».

— Когда я здесь, у меня ощущение, что Стиви со мной. — Она потерла глаза, размазав всю тушь.

Гурни наконец-то решился задать вопрос, мучивший его с самого начала.

— Я вот думаю, Анджела, вам не показалось странным, что Стиви поехал в такую даль, в дом на Волчьем озере, ради сеанса гипноза?

Она шмыгнула носом:

— Ну да, немного странно.

— Наверняка можно найти гипнотизера поближе к Флорал-Парку.

— Наверное.

— А вы у него не спрашивали, что такого особенного в докторе Хэммонде?

Анджела замешкалась.

— Мне кажется, ему его порекомендовали.

— Кто?

Анджела оторопела. Казалось, она пытается найти выход из комнаты, в которой оказалась по ошибке.

— Я не знаю.

Гурни спокойно продолжил.

— Вы очень напуганы, верно?

Она молча кивнула, покусывая губу.

— Я уверен, Стиви хотел бы, чтобы вы были в безопасности.

Она продолжала кивать.

— Вам страшно из-за того, что с ним случилось?

Она закрыла глаза.

— Пожалуйста, не надо про это.

— Хорошо. Я понимаю. — Он подождал, пока она откроет глаза, и снова заговорил. — Вы очень смелая.

— Неправда.

— Правда-правда. Вы здесь. Вы говорите со мной. Вы пытаетесь быть откровенной.

На последнем слове она зажмурилась.

— Это оттого, что мне страшно, а не потому, что я смелая.

— Вы все правильно делаете. Вы помогаете мне понять, что же произошло на самом деле. — Он слегка улыбнулся. — Возвращаясь к тому, что доктора Хэммонда порекомендовали…

Она перебила его.

— Я не знаю, кто это был. Я даже не могу с уверенностью сказать, что звонили именно по этому поводу.

Она задумчиво уставилась на серебряный звонок в центре стола.

Звонили? Гурни откинулся на спинку кресла и ждал. Он понимал, что тут поможет только терпение, — чувствовал, что она пытается собраться с духом, чтобы продолжить свой рассказ.

После долгих раздумий она заговорила:

— Я только знаю, что Стиви кто-то позвонил. А когда я спросила, кто это, он занервничал и сказал, что никто ему не звонил. Полный бред, ведь он довольно долго говорил по телефону. Я сказала ему, что кто-то все-таки звонил, и спросила, зачем он морочит мне голову. И тогда он затих. А позже в тот же вечер он вдруг заговорил про особенного доктора, который может помочь ему бросить курить.

— И вы сделали вывод, что про доктора ему рассказал звонивший?

— Угу. Это было довольно очевидно. И я спросила его об этом. Прямо спросила: это тебе про него по телефону рассказывали?

— И что он сказал?

— Он просто закачал головой, как будто бы отрицая это. А потом разозлился — в смысле разнервничался, а не взбесился, а потом сказал, что это не мое дело, кто ему рассказал про доктора, что это совершенно неважно и что я вообще не имею права капать ему на мозги.

— И что вы на это ему ответили?

— Я сказала, что можно было, по крайней мере, рассказать мне, кто ему звонил.

— И что он?

— Сначала — ничего. Стиви временами был очень тихий. Но я не отставала от него, потому что он очень странно себя вел. И наконец-то он признался, что звонил его старый знакомый, чье имя мне все равно ни о чем не скажет, но что в детстве они вместе ездили в лагерь.

— Он упоминал что-нибудь еще? Подумайте как следует.

— Нет, ничего больше. — Она отчаянно кусала себя за губу, а взгляд ее застыл на серебряном звонке, и Гурни показалось, что она начинает паниковать.

— Анджела, успокойтесь. Все в порядке. Я не допущу, чтобы с вами случилось что-то плохое. Помните, о чем мы говорили по телефону?

Она растерянно заморгала.

— Помните, что я сказал про страх? Иногда важно сделать что-то, чего мы боимся, чтобы защититься от более серьезной угрозы. Я понимаю, что вам страшно, но если вы мне все расскажете, все, что говорил Стиви, мне будет проще вас защитить. Чем больше я узнаю, тем проще мне будет.

Она снова закрыла глаза и словно заставила себя заговорить:

— Хорошо, видите ли, все было вообще очень странно. В тот вечер он вел себя так, как будто ничего не произошло, будто этот звонок вообще ничего не значил, как будто это полная ерунда и рассказывать тут не о чем. — Она замолчала и сделала глубокий вдох. — А потом, часов в пять утра он разбудил меня. Сам он, похоже, всю ночь не спал. Три раза переспросил меня, проснулась ли я и слушаю ли его. А потом очень серьезно сказал, что я должна забыть об этом звонке. Сказал, чтобы я больше никогда о нем не вспоминала и никогда никогда никогда никому об этом не рассказывала. Что если кто-нибудь узнает об этом, нас обоих могут прикончить.

Когда она открыла глаза, по щекам у нее текли слезы.

— И я никогда никому не говорила. Я клянусь. Никому. Ни слова.

Глава 28

Гурни бежал обратно в гостиницу и анализировал встречу с Анджелой, пытаясь отделить важную информацию от отвлекающих второстепенных подробностей.

Он не очень понимал, к какой из двух категорий отнести Табиту. Было что-то странное в том, с каким почтением эта огромная женщина обращалась к маленькой взволнованной Анджеле.

Анджела тоже была своеобразной особой, с ее застывшей укладкой и почти анорексичным телосложением. Она казалась напуганной, по-детски романтичной, мечтавшей затеряться в мире сказок. В то же время оказалась достаточно практичной, чтобы одолжить у брата денег и машину.

Ну и конечно, сон Стивена Пардозы с уже знакомыми деталями — снова волк и нож. И его неприязнь к Ричарду Хэммонду, выраженная столь эмоциональными словами: омерзительный и жуткий.

Гурни знал — ключевым моментом их встречи был рассказ Анджелы о таинственном телефонном звонке, возможно, как-то связанном с Хэммондом, а также странное поведение Пардозы после этого разговора и все эти предосторожности. Гурни задавался вопросом — угрожал ли расправой звонивший или это сам Пардоза, в ночи обдумывая всевозможные последствия, пришел к такому страшному выводу. Судя по рассказу Анджелы, вторая версия была более вероятной.

Что-то еще в этой истории не давало Гурни покоя. Ему казалось, что Анджела что-то недоговаривает. Он пытался прокрутить в уме их разговор, но никак не мог уловить, в чем же подвох.

Вернувшись в гостиницу, в фойе он увидел Мадлен и Хардвика, сидевших по разным углам дивана. У Мадлен были закрыты глаза, но, судя по тому, как прямо она держала голову, она не спала, а медитировала. Хардвик негромко говорил по телефону.

Гурни уселся в кресле напротив, между ними стоял низкий стеклянный стол.

Мадлен открыла глаза.

— Девушка объявилась?

— Как и обещала.

— И какая она?

— Непонятное маленькое создание. Помешана на куклах. Да и сама выглядит как куколка. Все было нормально, пока меня не было?

Мадлен кивнула в сторону Хардвика, который, казалось, уже заканчивал разговор.

— Сейчас он тебе расскажет.

Хардвик завершил беседу и начал что-то искать в своем телефоне. Он пролистнул несколько фотографий, поменял настройки последнего изображения и, положив телефон на стол, подвинул его в сторону Гурни.

— Вот, взгляни-ка на это.

На фотографии была изображена какая-то механическая конструкция, в которой Гурни узнал переднюю опору шасси автомобиля.

— Это мой «аутбек»?

Хардвик кивнул.

— Приблизь.

Гурни провел по экрану, и фотография увеличилась.

— Еще.

Гурни повторил движение. Теперь на экране была лишь опорная балка и бесцеремонно влезшая из темного угла мужская рука — около большого пальца было нечто похожее на выпуклую шляпку болта.

— Еще приблизь.

Теперь на фото видны были только палец и выпуклый объект, шириной в пять-шесть пятицентовых монеток.

Гурни изумленно взглянул на Хардвика — он не мог поверить, что это действительно то, о чем он подумал.

— Вот так-то, — сказал Хардвик.

Гурни внимательнее разглядел фотографию.

— Эта штука, наверное, раз в десять меньше самого маленького трекера из тех, что я когда-либо видел.

— И я.

— Ты не стал его снимать?

— Нет. Думаю, не стоит извещать их о нашей находке, пока мы не поймем, с кем имеем дело.

— А второй трекер, возле заднего бампера, такой же?

— Отнюдь. Тут-то дело и принимает любопытный оборот. Второй трекер самый обычный. Я и фотографировать его не стал. Обычная хреновина, которой пользуются в Бюро. Да кто угодно может купить такую баксов за сто в своем любимом интернет-магазине для шпионов. Непонятно, что это все, черт возьми, означает? Что думаешь, Шерлок?

— Надо бы отправить эту фотографию Вигг.

— Уже.

— Отлично. Она в таких вещах блестяще разбирается. И ее новая должность нам только на руку.

— Согласен. Ну, а у тебя есть какие-то соображения?

— Есть, конечно, но в том-то и дело, что всего лишь соображения. Два разных устройства предполагают, что и установили их два разных субъекта.

Мадлен озадаченно посмотрела на него.

— Субъекта?

— Я пока что не понимаю, как еще их называть. Мы имеем дело то ли с двумя организациями, то ли с двумя разными подразделениями одной организации, неясно также, санкционированы ли эти расследования, ну и так далее.

— Может, пока суд да дело, расскажешь нам о твоем свидании с девчонкой Пардозы?

Следующую четверть часа Гурни в подробностях излагал детали встречи.

Хардвика зацепил телефонный звонок Пардозе.

— По ходу именно этот звонок положил начало всей этой хрени, ну или, по крайней мере, подтолкнул Пардозу к поездке в Адирондак.

Гурни кивнул, соглашаясь.

— Надо проверить эту линию со знакомым из лагеря. Его родители должны знать, в какой лагерь он ездил в детстве и когда именно. Они даже могут знать имена его друзей из лагеря. Сможешь разведать?

Хардвик закашлялся и отхаркнул в платок.

— Жуткий геморрой и наверняка ни к чему нас не приведет. Но на хрена еще я нужен? — Его перебил звонок его же мобильного.

Он посмотрел на экран и удивился:

— Надо же, вот это скорость. Это Вигг.

Поблагодарив ее за столь скорый звонок, на минуту он замолчал, внимательно слушая.

— Робин, подожди секунду. Гурни здесь со мной. Сейчас мы найдем местечко поукромнее, и я включу громкую связь. — Он повернулся к Гурни с Мадлен. — Может, вернемся в вашу машину?

Мадлен с недоумением посмотрела на него.

— В нашу? Напичканную жучками?

Хардвик уверил ее, что детектор не обнаружил аудиожучков, только трекеры. Они направились к машине, которая все еще была припаркована под навесом, и заняли те же места, что и раньше. Хардвик включил громкую связь:

— Алле, Робин? Что ты там начала говорить?

— Я спрашивала, уверен ли ты, что устройство на фотографии определяло геопозицию и передавало данные?

Гурни больше года не видел Робин Вигг, но ее выдающийся голос, низкое контральто, отчетливо возродил в памяти ее образ. Спортивная, стройная рыжеволосая женщина с андрогинной внешностью и манерами. Ей могло быть как тридцать, так и сорок лет. Она была умна, немногословна и профессиональна.

Хардвик ответил ей:

— Если верить детектору, который ты мне одолжила, — сомнений нет.

— Дэйв, устройство все еще прикреплено к твоей машине?

— Да. Мы решили пока что его не снимать.

— Хотите узнать про него побольше?

— Именно. Насколько оно продвинутое и тому подобное.

— И что оно может рассказать о тех, кто его установил?

— Точно. Скажи мне, а ты вообще раньше видала подобные штуки?

За его вопросом последовало многозначительное молчание. Поняв, что преступил еле заметную черту, Гурни добавил:

— Нам поможет все, что ты можешь нам рассказать.

— Насколько вас интересуют технические аспекты этого уровня миниатюризации?

— Ровно настолько, чтобы понять, с чем и с кем мы имеем дело.

— Хорошо. Эта штука на два поколения впереди тех приборов, что большинство правоохранительных структур сочли бы за самую современную технику. Девяносто девять процентов разведчиков всего мира даже не знают, что такой прибор вообще существует. — Она выдержала паузу. — Улавливаете?

— Боже, — проговорил Гурни. — Как такая штука оказалась присобаченной к моей машине?

— Я не пытаюсь драматизировать, но ты явно привлек внимание кого-то с очень большими возможностями.

— И сколько стоит эта маленькая штуковина? — влез Хардвик.

— Много, — сказала Вигг. — Но тут дело не в деньгах. Тут нужно иметь доступ.

— Хочешь сказать, в этом дерьме замешаны по-настоящему серьезные спецслужбы?

Снова последовало красноречивое молчание.

Гурни понял, что Вигг рассказала им все, что собиралась рассказать, и расспрашивать ее дальше не имеет никакого смысла.

— Спасибо, Робин. Ты нам очень помогла.

— Кое-что еще. Будьте предельно осторожны. Кто бы это ни был — люди, использующие подобного рода технику, куда серьезнее тех, с кем вы обычно имели дело.

Напутствие Вигг вернуло Гурни к вопросу о том, кто же был ответственным за прикованное к Ричарду Хэммонду внимание БКР. Он рассчитывал, что с этим разберется Хардвик.

— Джек, я хотел спросить… Что-нибудь выяснилось с тем, кто там, наверху, раздает Фентону указания?

Хардвик, сидевший сзади, наклонился вперед.

— Потрясающе своевременный вопрос. Когда ты вернулся, я как раз выяснял по телефону, кому подчиняется Фентон.

— И что ты узнал?

— Что на данный момент не очень понятно, перед кем он отчитывается. С тех пор как выяснялась причастность Хэммонда к самоубийствам, он был на «спецзадании».

— И это «спецзадание» вне его отдела? Или вообще вне БКР?

— Никто точно не знает, что происходит, даже те, кто обычно знает все.

— Однако…

— Ходят слухи, что его взяла под опеку межведомственная координационная группа по национальной безопасности.

Мадлен повернулась лицом к Хардвику.

— По национальной безопасности? Что это значит?

— Со времен теракта одиннадцатого сентября это может значить все что угодно, все, что взбредет в голову этим поганым воякам.

— А в данном случае?

— Да хрен его знает, что это значит в данном случае!

Мадлен нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что кто-то, имеющий отношение к национальной безопасности, считает Ричарда Хэммонда террористом? Или шпионом? Что за чушь!

Хардвик мрачно рассмеялся.

— Да, их мысли и действия кажутся абсолютно бессмысленными. Но только до тех пор, пока не становится ясно, что все это лишь для преувеличения собственной значимости. И тогда все встает на свои места.

Мадлен внимательно всматривалась в Хардвика.

— Ты ведь не шутишь, правда?

— Давай даже не будем начинать. Я встречал столько этих заносчивых, одержимых властью, действующих в собственных интересах уродов. Так называемый Закон о борьбе с терроризмом, Совет внутренней безопасности и все корпоративные свиньи, присосавшиеся к этой гигантской сиське, нанесли этой стране больше вреда, чем Усама бен Ладен мог и мечтать. К чему я это? Америка сама себя просрала. Теперь всем заправляют спецслужбы, с неограниченным доступом в нашу личную жизнь.

Дождавшись, когда у Хардвика пройдет вспышка гнева, Гурни спросил:

— Ты смог разузнать что-нибудь еще, помимо того, что Фентон теперь непонятно у кого в подчинении?

Хардвик снова откашлялся и выплюнул сгусток мокроты в замусоленный платок.

— Да так, по крупицам, тут и там, но что-то может пригодиться. Например, оказалось, что до службы в полиции Фентон три срока отслужил в армии, в последний заход — в военной разведке.

Мадлен, казалось, не верила своим ушам.

— Все это становится похожим на шпионскую драму.

Хардвик пожал плечами.

— С гипнозом и попытками контроля поведения больше похоже на «Маньчжурского кандидата».

— Это же кино, — заметил Гурни, — а не реальная история.

Хардвик подвинулся еще вперед.

— Думаю, такое вполне могло случиться, почему нет? Готов поспорить, наверняка прямо сейчас в разведке сидят какие-нибудь коварные подонки и пытаются разобраться, как манипулировать сознанием.

Гурни решил, что пора вернуться к реальности.

— Возможно, есть какая-то связь между службой Фентона в разведке и тем, кому он сейчас подчиняется. Но пока что мы не так много знаем. Еще какие-нибудь находки?

— Пока что все.

— Ничего нового на гомосексуальном фронте?

— Например?

— Не знаю. Но эта тема так или иначе всплывает, и нельзя закрывать на нее глаза — терапия Хэммонда по выявлению гомосексуальности и то, как Бауман Кокс демонизирует геев. Хорошо бы узнать, не были ли Хоран и Бальзак геями или гомофобами.

— Возможно, Бобби Беккер из Палм-Бич расскажет нам что-нибудь по Хорану. У меня нет прямой связи с отделом в Тинеке, поэтому узнать про Бальзака будет не так просто. Однако я знаю тех, кто знает нужных людей. Но на это понадобится время. Еще вопросы?

— Те же, что и прежде. Ничего подозрительного в биографии Норриса Лэндона? И Остена Стекла, помимо того, что он исправившийся отброс общества, торговец наркотиками и аферист? И еще один новый вопрос. Если Пардозе, судя по всему, рассказали про дом на Волчьем озере по телефону, интересно, звонили ли Хорану и Бальзаку.

Хардвик вздохнул.

— Были бы у нас полицейские жетоны, было бы куда проще получить ответы на эти вопросы. Как же выгодно иногда быть суровым представителем закона.

Гурни натянуто улыбнулся, чтобы скрыть свое нетерпение.

— В общем, мы договорились, что следующий пункт в твоей программе — визит к родителям Пардозы?

— Все так. В надежде, что они помнят детали писем маленького Стиви из летнего лагеря, в том числе имена всех, кого он там повстречал.

— Если бы я не знал тебя так хорошо, Джек, я бы подумал, что тебя бесит вся эта беготня в поисках информации.

— Да иди ты в жопу, Шерлок.

Глава 29

Разогнавшись на своем «понтиаке», Хардвик умчался далеко на юг, выполнять свое задание во Флорал-парке, а Гурни с Мадлен еще некоторое время молча сидели на парковке, в «аутбеке».

— Ты как? — спросил он.

— Не очень.

— Что такое?

— История становится все более запутанной и непонятной. — Порыв ветра ворвался под навес, и снежная крупа ударила по лобовому стеклу. — Хорошо бы нам вернуться на Волчье озеро, пока погода совсем не испортилась.

Он кивнул, завел машину и двинулся по Вудпекер-роуд в сторону Северного шоссе.

— Мэдди, ты уверена, что нам не стоит просто бросить все это?

— Точно. И не потому что мне нравится Хэммонд. Мне он не нравится. Он избалованный гений с нездоровой зависимостью от своей сестрицы-нянечки. А судя по рассказу про труп в багажнике, он еще и немного тронутый. Но я не верю, что он убийца, манипулирующий сознанием. А еще я знаю, что побег проблемы не решит.

Гурни почувствовал, как смещается одна из тектонических плит его жизни. С тех пор как он ушел из департамента полиции Нью-Йорка, Мадлен была предсказуема в одном. Она без конца требовала, чтобы он отключился от мира убийств и беззакония и стал уделять больше внимания их новой жизни в деревне. Прежняя Мадлен никогда бы не посоветовала ему продолжать расследование убийства.

Столь резкая перемена вызывала беспокойство.

Без особого аппетита перекусив в тайском ресторанчике в Лейк-Плэсиде, они вернулись на Волчье озеро в начале пятого. Сгущались сумерки, и температура падала.

Они вошли в вестибюль гостиницы как раз в тот момент, когда Остен Стекл выходил из каминного зала. У него за спиной Гурни увидел робкое пламя только что разожженного камина.

Стекл напряженно улыбался, а его бритая голова блестела от пота.

— Вечер добрый, вы-то мне и нужны, — кивнув Мадлен, обратился он к Гурни. — Я сделал, как вы просили. Но дело в том, что у Пейтона уже были планы на сегодняшний вечер. И на завтра тоже. А потом — трудно сказать, вы же меня понимаете? — Он сдвинул манжету и взглянул на свой «ролекс». — Так что, если вы хотите с ним поговорить, то сейчас, собственно, самое подходящее время.

Гурни посмотрел на Мадлен.

Та пожала плечами.

Он оглянулся на Стекла.

— Сейчас так сейчас. Хотя через четверть часа было бы еще лучше. Сначала мне нужно подняться в номер. Он меня ждет?

— Вроде как да. Я позвоню ему и уточню. Дорогу вы знаете?

— Знаю.

— С Пейтоном бывает очень непросто вести беседу. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.

— Я привык к непростым разговорам.

Стекл ушел к себе в кабинет, а Гурни с Мадлен поднялись в номер.

В гостиной было почти темно. У балконной двери завывал ветер. Гурни включил верхний свет в прихожей, пересек комнату и зажег лампу у дивана. Он хотел было зажечь и ту самую керосиновую лампу с гравировкой в виде волка, которая стояла по другую сторону дивана, но передумал. Лучше приберечь ее на случай очередного перебоя электричества.

Из кармана куртки он достал детектор, который дал ему Хардвик, и включил его. На дисплее появилась заставка как у дорогостоящего смартфона.

Мадлен, все еще в куртке, с намотанным шарфом и в шапке, внимательно смотрела на него.

— Ты хочешь проверить комнату?

Гурни бросил ей предупреждающий взгляд — напомнив тем самым, что не стоит подавать виду, что они знают о жучках.

Следуя инструкциям Хардвика, он стал разбираться в настройках. Меньше чем через минуту устройство было готово к работе — на экране высвечивалась схема комнаты, в которой он находился.

Пока он прохаживался по комнате, сначала появилась одна красная точка, а потом еще одна. Учитывая, что на экране высвечивался план комнаты, было просто определить местоположение каждой точки и радиопередатчика, который она обозначала. В дополнение к визуальному расположению устройство определяло расстояние до ближайшей горизонтальной и вертикальной поверхностей (в данном случае стен и пола комнаты), тип датчика, его частотность и мощность сигнала. В самом низу экрана было написано: «обнаруженных устройств в зоне сканирования: 2 аудио, 0 видео».

Гурни еще раз обошел комнату, чтобы проверить согласованность данных. Он ждал, не появятся ли на экране еще жучки, но устройство обнаруживало только эти два. Он выключил прибор и убрал его в карман. Повернувшись к Мадлен, с тревогой наблюдавшей за процессом, он молча показал на два места.

Первым оказался портрет Уоррена Хардинга, висевший над баром. А вторым — мобильный телефон Мадлен, лежавший на столике возле дивана.

Тревога на лице Мадлен сменилась на гнев.

Гурни не терпелось более подробно осмотреть эти два места, чтобы убедиться в том, что обнаружил детектор. А еще, учитывая, насколько разными были алгоритмы передачи данных, ему захотелось проверить, так же ли сильно устройства отличались по уровню сложности, как геотрекеры в машине. Чтобы провести осмотр и не выдать себя, необходимо было создать какой-то шум.

Он и раньше попадал в ситуации, когда нужно было незаметно изучить жучок. Главное правило — звуковая маскировка должна быть уместной в данной обстановке. Блендер или кухонный комбайн могут замаскировать практически любой звук, но, увы, в большинстве случаев их использование неправдоподобно. Простой разговор — недостаточно громко. Игра на ударных, взрывы хохота, шум льющейся воды — в определенных условиях все это могло бы сработать, но в данном случае нужно было придумать что-то еще.

В поисках вдохновения Гурни оглядывал комнату, но вдруг решение нашлось — Мадлен оглушительно чихнула.

Задумавшись на мгновение, он ринулся к своей спортивной сумке, достал маленький блокнот и нашел пустую страницу. Мадлен смотрела, как он писал: «Подыгрывай мне, что бы я ни сказал. Отвечай естественно. Когда я буду кивать — изображай, что чихаешь, или кашляй. Начинай прямо сейчас — хлюпай носом и кашляй».

Она громко шмыгнула носом и откашлялась.

Гурни изобразил обеспокоенность в голосе:

— Боже мой, дорогая, я так и думал, еще пока мы были в дороге. Ты явно заболеваешь. Или у тебя опять начинается аллергия.

— По ощущениям, скорее аллергия.

— На что?

— Не знаю. Может быть, что-то здесь, в комнате? Или в машине? Может быть, здешний воздух? Не знаю! Но нос чешется и в горле першит.

Мадлен говорила так убедительно, что он сам почти поверил ей.

— Ты взяла какие-то таблетки от аллергии?

— Нет.

— Может, завтра мы что-нибудь найдем.

Приблизившись к портрету Хардинга, он жестом подозвал ее к себе. А затем схватился за картинную рамку и кивнул ей. Мадлен расчихалась, а он, приподняв раму, заглянул под картину, уделяя особенное внимание проволоке, на которой портрет висел. Он тут же заметил, что концы проволоки заключены в цилиндрические футляры, в каждый из которых с легкостью влезла бы зажигалка. А сама проволока — отличное прикрытие для антенны. Судя по месту тайника, скорее всего, там был спрятан самый стандартный, легкодоступный аудиожучок. Под прикрытием очередного залпа Мадлен Гурни опустил картину.

Изучить телефон Мадлен было задачкой посложнее.

Жестом он велел ей подойти к той стороне дивана, где лежал ее телефон. Стараясь говорить озабоченно, он спросил:

— Дорогая, может, тебе лучше будет прилечь и попробовать расслабиться, укутавшись в одеялко?

— Да я не особо устала. Просто горло чешется, такое неприятное ощущение. Знаешь, как будто саднит? Может, я и правда простудилась?

— Ну хотя бы присядь. А ноги положи на пуфик. Отдых тебе уж точно не навредит.

— Хорошо, ты прав. Хуже не будет.

Мадлен очень правдоподобно ворчала. Гурни по опыту знал, что раздраженный тон придает достоверности любому инсценированному разговору.

Не переставая кашлять и хлюпать носом, Мадлен уселась на диван.

Гурни подошел к приставному столику и положил ладонь на ее телефон, чтобы проверить, нагрелся ли он. Телефон был холодным, чего Гурни не ожидал.

Обычно взламывают программный код телефона, так что хакер получает возможность управлять функциями телефона — например, включать микрофон и передачу данных, как бы превращая телефон в аудиожучок, контролируемый хакером.

Но этот способ вызывает определенные признаки взлома, самый простой из них — чрезмерный нагрев батареи. А поскольку устройство обнаружило передатчик в телефоне, Гурни ожидал, что телефон будет теплым. Оказалось, что нет, и в этом было что-то странное.

А чтобы узнать побольше, придется залезть внутрь телефона.

У них с Мадлен были одинаковые телефоны, одной модели, и он достал свой телефон, чтобы провести подготовку к дальнейшим действиям. Осмотрев заднюю панель телефона, он понял, что ему понадобится очень маленькая отвертка.

К счастью, Мадлен всегда брала с собой набор для ремонта своих очков, в котором были малюсенькие винтики для оправы и крошечная отвертка, чтобы их затягивать.

Судя по всему, отвертка была нужного размера.

Чтобы поддержать правдоподобный разговор, Гурни ляпнул:

— Ну должна же быть какая-то разница в ощущениях между простудой и аллергией? Как тебе кажется, на что это больше похоже?

В ответ она, хлюпая носом, пустилась описывать все неприятные ощущения, сопровождающие эти два недуга. Гурни же пытался разобрать свой телефон — чтобы можно было сравнить два телефона и найти несоответствия.

Развинтив телефон, он положил его на приставной столик и очень осторожно взялся за телефон Мадлен. Подав ей сигнал чихать и кашлять, он снял заднюю панель и положил два телефона рядом.

На первый взгляд казалось, что все в них одинаково. Но присмотревшись, он заметил разницу в углу, где был установлен микрофон.

Гурни достал из сумки фотоаппарат и сделал несколько снимков крупным планом с разных ракурсов. Затем, под сменяющие друга друга приступы кашля Мадлен и хриплые жалобы на больное горло, он установил задние панели обоих телефонов и закрутил все винтики.

— Может быть, тебе станет получше, если ты поспишь? — предложил он.

— Если я сейчас лягу спать, ночью я не засну, — она казалась такой несчастной, что ему пришлось напомнить себе, что все это лишь спектакль.

Гурни посмотрел на часы. Через пять минут у него встреча с Пейтоном. Впопыхах он настрочил имейл Робин Вигг и приложил фотографии внутренностей телефона Мадлен. Он упомянул производителя, модель и серийный номер, указал зафиксированную частоту передачи данных и написал короткое сообщение: «Детектор выявил активную передачу данных. Но нет ощутимого нагрева батареи и расхода энергии. Вероятно, вживленный датчик в районе микрофона? Нужна твоя помощь».

Затем он нажал кнопку «Отправить».

Глава 30

В конце дороги, идущей вдоль озера, были уже открыты ворота на территорию внушительного особняка Голлов. Охранник, которого в полутьме было уже почти не видно, указал на извилистую дорожку, ведущую к огромному серому зданию.

Метров через двести Гурни въехал на заасфальтированную площадку и остановился напротив каменного крыльца с массивной деревянной дверью. Он вылез из машины; дул порывистый ветер.

Как только он подошел к двери, она распахнулась, и перед ним открылась просторная прихожая с высокими потолками, обшитая сосновыми панелями. Узнавался уже хорошо знакомый адирондакский стиль, разве что все было более роскошно. Освещали прихожую три огромные люстры в виде колес от телеги.

Стоя на пороге дома, Гурни заметил портрет в раме, висевший на противоположной стене в глубине прихожей, — надменный мужчина в темном костюме, наверное, подумал он, был тем самым злополучным героем легенды Голлов. Было что-то отталкивающее в его массивном лбе и широко расставленных глазах. Мощный волевой подбородок создавал впечатление человека упорного, умеющего добиться своего.

— Вы проходите, пожалуйста, — позвал его женский голос с сильным акцентом.

Гурни вошел в дом.

Дверь медленно захлопнулась, открыв его пораженному взору блондинку, на которой не было ничего, кроме тонких трусиков от бикини. В руке она держала небольшой пульт, очевидно, для управления дверью. Ее роскошное тело, вряд ли доставшееся ей таким от природы, было совершенно мокрым. А ее глаза — Гурни никогда раньше не видел таких холодных серых глаз.

— Сейчас вы идите за мной.

Повернувшись к нему блестящей голой спиной, она повела его по коридору, ответвлявшемуся от прихожей. В конце коридора она открыла стеклянную дверь в пристроенное, видимо, к основному дому крыло.

Учитывая ее наряд, а точнее, его отсутствие, Гурни не удивился бы обнаружить комнату с бассейном. Но его окутал теплый, благоуханный воздух тропической оранжереи. Негромкая примитивная ритмичная музыка создавала атмосферу настолько далекую от Адирондака, насколько возможно было себе представить.

Растения с мясистыми листьями тянулись вверх к стеклянному потолку. Клумбы с папоротниками, огороженные замшелыми бревнами, в которых прорастали орхидеи, окружали круглую платформу из красного дерева. От нее расходились извилистые дорожки из того же красного дерева и исчезали в лабиринтах джунглей. Где-то в глубине этих буйных зарослей Гурни услышал журчание то ли фонтана, то ли небольшого водопада.

В центре платформы стояли два плетеных кресла с высокими спинками, а между ними — низкий плетеный столик. В одном из кресел сидел темноволосый человек в роскошном белом халате.

Полуголая женщина подошла к нему и что-то сказала. Гурни не расслышал ее слов из-за играющей ритмичной музыки.

Развязно улыбаясь, мужчина ответил ей и медленно провел рукой у нее между ног.

Гурни подумал было, что вот-вот станет свидетелем живого секс-шоу. Но спустя мгновение женщина, то ли рассмеявшись, то ли проурчав что-то в ответ, скрылась между клумб на одной из извилистых дорожек. Перед тем как исчезнуть в этих миниатюрных джунглях, она взглянула на Гурни и облизнула полные губы розовым кончиком языка — очень по-змеиному и очень соблазнительно.

Как только она исчезла из виду, мужчина в халате махнул рукой на пустое плетеное кресло.

— Присаживайтесь. Выпейте.

У него был густой баритон, и говорил он медленно и лениво, словно был пьян или под наркозом. Приглашающе он указал на кофейный столик, и Гурни увидел бутылку водки «Грей гуз», ведерко со льдом и два стакана.

Гурни остался стоять на месте.

— Мистер Голл?

Мужчина лениво улыбнулся, а потом рассмеялся.

— Остен говорил, что со мной хочет поговорить детектив по имени Гурни. Он сказал, вы — частная ищейка Джейн Хэммонд.

— Можно сказать и так.

— То есть вам нужно доказать, что ее поганый братец не убивал моего?

— Не совсем так.

— Слушайте, если это ваше секретное задание, можете не отнекиваться, потому что мне абсолютно наплевать. Садитесь и выпейте.

Гурни принял приглашение сесть и теперь смог разглядеть в его томном самолюбивом лице те же черты, которые он заметил в целеустремленном лице на портрете в прихожей. Это сходство демонстрировало одновременно силу генетики и предел ее возможностей.

Он откинулся на спинку кресла и осмотрел огромное застекленное пространство. На улице уже было темно, и свет, исходящий от направленных вверх галогеновых лампочек, притаившихся среди растений, порождал причудливые тени. Повернувшись к Пейтону Голлу, он увидел, что тот пристально смотрит на него своими темными глазами.

Гурни наклонился вперед.

— Я объясню вам, зачем я здесь. Я хочу выяснить, почему четыре человека умерли, побывав на приеме у Ричарда Хэммонда.

— Официальная версия вас не устраивает? — игриво спросил Голл, как будто бы высмеивая эту фразу, затертую до дыр.

— Конечно, у меня есть сомнения. А у вас?

Голл зевнул, долил себе в стакан водки и медленно пригубил. Держа стакан прямо перед лицом и разглядывая поверхность содержимого, он спросил:

— То есть вы думаете, что наш доктор-шаман этого не делал?

— Если вы про доктора Хэммонда — да. По крайней мере, все было не так, как предполагает полиция. И если быть честным, мистер Голл, вам ведь тоже так кажется.

Голл прищурил один глаз над стаканом, как будто бы выстраивая винтовочный прицел.

— Зовите меня Пейтон. Мистером Голлом был мой почивший брат. А я не имею ни малейшего желания играть эту роль.

Его тон показался Гурни надменным, угрюмым и немного смешным. У него манера речи эгоистичного, высокомерного алкоголика — опасного ребенка, запертого в теле взрослого. Будь у Гурни выбор, он бы предпочел не оставаться в одном доме с этим человеком, однако ему необходимо было задать ряд вопросов.

— Скажите мне, Пейтон, если Ричард Хэммонд не виновен в смерти Итана, как вы думаете, кто это мог быть?

Голл немного опустил стакан с водкой и стал пристально его изучать, словно там мог быть список подозреваемых.

— Я бы посоветовал сосредоточиться на тех, кто его хорошо знал.

— Почему?

— Потому что, зная Итана, очень трудно было его не ненавидеть.

Несмотря на театральность сказанного, Гурни уловил подлинное чувство в словах Пейтона.

— А что в нем было самым ненавистным?

Казалось, сквозь алкогольный туман в Пейтоне вспыхнул гнев.

— Видимость, которую он создавал.

— Он не был тем, кем хотел казаться?

Голл горько усмехнулся.

— Со стороны он действительно казался богом. Но если подойти поближе — совсем другое дело. Столько чертова самомнения, в самом плохом смысле — он просто лопался от добродетели, все знал лучше всех. Этому ублюдку все нужно было контролировать!

— Вас, должно быть, очень разозлило, когда он переписал завещание.

Пейтон пристально глядел на Гурни.

— Так вот в чем дело?

— В каком смысле?

— Вот зачем вам надо было со мной поговорить? Вы решили, что полиция ошибается… Что Ричард, этот педик-гипнотизер, невиновен… И что это я заставил этих засранцев покончить с собой? Вот что вы, черт возьми, придумали?

— Не думаю, что вы могли заставить кого-либо покончить с собой. По-моему, это невозможно.

— Тогда к чему вы на хрен клоните?

— Я думал, что, может быть, Итан переписал завещание просто чтобы вас позлить.

— Само собой. Святой Итан был сраным пуританином, которого бесило то, что я наслаждаюсь жизнью, и он всегда пытался найти способ наказать меня. «Делай, что я сказал, а иначе останешься ни с чем. Делай, как я сказал, или я все заберу. Делай, как я сказал, или я отдам твое наследство первому встречному». Этот ублюдок пытался всеми манипулировать! Кто ему дал такое право?

Гурни кивнул.

— Ваша жизнь, наверное, стала намного проще теперь, когда его не стало.

Голл улыбнулся.

— Да.

— Несмотря на то что завещание было переписано, вы все равно получите кучу денег. А если полиция сможет доказать, что Хэммонд замешан в гибели Итана, его наследство перейдет вам. Всего пятьдесят восемь миллионов долларов.

Голл снова зевнул.

Гурни знал, что зевота — неоднозначный элемент языка тела, часто вызываемый не только скукой, но и тревожностью. Ему было любопытно, какое же чувство сыграло роль в данном случае.

— Вы планируете что-то сделать с этими деньгами?

— Планы и деньги наводят на меня скуку. За деньгами нужно следить, управлять ими, приумножать. Необходимо делать вклады, сводить балансы, играть на бирже. Об этом надо думать, говорить и волноваться. А это безумно скучно. Жизнь, сука, слишком коротка для этого дерьма. Всего этого планирования.

— Слава богу, есть Остен, да?

— Это точно. Остен, конечно, занудный засранец, но прирожденный управленец. Он внимательно и бережно относится к деньгам. Так что да, спасибо Господу богу за таких зануд, как Остен.

— Как я понимаю, вы хотите оставить его в качестве управляющего вашими активами?

— А почему бы и нет? Он будет следить за доходами, а я буду жить так, как мне хочется. — Он заторможенно, хитровато подмигнул Гурни. — И все будут довольны.

— Кроме четверых мертвецов.

— Это уже по вашей части, детектив. Остен инвестирует мои миллионы. Я трахаю самых красивых женщин. А вы всю жизнь беспокоитесь за мертвецов. — Он снова подмигнул. — У всех своя фишка. Так и живем.

Вдруг, словно по заказу, вернулась мокрая блондинка. Только на этот раз она была совершенно голая.

Глава 31

Гурни нашел Мадлен в каминном зале, в кресле около огня. Глаза ее были закрыты, но она открыла их, как только он устроился на стуле рядом с ней.

— Как прошла встреча?

— Никак не могу понять, правда ли Пейтон самый эгоистичный засранец в мире или только притворяется.

— А зачем ему притворяться?

— Не знаю. Но у меня сложилось впечатление, будто бы он играет роль, как в кино.

— Человека, который делает все, что ему захочется?

— Все что угодно и когда угодно.

— Он был один?

— Не совсем.

Она вгляделась в огонь.

— Так и что ты узнал?

— Что он ненавидел Итана. Считал его невыносимым тираном. Что ему совершенно наплевать на то, как он умер и кто мог его убить. Деньги наводят на него скуку. А что касается утомительного бремени в виде огромного состояния Голлов — он всецело полагается на Стекла. И все, чего он хочет от жизни, — до потери сознания трахать в теплице шлюху с силиконовыми сиськами.

— Но ты не уверен, что он говорит правду?

— Я не понимаю, правда ли он настолько распущен или просто делает вид — этакий бесшабашный гедонист. Думаю, я упускаю какую-то сторону его характера.

— Понятно… А что дальше?

— Дальше? Нужно проверить дом Хэммондов. Джек считает, что их тоже прослушивают. Он думает, что именно так Фентон узнал о его причастности к расследованию. Но он хочет в этом убедиться.

— Что, прямо сейчас?

Он взглянул на часы.

— Время вполне подходящее, разве что ты, может быть, хочешь, чтобы сначала я раздобыл нам какой-нибудь ужин.

— Я не голодна. — Она помедлила. — Но я хочу поехать с тобой. Можно?

— Само собой.

Он достал мобильный телефон и нашел номер Джейн.

Спустя двадцать минут они с Мадлен уже стояли в прихожей шале и стряхивали с одежды ледяные крупинки.

С тревожным выражением лица Джейн взяла их куртки и шапки и повесила возле двери.

— Что-то случилось?

— Я просто хотел сделать небольшой отчет о ходе работы и, если можно, задать несколько вопросов.

Они прошли в гостиную. Ричард ковырялся кочергой в камине. В отличие от Джейн, он был совершенно спокоен.

— Простите, что вот так вторгаемся, практически без предупреждения, — сказал Гурни. — Но я подумал, что полезно будет ввести вас в курс дела.

Ричард явно без энтузиазма провел Гурни и Мадлен к дивану. Когда те уселись, он и Джейн заняли кресла напротив. На столе рядом с Ричардом стояли два открытых ноутбука.

— Итак, — сказал Хэммонд. Его немигающие глаза цвета морской волны, как обычно, навевали тревожное чувство.

Гурни указал на компьютеры.

— Я надеюсь, мы вас не отрываем ни от чего важного.

— Да это так, немного вуду.

— Простите, что?

— В прошлый раз вы спрашивали про мое увлечение проклятиями африканских шаманов. Я вспомнил про свою последнюю статью на эту тему, которую так и не закончил. И решил дописать ее. С моей новой репутацией в области магических убийств, думаю, к ней проявят большой интерес.

— А можете поподробнее рассказать об этом? — попросил Гурни. — Ну, если там не слишком много научных терминов.

— Это описание того, как может быть разрушена сила проклятия. Важно понимать, как действует проклятие вуду, как оно вызывает смерть жертвы.

Мадлен удивленно подняла бровь.

— Вы хотите сказать, что эти проклятия действительно работают?

— Да. По правде говоря, проклятие вуду, возможно, самое элегантное орудие убийства в мире.

— Как это работает? — спросил Гурни.

— Все начинается с веры. Вы растете в обществе, где все верят, что шаман обладает необычайными способностями. Вам всегда рассказывали, что его проклятия смертельны, и вы слышите истории, подтверждающие это. Вы верите рассказчикам. И в конце концов вы и сами становитесь свидетелем. Вы встречаете человека, которого прокляли. И видите, как он хиреет и умирает.

Мадлен, казалось, была напугана.

— Но как это происходит?

— Благодаря тому, что жертва верит в то, что это происходит.

— Не понимаю.

— Это не так сложно. Наш разум постоянно находится в поиске причинно-следственных связей. Это необходимо для выживания. Но иногда мы ошибаемся. Человек, которого прокляли и который верит в силу проклятия, находится в состоянии ужаса, ведь думает, что обречен на погибель. В этом состоянии у него пропадает аппетит. Он начинает терять вес. Потерю веса он воспринимает как подтверждение приближающейся смерти, и ужас возрастает. Он еще больше худеет, постепенно ослабевает и заболевает. Жертва думает, что болезнь — результат проклятия шамана, на самом же деле это результат его собственных страхов. Чем больше он боится, тем хуже становятся симптомы, подпитывающие страх. Со временем этот порочный круг убивает его. Он умирает, потому что верит в то, что умирает. И его смерть подкрепляет общественное верование в силу проклятия.

— Я впечатлен, — сказал Гурни. — Убийца ведь даже не дотрагивается до жертвы, механизм убийства — психологический, а смерть, по сути, самовнушенная.

— Все так.

— Почти что версия Фентона о четырех убийствах.

— Да.

Наступила напряженная тишина, которую нарушила Мадлен:

— Кажется, вы начали с того, что есть способ разрушить проклятие?

— Да, но все не так, как вы, наверное, могли подумать. Рационально мыслящий человек попытается убедить жертву, что вуду — полная чепуха и никакого проклятия нет. Проблема такого подхода заключается в том, что обычно он не имеет успеха и жертва умирает.

— Почему? — спросила Мадлен.

— Этот подход недооценивает силу веры. Истина и близко не стоит рядом с верой. Мы склонны думать, что наша вера основана на истинах, но на самом деле те истины, что мы берем на вооружение, основаны на вере. Рациональные умы тешат себя тем, что факты неопровержимы. Но они заблуждаются. Ведь люди гибнут, защищая свои убеждения, а не факты.

— Так и каков же выход? Что делать, если перед тобой страдающая, можно сказать, погибающая жертва проклятия?

Ричард обратил на нее свой неземной взгляд.

— Хитрость в том, что нужно признать могущество шамана, а не ставить его под сомнение.

— Признать? Но как?

— Когда я был в Африке, однажды я говорил с человеком, который был проклят местным шаманом и, как и следовало ожидать, на глазах увядал. Психиатр из Европы пытался призвать его к разуму и разоблачить шамана, но это не сработало. Я же выбрал иной путь. Если вкратце, я рассказал ему, что местный шаман в прошлом так часто использовал необыкновенные силы вуду для собственного обогащения, что духи отняли у него способности. А чтобы сохранить свое положение в обществе, не дать соплеменникам догадаться, что у него забрали магический дар, он стал травить своих жертв. Я сочинил целую легенду, включая подробности смерти его последней жертвы. Я детально описал процесс отравления — как все было проделано и как симптомы отравления имитировали последствия настоящего проклятия. Пока я говорил, я видел, как новая концепция приживается в его сознании. И в результате это помогло. Помогло, потому что он смог принять мою историю, не предавая глубоко укоренившуюся веру в могущество вуду.

Гурни спросил:

— А что стало с тем шаманом?

— Вскоре после того, как прошел слух, что он утратил свой дар, к нему в гамак заползла ядовитая змея, — пожал плечами он. — Шаманы наживают себе кучу врагов. А в Африке опасность поджидает на каждом шагу. Уйма возможностей для мести.

— Вы чувствуете ответственность за его смерть?

— Куда сильнее я чувствую ответственность за спасение человека, которого он пытался убить.

Обдумывая рассказ Ричарда, Гурни удивился особенностям его характера, которые он до этого не замечал: его способности справляться с трудностями, расчетливому уму, готовности взяться за дело в опасной обстановке. Он размышлял о том, как бы копнуть поглубже, когда у него зазвонил телефон.

Посмотрев на экран, он увидел короткое, невнятное, но тревожное сообщение:

«СЕКРЕТНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ СРОЧНО ОТСТУПАТЬ. В.»

Тут он сообразил, что это Вигг ответила на его имейл с фотографиями телефона Мадлен. И снова она явно намекала ему, что, судя по всему, в деле замешаны люди, с которыми не стоит вступать в конфликт.

Ему хотелось сейчас же позвонить ей, но он сдержался, учитывая конспиративный характер полученного сообщения. Между тем он решил, что может использовать данную ситуацию как прикрытие для того, чтобы обследовать шале на предмет жучков, ведь приехали они именно с этой целью.

Он встал с дивана и смущенно сказал:

— Прошу прощения, мне нужно срочно кое-что решить.

Немного отойдя, он убрал телефон в карман и достал детектор. Неспешно он отошел в дальний угол комнаты, словно в поисках укромного уголка. Включив и настроив прибор, он, уставившись в экран, стал ходить взад и вперед по комнате, притворяясь, что пытается поймать сигнал.

Джейн тем временем поднялась со стула и отправилась проверять что-то на кухне.

На экране прибора появились контуры комнаты, а затем три красные точки — точки, обозначающие три разных источника передачи данных, работающих на разных частотах.

При этом он не мог не слышать разговора Мадлен с Ричардом.

— То есть вы утверждаете, что спасли жизнь жертве проклятия с помощью выдуманной вами истории?

— Я просто иначе объяснил происхождение его болезни.

— Но вы соврали.

— Вас это смущает? Вы, похоже, идеалистка.

— Потому что дорожу правдой?

— Возможно, слишком дорожите.

— И какова альтернатива? Верить вранью?

— Если бы я сказал тому человеку правду, правду о том, что магия вуду не работает, что это просто уловка разума, которая принуждает жертву к медленному самоубийству, он бы мне не поверил. Учитывая его жизненный опыт и культуру, он просто не мог мне поверить. Он бы счел мою правду за откровенную ересь. И в итоге умер бы.

— То есть правда бесполезна?

— Нет. Просто правда не первостепенна. В лучшем случае она помогает нам оставаться в строю. В худшем — разрушает нас. — Хэммонд, сидевший в кресле около камина, наклонился вперед, к Мадлен. — Значение правды преувеличено. На самом деле нужно смотреть на мир так, чтобы жизнь становилась более удобной.

Наступило долгое молчание. Первой заговорила Мадлен, и хотя характер ее высказываний оставался критическим, интонация была уже не столь воинственной.

— Это принцип вашей терапии? Выдумывать правдоподобные небылицы для ваших клиентов?

— Правдоподобные нарративы. Как способ переоценить какие-то жизненные события, особенно травмирующие. Вам не кажется, что определенное повествование, преображающее жизнь в лучшую сторону, куда предпочтительнее правды, с которой невозможно жить?

После очередной паузы Мадлен тихо сказала:

— Возможно, вы правы.

Гурни пытался переварить все, что сказал Хэммонд, а также реакцию Мадлен, которая его почему-то ужасно расстроила. Одновременно он пытался сосредоточиться на показателях детектора. Но очередное замечание Хэммонда сбило его с толку.

— Возможно, в вашей жизни случилось некое событие, которое вы не сумели интегрировать в тот нарратив, с которым бы вам жилось легко. Довольно часто именно это является причиной страданий. Но эту боль можно успокоить.

Наступила очередная пауза, и Гурни заставил себя переключить внимание на прибор. Он снова обошел комнату, чтобы точно определить местонахождение жучков. Все они были установлены примерно в центре комнаты, в тех местах, где чаще всего велись разговоры: около камина в гостиной, у обеденного стола и возле столика с домашним телефоном.

Схема из красных точек показывала, что один из жучков спрятан в нижней части деревянного горшка с филодендронами. Второй, с таким же частотным алгоритмом, был метрах в трех от первого — на деревянной люстре в стиле «рустик». Но именно третий жучок насторожил Гурни. С частотой очень высокого диапазона, такой же как и у миниатюрного прибора в телефоне Мадлен, он был спрятан в изящном флероне старинного торшера.

Гурни выключил сканирующее устройство и незаметно убрал его в карман. Он подошел поближе к торшеру, чтобы осмотреть небольшой флерон в виде крошечной вазы, высеченной из какого-то непрозрачного драгоценного камня. Он был темно-зеленый, с редкими вкраплениями ярко-малинового цвета.

Джейн вернулась с кухни.

— Ну что, вам удалось уладить ваши дела?

Гурни отшатнулся от лампы.

— Да, я закончил. Прошу прощения, что перебиваю ваш разговор, но мне нужно ввести вас в курс дела и задать несколько вопросов.

Джейн посмотрела на своего брата.

— Ричард, ты слышишь?

Тот сидел, откинувшись в кресле, сложив пальцы домиком под подбородком. Будто бы с неохотой он перевел взгляд с Мадлен на Гурни.

— Я слушаю вас.

Теперь, будучи уверенным, что дом прослушивается, Гурни обдумывал, что стоит говорить. Ясно было одно — он не хотел подвергать опасности Анджелу Кастро. А в остальном — придется решать по ходу дела. Ему захотелось узнать, что Хэммонд думает по поводу слежки.

— Вы не думали о том, что ваш дом или ваша машина, возможно, прослушивается?

Хэммонд пожал плечами.

— Очень удивлюсь, если это не так.

— Вы приняли какие-то меры предосторожности?

— Нет. Мне нечего скрывать.

— Хорошо. Следующий вопрос. Насколько безумен Пейтон Голл?

Хэммонд бегло улыбнулся.

— Вы встретились с ним?

— Да, сегодня вечером. В его оранжерее. В компании обнаженной дамы.

— Всего лишь одной?

— То есть это обычное дело?

— О да, это в порядке вещей.

— То есть это был не спектакль, устроенный специально для меня?

— Не притворялся ли он отморозком, чтобы вы исключили его из списка подозреваемых?

— Да.

— Я бы сказал, что вы видели настоящего Пейтона.

— Он утверждал, что деньги наводят на него скуку и совершенно не интересуют его. Правда или вранье?

— Правда, с точки зрения управления денежными средствами, ведь это требует собранности и терпения, а у него эти качества попросту отсутствуют. А с другой стороны, вранье — ведь его очень интересует, что на них можно купить.

— Пейтону — шлюхи и кокаин, а Остену — отчеты об инвестициях?

— Что-то вроде того.

— Ладно, переходим к следующей теме. Надежный источник рассказал мне, что по крайней мере одной из жертв звонили за пару недель до его приезда сюда. И, вероятно, звонивший посоветовал ему вас.

— И что в этом такого?

— У него сложилось впечатление, что он должен был держать этот разговор в секрете и что, если бы он рассказал кому-нибудь об этом разговоре, его даже могли убить.

Хэммонд растерялся.

— Убить? Если бы он рассказал, что ему посоветовали меня?

— Да, так он и сказал. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Нет, определенно нет.

— Вы когда-нибудь были в летнем лагере?

— Где?

— В летнем лагере. Никогда не ездили? В детстве или вожатым? В каком-либо качестве?

— Нет. А что?

— Это долгая история. Но это неважно, если вы никогда не были в лагере.

— Как скажете, — раздраженно ответил Ричард, явно сам привыкший решать, что важно, а что нет. — У вас есть еще вопросы?

— Только замечание. Кажется, дело начинает приоткрываться. Не могу сказать, что оно приближается к развязке, но уверен, что все совсем не так, как кажется Фентону.

Джейн, до этого молча наблюдавшая за разговором, выпалила:

— Спасибо вам! Я никогда не сомневалась в том, что вы способны докопаться до правды, но все равно очень приятно слышать это.

— У меня есть вопрос, — внезапно сказала Мадлен Хэммонду таким голосом, что было ясно — она думает о чем-то своем. — Это касается одного воспоминания о том, что случилось много лет назад, неподалеку отсюда. Я надеялась, что, приехав сюда, смогу это преодолеть. Но у меня не получается. По правде говоря, мне становится только хуже. Я вытащила это воспоминание. Но не знаю, что с ним делать. Я не могу от него избавиться. И не могу жить с ним. Я не знаю, что делать.

— И в чем ваш вопрос? — мягко спросил Хэммонд улыбаясь.

— У вас есть опыт работы с похожими проблемами?

— Чуть раньше я начал говорить о том, что не раз помогал людям примириться с прошлым.

— Думаете, вы сможете мне помочь?

Гурни еле сдержал порыв вмешаться, выразить свое несогласие.

Но он промолчал, испугавшись резкости своего чувства.

Он стоял, ни слова не говоря, пораженный тем, что она захотела излить душу человеку, который, возможно, замешан в четырех убийствах.

Мадлен с Хэммондом договорились встретиться на следующий день в шале, в девять утра, и вскоре все пожелали друг другу спокойной ночи. Хэммонд побрел к камину и, взяв кочергу, стал ворошить угли. Джейн вместе с Гурни и Мадлен вышла на веранду шале.

Ледяной дождь прекратился, но стоял мороз.

— Вы в порядке?

Гурни был настолько сбит с толку собственными мыслями, что не сразу понял, что Джейн обращается к нему.

— Да… все… все в порядке.

Заметив недоверие в ее глазах, но не желая обсуждать истинную причину его тревоги — намеченную встречу Мадлен с Ричардом, — он попытался найти отговорку.

— Мой вопрос может показаться странным, но, Джейн, меня поразил зеленый флерон на одной из ваших ламп. Вы наверняка знаете, какую лампу я имею в виду?

— Из кровавой яшмы? Зеленый с красными вкраплениями?

— Да. Он самый. Это часть лампы или он какой-то особенный?

— Насколько я знаю, он всегда был на этой лампе. Некоторые вещи здесь принадлежат Ричарду, но лампы и мебель местные. А почему вы спрашиваете?

— Я никогда не видел ничего подобного.

— Он необычный. — Она замялась. — Забавно, что вы спросили именно про эту штуку.

— Почему?

— Около года назад он исчез. А потом снова появился через пару дней.

— И вы так и не узнали, что это было?

— Нет. Я у всех спрашивала — у обслуживающего персонала, у уборщиков, но никто не знал. Я даже сказала об этом Остену. Но никто не знал, как такое могло произойти.

Она с надеждой посмотрела на Гурни, будто он мог знать разгадку этой тайны.

Он ничего не сказал, и Джейн продолжила:

— И вот это снова случилось.

— В каком смысле?

— Около месяца тому назад. Я заметила, потому что это моя любимая лампа. Я включаю ее каждый вечер.

— Случилось то же самое? Точно так же?

— Да. Однажды вечером я заметила, что он исчез. А через два дня снова появился.

— Это было примерно тогда, когда случилось первое самоубийство?

— До. Точно до того, как наш мир перевернулся с ног на голову.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Значит, где-то в начале ноября?

— Да.

— А в первый раз? Вы сказали, это было около года назад. Тоже в начале ноября?

— Да. Мне кажется, что да. Помню, Остен как-то глупо пошутил про привидения, пробудившиеся к Хэллоуину.

Глава 32

По дороге обратно в гостиницу, вместо того чтобы спорить с Мадлен по поводу ее встречи с Хэммондом, Гурни пытался понять, почему его это так беспокоит.

Возможно, он почувствовал в ней перемену. Или хуже того — сама Мадлен не менялась, а он лишь сейчас увидел ее настоящую, а не образ, сложившийся у него в голове. Он всегда считал ее воплощением силы и здравого смысла. А сейчас она казалась напуганной и непредсказуемой, пожелавшей довериться психотерапевту, который вполне мог оказаться убийцей.

Пока он парковал «аутбек» под навесом, его мрачные размышления были прерваны телефонным звонком.

Джек Хардвик заговорил, как только Гурни ответил на звонок.

— У меня для тебя свеженькая наводка — нужно встретиться с одним человеком завтра с утра. Это неподалеку, в Оттервиле.

Гурни не сразу сориентировался.

— Оттервиль, конечно, «неподалеку», в добрых трех часах езды отсюда. Что за человек и зачем мне с ним встречаться?

— Его зовут Мо Блумберг. Он владелец и руководитель уже несуществующего лагеря «Брайтуотер». Он перестроил его в дачный поселок под названием «Брайтуотер кэбинс». Но во времена, когда «Брайтуотер» был еще лагерем, именно туда ездил Стивен Пардоза. Завтра днем Мо улетает в Израиль, где он обычно проводит зиму, и если ты не хочешь выслеживать его в Тель-Авиве, нужно увидеться с ним завтра утром.

— А ты не хочешь сам к нему съездить?

— Я бы с радостью, но завтра утром я буду в Тинеке, Нью-Джерси. Друг моего друга связал меня с детективом, который ведет дело о самоубийстве Лео Бальзака. Он отказался говорить по телефону, поэтому придется ехать. Ну, я и подумал: я поговорю с ним, а ты с Мо. Все по-честному. Что скажешь, Шерлок?

Не успев ответить, Гурни отвлекся на Мадлен, которая вылезала из машины.

— Я замерзла, — объяснила она, — пойду в дом.

Через открытую дверь в машину рвался морозный воздух.

Захлопнув ее, Мадлен быстрым шагом ушла в гостиницу.

То, как она сказала это, напомнило Гурни о дурных мыслях, изводивших его перед тем, как позвонил Хардвик. Сделав усилие, он вернулся к разговору.

— А ты вообще говорил с этим Блумбергом?

— Очень недолго. Но сначала я пообщался с родственниками Пардозы. Встретился с ними во Флорал-Парке. Они скорбят. И воображают всякое. Сами себя убедили, что их Стиви только взялся за ум. Начал новую жизнь. Впереди было столько возможностей. Никак не могут осознать, что он покончил с собой. Столько всего впереди. И так далее и тому подобное. Мне кажется, рассказывая об этом мне, они сами в это поверили. Если много раз повторять одно и то же, это становится похожим на правду. И вот они все говорили, а я кивал, грустно качал головой и улыбался в нужные моменты, ну знаешь — вся эта эмпатическая херня.

— Господи, Джек…

— Так вот, чем больше я кивал, тем больше они болтали. Но случилось нечто странное, когда я спросил, не бывал ли Стивен в летнем лагере. Они напряглись. Явно не их любимая тема. В общем, похоже, что он ездил в лагерь только один раз. Тринадцать лет назад. Там что-то произошло, но они отказались это обсуждать. Но маленько поднажав на них, я таки раздобыл номер Мо Блумберга и его адрес, который оказался адресом дачного поселка, где раньше и был лагерь. Ты еще со мной?

— Да. Продолжай.

— В общем, я позвонил Блумбергу; по телефону он показался мне довольно пожилым. Я рассказал ему, что мы расследуем убийство одного из ребят, когда-то приезжавших к нему в лагерь, и что нам нужно узнать про то лето, что он провел в лагере. Он сказал, что вся написанная от руки картотека, хранившаяся в коробках из-под обуви, сгорела во время пожара в офисе. Но, когда я назвал конкретный год, когда Стив ездил в лагерь, он довольно странно отреагировал, как и родители Стиви. Отказался говорить о чем-либо, связанном с тем летом, — во всяком случае по телефону. Но согласился встретиться. Ну, я и назначил тебе свидание. На завтра, в одиннадцать утра. Ровно в два он выезжает в аэропорт.

— Что ты ему про меня рассказал?

— Что ты нью-йоркский детектив, расследующий это дело.

— Частный детектив?

— Кажется, этого я не уточнил.

— Ты сказал, что я из департамента полиции Нью-Йорка?

— Да, кажется, я так сказал.

— В прошедшем времени, я надеюсь?

— Это сложный вопрос. Во временах глаголов легко запутаться. Как говорил Билл Клинтон, все зависит от того, какой смысл вкладывать в слово «быть».

— Если он спросит меня об этом, врать я не буду.

— Само собой. Правда — наше все.

Гурни вздохнул.

— Ну ты скажешь мне его адрес?

— Двадцать семь девяносто девять, Брайтуотер Лэйн, Оттервиль.

Он замолчал, дав Гурни возможность записать адрес, а потом вдруг переключился на другую тему.

— Я хотел кое-что спросить. Ты уверен, что сейчас вокруг тебя нет жучков?

— Уверен, ничего кроме геотрекеров. Я сижу в машине, а мой мобильник вроде в порядке, насколько я знаю. Другое дело — дома у Хэммонда.

— Что ты обнаружил?

— Три аудиожучка.

— Ни фига себе! Я так и знал!

Достав детектор, Гурни извлек архив данных проверки из шале и сообщил Хардвику о местонахождении датчиков, частоте и силе сигнала. Потом он подробно передал ему рассказ Джейн о ноябрьских пропажах и возвращениях флерона из кровавой яшмы, в котором был спрятан один из жучков.

— Охренеть! — Хардвик присвистнул и уточнил хронологию событий. — То есть Хэммонда начали прослушивать еще за год до того, как заварилась вся эта каша? Зачем?

— Хороший вопрос. И если мы сумеем ответить на него, мы будем на полпути к цели.

Закончив разговор, Гурни запер машину и направился в гостиницу.

В каминном зале он заметил Мадлен, сидящую на корточках возле огня.

Из своего кабинета вышел Остен Стекл.

— Мистер Гурни, мне нужно с вами переговорить.

Он оглядывался по сторонам, как будто таясь, словно желая подчеркнуть деликатный характер предстоящего разговора. Его лысая голова снова блестела от пота.

— Вас искал Фентон. Признаюсь, он был не в духе. Честно говоря, просто взбешен. Думаю, не стоит доводить человека его положения до такого состояния. Я просто хочу, чтобы вы были в курсе.

— Он не сказал, в чем дело?

— Он разбрасывался всякими юридическими терминами. Один из них — «препятствование следствию». А еще «вмешательство в расследование тяжкого преступления». В двух словах, мне показалось, что он ожидал, что вас здесь уже не будет, и очень разозлился, обнаружив, что вы все еще тут. А я просто передаю его слова. Будьте начеку. У этого человека есть власть, он может запросто вам подложить свинью.

Зажмурившись, Гурни представил себе эту картину и еле сдержал смех.

— Спасибо за предупреждение. Кстати, Пейтон рассказал вам про нашу встречу?

— Да, он звонил недавно. Сказал, что все прошло отлично. Без проблем. Это так?

Гурни пожал плечами.

— Наверное, все относительно. Может, вы знаете, кто эта голая женщина с ним?

Стекл ухмыльнулся.

— Которая из них? У него там много голых баб.

— Ну тогда, наверное, это не имеет значения.

Теперь пожал плечами Стекл.

— То есть в целом ваша беседа прошла удачно?

— Думаю, можно сказать и так.

— Так вы не знаете, когда двинетесь дальше? Я бы хотел знать, что говорить Фентону, если он снова приедет.

— Скоро. Скажите ему, что мы скоро уедем.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Затем Стекл кивнул, развернулся и отправился в свой кабинет.

Гурни же пошел к Мадлен.

Он сел рядом с ней, поставив стул лицом к камину. Закрыв глаза, он пытался найти правильные слова и поговорить о том, что не давало ему покоя. Но она заговорила первой.

— Ты правда думаешь, что поговорить с Ричардом — неудачная идея?

— Да, думаю, что идея сомнительная.

— В шале мне показалось, что ты взорвешься.

— Если честно, я был в шоке. Твой порыв рассказать что-то столь личное человеку в его положении привел меня в замешательство. Ведь еще вчера ты была так зла на него? И говорила мне, что он лжец, поскольку утверждает, что не может разобраться в самом себе? А еще пытается манипулировать нами, делает из нас идиотов?

Мадлен вздохнула.

— Я разозлилась, потому что он задел меня за живое. Это я не могу разобраться в себе. Я думала, что примирилась с прошлым. Лицемерила я, а не он. — Она тихонько усмехнулась. — Самое опасное относительно прошлого — думать, что ты его пережил.

Вдруг он осознал, что она во многом права. Но все равно не одобрял ее идею обсуждать прошлое с Хэммондом.

Словно в ответ на его молчаливый протест, она умоляюще заглянула ему в глаза.

— Я должна что-то сделать. Сейчас. Наш приезд сюда всколыхнул столько воспоминаний. И я никак не могу выбросить их из головы.

Он хотел знать, о каких именно воспоминаниях она говорит. Но боялся спросить. Он боялся обнаружить, что та сторона Мадлен, которую он никогда не знал, и была настоящей.

Она повернулась к нему, вцепившись руками в пухлую ручку кресла.

— Если я не попытаюсь, я сойду с ума. Я это чувствую. Пожалуйста, пойми меня. У меня нет выбора. Встреча с Хэммондом — моя единственная надежда.

Глава 33

Ему снился какой-то звенящий звук. Звук преобразился во что-то блестящее. Сияющие сине-зеленые глаза Ричарда Хэммонда. Блеск. Звон.

— Дэвид, это твой телефон, — у постели в белом махровом халате стояла Мадлен. У нее были мокрые волосы. Она протягивала ему телефон.

Гурни взял телефон, проморгался и увидел, что номер не определился. На часах было 6.46. Он приподнялся и уселся на краю кровати.

— Гурни слушает.

— Прости, что разбудила тебя, Дэвид. Это Робин Вигг.

— Ничего страшного. Мне уже надо было вставать.

— С тех пор как я отправила тебе то сообщение, я все думала, стоит ли сделать контрольный звонок.

— Я понял, что тема щекотливая, судя по выбору слов в сообщении.

— Это еще мягко говоря. Кстати, я звоню в неофициальном порядке, не из офиса. Так вот, к делу. Сначала, что касается фотографии мобильного телефона. Передатчик, установленный вместо обычного микрофона, — строго засекреченное устройство. И оно доступно далеко не всем федералам. Речь о довольно узком круге сотрудников национальной безопасности. Ты понимаешь, о чем я?

— Что я под наблюдением каких-то очень опасных людей?

— И снова мягко сказано. Скажу тебе напрямую. Все, что мы знаем о ФБР, ЦРУ, АНБ и военной разведке, — это только цветочки. У тех, кто тобой заинтересовался, есть доступ к данным всех вебсайтов, на которые ты когда-либо заходил, всех номеров, на которые ты звонил, всех покупок с твоей кредитной карты, всех книг, которые ты брал в библиотеке. Если на твоем мобильном телефоне не отключена функция GPS, то они знают твой каждый маршрут, каждый адрес, куда ты заезжал, всех друзей, врачей, адвокатов, психотерапевтов. И это еще цветочки. Если они решат, что ты мешаешь оперативным действиям, связанным с национальной безопасностью, они могут начать записывать твои телефонные разговоры, установить прослушку у тебя дома. Могут проверить твои банковские счета, налоговые отчеты, школьные и университетские архивы, медицинскую карту. Они могут сделать так, что ты сгинешь на бесконечных допросах, просто под предлогом того, что связан с какой-нибудь террористической организацией, которой, может, даже и не существует. Программа «Защищая родину» развязала руки ряду очень жестоких людей. Вопросы есть?

— Целая тьма вопросов. Но я не уверен, что хочу знать на них ответы.

— Удачи, Дэвид. И будь очень, очень осторожен.

Он стал благодарить ее за то, что она позвонила ему, рискуя собственной безопасностью, но она уже положила трубку.

Учитывая описанную ей картину происходящего и загадочного неприятеля в кулуарах федеральных органов, очень легко было впасть в паранойю. Но, с другой стороны, принимая во внимание широкомасштабное вмешательство органов в частную жизнь, разве можно было исключать даже самый безумный расклад? Данные теперь собирают, позабыв обо всех этических нормах. Наделить амбициозных лицемеров-бюрократов столь могущественными средствами было сродни тому, чтобы дать школьному забияке доступ к оружию массового уничтожения.

Гурни понимал, что эта общественная катастрофа ему неподвластна. Однако в его власти было решать, как распоряжаться своим временем и к чему прилагать усилия. Сейчас самое важное — понять, стоит ли сосредоточиться на чем-то одном или же заняться в равной степени делом и проблемами Мадлен. Иногда, погружаясь в расследование, он забывал о том, что он еще и чей-то муж.

— Тебе не пора ехать? — Мадлен вошла в спальню, держа в руке свой айпэд, на котором громко играла музыка — предложенная ей маскировка от прослушки.

— Я успею, — сказал он, вставая с кровати. — Если выехать до восьми, к одиннадцати точно буду в Оттервиле. Кстати, как ты собираешься добраться до Хэммонда?

— Я могу взять один из гостиничных джипов или даже пойти пешком, если не будет снегопада. Это всего в километре отсюда.

— Тебе нужно быть там к девяти?

— Ричард сказал, что я могу прийти пораньше и позавтракать с ними. Вообще он сказал, что мы оба можем прийти, но я подумала, что ты не захочешь.

В ответ на это он сумел лишь молчаливо кивнуть. Затем проворчал что-то насчет душа и бритья и ушел в ванную, закрыв за собой дверь.

Он понимал всю нелепость чувства гнева, которое он испытывал. Но и избавиться от него не мог.

Готовясь к отъезду в Оттервиль, он параллельно объяснял Мадлен, где именно в шале прибор засек жучки и где им с Хэммондом стоит устроиться, чтобы свести к минимуму их эффективность.

— Сядь к ним спиной и разговаривай как можно тише. Можешь даже взять с собой айпэд и включить музыку. Хэммонду скажешь, что она помогает тебе расслабиться.

Она протянула к нему руки, а глаза ее заблестели от слез. Она крепко, почти с отчаянием, обняла его.

— Что такое? — спросил он.

— Как же сильно я ошиблась, решив приехать сюда.

— Мы можем уехать в любой момент.

— Нет. Проблема внутри меня. Убежать не получится. — Она задумчиво помолчала. — Тебе пора ехать. Быть может, мистер Блумберг поможет тебе разгадать тайну Волчьего озера.

В одиночестве ему было проще сосредоточиться на деле. Он решил поискать противоречия в показаниях Анджелы Кастро. Достав телефон, он нашел запись их разговора и нажал кнопку воспроизведения.

Гурни тут же очень живо вспомнил сцену в «Кукольном доме». Услышав голос Табиты, он снова удивился странному сочетанию внушительного вида и почтительности, и доводу Анджелы, дескать, Табита надеется, что они купят еще одну Барби.

Однако ему не удалось обнаружить никаких несоответствий.

Тогда он снова прослушал запись.

И вот во время второго прослушивания он услышал. Всего одно лишнее слово.

Слово «потом».

Его насторожило даже не само слово, а то, как Анджела его употребила.

Гурни спросил ее, что Пардоза рассказывал ей про Хэммонда, а она ответила, что он назвал его омерзительным.

Затем Гурни спросил, рассказывал ли ей Пардоза о своих кошмарах.

Она ответила: «Да, но уже потом».

Гурни зацепило то, как она использовала слово «потом», — прозвучало это так, будто прошло достаточно много времени. Но ведь она говорила, что Пардоза поведал ей о своем кошмаре, сразу как он приснился ему в первый раз, на следующую ночь после его встречи с Хэммондом.

Самое ранее, когда Пардоза мог назвать Хэммонда омерзительным, — это днем, уже после сеанса гипноза. А ночью или на следующее утро он вполне мог упомянуть свой сон. Следовательно, прошло от двенадцати до восемнадцати часов, что совсем недолго.

Гурни понимал, что в своих домыслах зашел довольно далеко, основываясь лишь на том, как прозвучало одно-единственное слово. Прежде чем двигаться дальше, ему необходимо было узнать, что именно Анджела имела в виду под словом «потом». Был только один способ выяснить это. Он свернул на обочину, нашел в записной книжке номер мобильного Анджелы и нажал кнопку «Позвонить».

Она ответила слабым напуганным голосом.

— Алло?

На заднем фоне были слышны голоса в телевизоре, смех и аплодисменты.

— Анджела, это Дэйв Гурни. У вас все в порядке?

— Вроде да. Что-то случилось?

— Нет, все хорошо. Меня заинтриговал один момент в нашем разговоре, и я подумал, может быть, вы поможете мне. Вы сейчас можете говорить?

— В каком смысле?

— Вы можете говорить откровенно? Вы одна?

— А кому здесь еще быть? Я же в своей комнате.

— В гостинице «Кукольного дома»?

— Да.

— Отлично. Давайте я расскажу, в чем дело.

Он пересказал ей их разговор и объяснил, в каких обстоятельствах она использовала слово «потом».

— Мне хотелось бы узнать, сколько времени прошло между этими двумя разговорами.

— Я не понимаю.

— В какой-то момент Стиви сказал вам, что гипнотизер омерзителен. А потом, позже, он рассказал вам о своем кошмаре. Так вот насколько позже он рассказал про кошмар?

— Господи, откуда же я знаю. Я не считала дни.

— То есть прошло несколько дней, не несколько часов?

— О нет, точно несколько дней.

— Хорошо. А правильно ли я помню, что Стиви рассказал вам о кошмаре сразу после того, как он впервые ему приснился, ночью того же дня, что он был на приеме у Хэммонда?

— Точно. Я в этом уверена. Потому что мы были здесь.

— В «Кукольном доме»?

— Да.

— То есть получается, он назвал Хэммонда омерзительным по крайней мере за пару дней до этого. Вы же сказали дней, да? То есть это произошло до его поездки на Волчье озеро. Вы, наверное, еще были во Флорал-Парке, когда он это сказал? Так?

В ответ до него доносились лишь звуки телевизора.

— Анджела?

— Да, я здесь.

— Вы слышали, что я спросил?

— Да, слышала.

И снова наступило молчание.

— Анджела, это очень важно. Откуда Стиви мог знать, что гипнотизер омерзителен, если он его никогда не видел?

— Видимо, кто-то ему рассказал.

— Тот, кто ему звонил?

— Этого я сказать не могу.

— Так как Стиви предупредил, что если вы будете об этом болтать, то вас могут убить?

— Ну зачем вы меня об этом спрашиваете? — отчаянно проскулила Анджела.

— Анджела, если вы не доверитесь мне и не выложите мне все, что знаете, нас всех могут убить.

Она снова молчала.

— Анджела, используя слово «омерзительный» относительно других людей, что Стиви обычно имел в виду?

— Ну откуда мне знать? — В голосе ее звучала паника.

— Но ведь вы знаете, Анджела. Я же слышу по вашему голосу.

Ее молчание подтвердило его догадку, и он продолжил.

— Вы знали, что он имел в виду, но вас это расстраивало?

Она всхлипнула, сглотнула, и снова всхлипнула.

Гурни выжидал. Плотину наконец-то прорвало.

— Стиви… предвзято относился ко всякого рода вещам. К некоторым людям. Но поверьте, он был хорошим человеком. Но иногда… В общем, он плохо относился к геям. Он говорил, что то, чем они занимаются, омерзительно.

— И что сами они омерзительны?

— Да, так он тоже иногда говорил.

— Спасибо, Анджела. Я знаю, вам было тяжело признаться мне в этом. Чтобы убедиться, что я не ошибаюсь, позвольте мне задать вам еще один вопрос. Человек, звонивший Стиви, который велел ему поехать к Хэммонду, это он сказал ему, что Хэммонд гей?

Молчание затянулось.

— Это чрезвычайно важно, Анджела. Это он сказал Стиви, что Хэммонд гей?

— Да.

— А вы не спросили Стиви, почему он хочет пойти на прием к психотерапевту-гею?

— Спросила.

— И что он сказал?

— Чтобы я перестала задавать вопросы, потому что это опасно.

— Он не говорил, почему это опасно?

— Он сказал то же самое, что и в тот вечер, когда ему позвонили: что нас могут прикончить.

Глава 34

К тому времени, как Гурни доехал до поворота на Оттервиль, облака рассеялись, и бледное зимнее солнце осветило пейзаж.

Он прикинул, не стоит ли провернуть то же, что и в Лейк-Джордже, чтобы скрыть, куда именно он едет, но решил, что оно того не стоит. Ничего страшного, если трекеры покажут, что он приехал в поселок в Оттервиле. Были веские причины скрывать местоположение Анджелы Кастро, но на Мо Блумберга они не распространялись.

Он проехал через деревушку Оттервиль, состоявшую из заброшенной автомастерской, закрытого ларька с хот-догами и заправки с двумя колонками. Километра через полтора навигатор указал ему свернуть на Брайтуотер-лейн, грунтовую дорогу, пролегавшую через лес к поляне возле небольшого озера, на которой были разбросаны с десяток маленьких домиков. В центре полянки был каменный фундамент и несколько обгоревших в пожаре балок — все, что сохранилось от когда-то стоявшего здесь дома. Рядом была припаркована подержанная «тойота камри».

Гурни встал за «тойотой». Вылезая из машины, он услышал, как кто-то позвал его:

— Идите сюда.

Он не сразу понял, откуда донесся голос, но потом увидел человека в окне одного из домиков.

— Обойдите кругом. Вход со стороны озера.

Когда Гурни подошел к дому и стал подниматься на веранду, дверь открылась, и показался пожилой, но на вид крепкий седой мужчина в бежевых брюках и синем пиджаке. Его костюм, как и два чемодана, стоявшие возле двери, свидетельствовали о предстоящем отъезде.

— Мистер Блумберг?

— Понимаете, вся фишка в озере, — сказал тот, словно Гурни подверг сомнению положение веранды, — поэтому домики и выходят на эту сторону. Вы, должно быть, детектив Горни, да?

— Гурни.

— Как корова?

— Коровы, кажется, с острова Гёрнси.

— Понял. Проходите, проходите. Вы в курсе, что у меня немного времени?

— Да, знаю, что вы улетаете в теплые края.

— Пятнадцать-двадцать градусов в это время года. Много солнца. Куда лучше, чем морозить свой тухес здесь. Были времена, когда зимы были мне нипочем, и я хихикал над стариками, сбегавшими во Флориду и другие места потеплее. Однако достаточно всего нескольких лет с артритом, чтобы понять, что это весьма благоразумно. Коли суставы здесь болят, а там нет, чего же тут думать? И да, отвечая на ваш вопрос, я — Мо Блумберг. Я, может, теперь в чем-то и путаюсь, но в этом твердо уверен.

Пока они пожимали друг другу руки, Гурни осмотрел домик. С того места, где он стоял, видна была только большая комната, обставленная частично как кабинет, а частично как гостиная; в центре стояла старинная чугунная буржуйка. Мебель была слегка обшарпанная.

— Садитесь, пожалуйста. Второй детектив как-то невнятно мне объяснил. В чем же все-таки дело?

Блумберг не сдвинулся с места, и Гурни тоже не стал садиться.

— Молодой человек по имени Стивен Пардоза умер недавно при подозрительных обстоятельствах. Может быть, вы что-нибудь про это видели по телевизору?

— Где вы видите телевизор?

Гурни огляделся по сторонам.

— У вас нет телевизора?

— Для человека, у которого есть хотя бы половина мозга, ничего стоящего по телевизору не показывают. Шум да всякие глупости.

— То есть вы впервые услышали о смерти Стивена Пардозы от детектива Хардвика?

— Он называл это имя. Но я до сих пор не очень понимаю, что произошло.

— Он сказал вам, что тринадцать лет назад Стивен Пардоза был в вашем лагере?

— Да, что-то такое он говорил.

— И вы не помните ни имени, ни человека?

— Я тридцать восемь лет руководил лагерем, каждое лето сюда приезжали сто двадцать мальчиков. Последняя смена была двенадцать лет назад. Вы правда считаете, что я должен помнить каждого из них? Вы знаете, сколько мне лет, детектив?

— Нет, сэр, не знаю.

— В следующем месяце мне исполнится восемьдесят два года. Я с трудом вспоминаю собственное имя и какой сегодня день. Или зачем я пришел на кухню.

Гурни сочувственно улыбнулся.

— Вы сказали, что двенадцать лет назад был последний год работы лагеря?

— Да, это я точно знаю.

— А Стивен Пардоза был здесь тринадцать лет назад. Получается, за год до закрытия?

— Довольно простая арифметика.

— Лагерь, по-видимому, много лет пользовался большим успехом?

— Это верно.

— А почему же вы решили его закрыть?

Блумберг вздохнул и покачал головой.

— Мы лишились почти всех наших клиентов.

— Почему?

— Произошла трагедия. Ужасное происшествие. А потом все пошло по нарастающей. Рассказы, слухи, полное безумие. Как говорят — хуже некуда. Вот так оно и случилось. Один год мы были на вес золота. А на следующий год оказались в полном дерьме.

— Что произошло?

Блумберг горько усмехнулся.

— Ответьте на этот вопрос и получите приз.

— Я не очень вас понимаю.

— Никто не знает, что произошло.

— Вы сказали, что хуже не бывает. Что вы имели в виду?

— Наперекосяк пошло все, что могло пойти наперекосяк.

— Расскажите мне. Это может оказаться весомой информацией.

— Может оказаться? Это было достаточно весомо, чтобы уничтожить лагерь «Брайтуотер» — лагерь, который, к вашему сведению, работал пятьдесят лет до того, как я стал его руководителем еще на тридцать восемь лет. Старинная организация. Традиции. Все развалилось.

Гурни молчал. Он ждал, зная, что Блумберг все ему расскажет.

— Конечно, не все всегда было стабильно — были и благополучные времена, и периоды похуже. Я сейчас не о бизнесе говорю, не о финансовых делах. С этим всегда все было в порядке. Я про коллектив — всякие ребята приезжали. Эмоциональное взаимодействие. Общий настрой. Как говорится, одна паршивая овца все стадо испортит. Были годы, когда здесь чувствовались чистота и свет — лучшие годы. Но в тот год, тринадцать лет тому назад, все с самого начала не задалось. Воздух был пропитан чем-то дурным, злобным. Чувствовался страх. Вожатые увольнялись. Некоторые ребята написали родителям, чтобы их забрали. Теперь есть такое выражение: «токсичная обстановка». Вот так и было. И все это еще до самого происшествия.

Блумберг снова покачал головой и, казалось, провалился в воспоминания.

— Вы сказали, происшествие? — подсказал Гурни.

— Один из ребят пропал.

— Пропал… навсегда?

— Он был на ужине. А на завтрак уже не пришел. И больше его никогда не видели.

— Полиция принимала участие в поисках?

— Разумеется. Какое-то время его искали. А потом решили, что он просто сбежал, и потеряли всякий интерес. Они прочесывали лес, расклеивали объявления о его пропаже, проверяли автобусные остановки, даже поместили его фотографию в местные газеты. Но, увы, все это ни к чему не привело.

— С чего все взяли, что он сбежал?

— Возможно, он истосковался по дому, ненавидел лагерь. Возможно, над ним здесь подтрунивали. Вы должны кое-что понимать. Это было тринадцать лет назад — до того как поднялась вся эта шумиха насчет травли. Не поймите меня неправильно. Мы, конечно, этого не приветствовали. Но дело в том, что в те годы травля была неотъемлемой частью взросления. Реалией жизни.

Реалией жизни, подумал Гурни. А временами и смерти.

— И что, когда полиция остановилась на версии о побеге, на этом все и закончилось?

Блумберг снова горько рассмеялся.

— Если бы! Конца этому было не видать. Лагерь мог пережить исчезновение или побег. Но, увы, лагерь не смог пережить весь это бред собачий.

— Это вы о чем?

— Пошли слухи. Домыслы.

— Какого рода слухи?

— Все самое страшное, что только можно себе представить. Я же говорил, атмосфера в лагере была скверной и до исчезновения парня, а уж потом пошло-поехало. Россказни некоторых мальчишек, да и кого-то из родителей просто в голове не укладывались.

— Например?

— Все, что в голову взбредет, чем страшнее, тем лучше. Что пропавшего мальчишку на самом деле убили. Что его принесли в жертву сатанисты. Что его утопили, разрубили на маленькие кусочки и скормили койотам. И тому подобная чушь. Ходила даже история, что какие-то пацаны, как раз из тех, что были паршивыми овцами, вбили себе в голову, что паренек был фейгеле, забили его до смерти и закопали в лесу.

— Просто потому что он был геем?

— Геем? — Блумберг покачал головой. — Какое слово, а? Как будто это какое-то особенное, счастливое состояние. Лучше бы называли их чертовыми извращенцами — так точнее.

Гурни стало нехорошо от мысли о том, что пережил тот мальчик в лагере, где самый авторитетный взрослый так к нему относился.

— Полиция отработала все эти жуткие версии?

— Ничего из этого не вышло. На эту тему ходило столько безумных легенд, что уже ни одна из них не выглядела правдоподобной. У подростков очень изощренное воображение. Мое мнение? Я согласен с полицией — думаю, что он сбежал. Нет никаких доказательств, что произошло что-то страшное. Только все эти сплетни. А сплетни, они как электричество. Опасная штука.

— Значит, сплетни уничтожили лагерь?

— И поставили крест на его могиле. Следующим летом у нас было занято меньше трети коек, и половина ребят уехали до конца смены. Сплетни вернулись, как инфекция. Лагеря просто не стало. Чертовски жаль.

— А про паршивых овец — вы не помните имен?

Блумберг покачал головой.

— Лица помню, а вот с именами беда. Кажется, у них были какие-то клички. Но опять же, я не помню.

— А имя мальчишки, который пропал, вы помните?

— Ну, это легко. Оно столько раз всплывало. Скотт Фэллон.

Гурни записал имя.

— А кто-нибудь расследовал пожар в главном здании, который уничтожил картотеку с именами и адресами?

— Ага, расследование, которое привело в никуда.

— Но несмотря ни на что, вы остались здесь. Переделали лагерь в коттеджный поселок. Вы, должно быть, очень привязаны к этому месту.

— Лагерь «Брайтуотер» был когда-то волшебным местом. Счастливым местом. Я стараюсь об этом не забывать.

— Вы молодец. А как идет дачный бизнес?

— Бизнес — дерьмо. Но выживаем.

Гурни улыбнулся и протянул Блумбергу карточку с номером телефона.

— Спасибо, что нашли для меня время. Если вы вдруг вспомните что-то еще, какие-то события, может, имена или клички, пожалуйста, позвоните мне.

Блумберг, нахмурившись, смотрел на карточку.

— Вас зовут Гурни.

— Так точно.

— Не как корову?

— Нет, не как корову.

Глава 35

По пути обратно на Волчье озеро Гурни пытался соотнести новую информацию от Мо Блумберга со всем тем, что уже было ему известно.

Гомофобия явно была общим знаменателем, и ему не терпелось узнать, не вылезла ли она в разговоре Хардвика с детективом из Тинека.

Он съехал на обочину, достал мобильный и набрал Хардвика.

Тот сразу поднял трубку, что было хорошим знаком.

— Ну что, орел?

— Просто любопытствую, удалось ли тебе встретиться с человеком из Тинека?

— Удалось, посидели, поговорили. Если вкратце, он по горло сыт политикой в этом деле.

— Политикой?

— Какие-то непонятные приказы сверху. Приказы серьезные — нужно их выполнять, но в то же время довольно неоднозначные. Ясно одно: они спускаются с верхних слоев атмосферы, от тех, кто твою карьеру одним щелчком пальцев может спустить в унитаз, как дохлую муху.

— И что твой новый друг обязан делать, чтобы избежать судьбоносного щелчка?

— Держаться в стороне, подальше от минного поля, и поверить, что дело под контролем у надежных людей.

— И снова это минное поле.

— Чего?

— Фентон сказал мне, что я как слепец на минном поле.

— Приятно, когда все на одной волне.

— А он не знает, в чьих надежных руках находится дело?

— Ему намекнули, что про этих людей даже заикаться не стоит.

— Слышу отголосок предостережений Робин Вигг. Как ты думаешь, что вообще происходит?

— Хрен его знает. А парень в Тинеке знает только, что ему не положено что-либо знать, говорить или делать. И его это страшно раздражает.

— Его раздражение может сыграть нам на руку.

— Я тоже об этом подумал. Я сказал ему, что нам бы очень хотелось узнать бывал ли Бальзак в лагере «Брайтуотер», не было ли у него предвзятого отношения к геям, а также не был ли он в прошлом знаком с Голлом, Хораном или Пардозой.

— И?

— Он сказал, что будет счастлив нам помочь и выяснит все, что сможет, главное, чтобы никто об этом не узнал. Я его успокоил — сказал, что с радостью сообщу, что это дело развалил я, и запихну его в задницу этим ребятам из верхних слоев атмосферы.

— Думаю, ты растопил его сердце.

— Посмотрим, какую информацию он для нас раздобудет. А ты-то доложи, как прошло твое свидание с Мо.

— Он рассказал, что то лето, когда Пардоза ездил туда, было жутким. Пропал один из мальчишек. А потом ходили слухи, будто его убили за то, что он был геем. Но проблема в том, что нет никаких доказательств.

— Но снова всплывает все тот же лейтмотив.

— Вот-вот.

— Что еще он говорил?

— Все твердил про паршивых овец в стаде. Но имен не вспомнил. Имя Пардозы ему якобы ни о чем не говорит. Может, я ему звякну еще раз, пока он не улетел в Тель-Авив, может, фамилии Бальзака, Хорана и Голла пробудят какие-то воспоминания.

— Что в остальном? Как Мадлен?

— Очень нервничает. К слову сказать, мне пора. Я слышал, приближается неслыханная снежная буря.

Чем дальше на север он продвигался, тем чернее все вокруг становилось. Доехав до вершины последней гряды перед Волчьим озером, он остановился на обочине. Наконец-то попав в зону покрытия сигнала, он набрал Мо Блумберга.

Включилась голосовая почта. Гурни оставил ему сообщение: назвал имена жертв, которые не упомянул при встрече в Оттервиле, и для пущей верности имя Ричарда Хэммонда, и спросил, не вызывают ли эти имена каких-нибудь воспоминаний о том ужасном лете.

Когда он выехал обратно на дорогу, небо над ним приобрело зловещий иссиня-черный оттенок, а в лучах фар видно было, как падали редкие снежинки.

На середине извилистой дороги от вершины горы к озеру фары его осветили сосновую чащу, и он заметил какое-то движение. Гурни затормозил и включил дальний свет, но зверь, кем бы он ни был, уже исчез в дремучем лесу. Он слегка опустил стекло и прислушался. Но в лесу стояла полная, оглушительная тишина. Он двинулся дальше.

К тому моменту, как он припарковался под навесом у гостиницы, невероятная тьма окутала озеро и окружающие его горы, пошел снег.

Старинные часы в холле показывали половину пятого. Он проверил, нет ли в каминном зале Мадлен, и поспешил наверх.

В номере горела лишь одна керосиновая лампа возле дивана. Сначала он решил, что электричество снова отключили, но услышал голос Мадлен:

— Не включай свет.

Он обнаружил ее в спальне. Она сидела в пижаме посередине кровати, закрыв глаза и скрестив ноги в позе лотоса. Спальный альков был залит янтарным светом второй керосиновой лампы, стоявшей на письменном столе. С планшета Мадлен играла гитарная музыка. Сам планшет лежал на ручке кресла, стоявшего под портретом Хардинга.

Она показала ему три пальца, что, как он понял, обозначало, сколько еще минут она будет оставаться в этой позе. Гурни сел на стул между кроватью и письменным столом и стал ждать. Вскоре она открыла глаза.

— Здесь мы можем разговаривать? — ее голос был намного спокойнее, чем за все последние дни.

— Да, здесь, в алькове, пока там играет музыка — можем. — Он присмотрелся к ее лицу. — Ты выглядишь… расслабленной.

— Я и чувствую себя расслабленной.

— А зачем керосиновые лампы?

— Мягкий свет успокаивает.

— Как прошла твоя встреча с Хэммондом?

— Замечательно.

Он пристально смотрел на нее, ожидая еще подробностей.

— И все?

— Он знает свое дело.

— Какое?

— Знает, как уменьшить тревогу.

— И как он это делает?

— Это трудно описать словами.

— Ты как будто под валиумом.

Мадлен пожала плечами.

— Ты же не принимала никаких таблеток?

— Ну конечно, нет.

— Так о чем вы говорили?

— О том, каким сумасбродом был Колин.

Гурни снова посмотрел на нее так, словно ждал продолжения.

— И?

— О моем чувстве вины, о том, как я винила себя, за то, что он сделал.

Они оба замолчали. Мадлен задумчиво глядела на лампу.

— О чем ты думаешь? — спросил Гурни.

— Я думаю о том, что Ричард невиновен и ты должен ему помочь.

— А как же наша поездка в Вермонт?

— Я позвонила им и все отменила.

— Что?!

— Не прикидывайся. Ты ведь и не особо хотел ехать.

Она медленно выпрямила ноги и слезла с кровати.

— Мне кажется, тебе нужно отдохнуть. Может, поспишь немножко? А я приму ванну перед тем, как мы пойдем на ужин к Джейн и Ричарду.

— Опять ванну?

— Может, и тебе стоит попробовать.

Мадлен достала из сумки маленький пузырек с шампунем, вышла в гостиную, взяла стоявшую там керосиновую лампу и ушла в ванную. Он услышал, как она повернула краны, как полилась вода.

Гурни сделал несколько глубоких вдохов и попытался размять шею и плечи, чтобы немного расслабить мышцы. Он задумался, откуда же взялось это напряжение. Первая мысль, пришедшая в голову, пришлась ему не по душе — он ревновал и злился, что другой мужчина помог Мадлен там, где сам он ничего не смог сделать.

Он услышал, как Мадлен выключила воду. Через пару минут она вернулась в спальню. Освещаемая мягким светом лампы, она не спеша сняла пижаму и положила ее на кровать.

Как и всегда, красота ее тела сразила его.

Она, казалось, почувствовала, что он стал смотреть на нее иначе.

Повернувшись к столу, она выдвинула ящик, достала комплект нижнего белья и положила его на банкетку, стоявшую у кровати. Затем выдвинула другой ящик и достала джинсы и свитер. Их она тоже разложила на банкетке, как бы невзначай приблизившись к Гурни.

Он потянулся к ней и, едва касаясь, кончиками пальцев дотронулся до ее бедра.

Поймав его взгляд, она испытующе смотрела на него.

Они оба молчали. Она убрала пижаму, сняла покрывало и легла на кровать. И молча смотрела, как он раздевается.

Они страстно занимались любовью, как бы создавая маленькую вселенную, в которой ничто больше не имело значения, кроме того, что в тот момент происходило между ними.

Он лежал рядом с ней в забытьи, она наклонилась к нему и еще раз поцеловала его в губы. Затем встала и вышла из спальни. Через несколько секунд он услышал, как закрылась дверь ванной.

Впервые за долгое время почувствовав себя умиротворенным, он разрешил себе задремать.

Когда потом, оглядываясь назад, он восстанавливал в памяти, как все произошло, он не мог точно вспомнить, сколько прошло времени между тем, как закрылась дверь ванной, и этим жутким моментом, который все перевернул.

Пять секунд? Десять? Возможно, даже тридцать секунд?

Жуткий, оглушительный звук, пронзил его насквозь. Это был душераздирающий вопль ужаса, за которым последовал грохот от падения тела.

Он выскочил из кровати и бросился в ванную, не заметив, как ударился голенью об стул и опрокинул его.

— Мадлен! — прокричал он, схватив ручку двери и поворачивая ее. — Мадлен!

Дверь не открывалась. Что-то мешало. Прислонившись к ней плечом, он всем своим весом навалился на нее и стал толкать изо всех сил.

Дверь с трудом поддалась, и он протиснулся в ванную.

В тусклом свете керосиновой лампы он лихорадочно огляделся по сторонам. И увидел на полу голую Мадлен. Она лежала на боку, обхватив себя руками за колени.

— Что? — воскликнул он, упав на колени рядом с ней. — Что такое? Что случилось?

Она попыталась что-то сказать, но ее слова потерялись в сдавленных рыданиях.

Он прижал к ее щекам ладони.

— Мэдди, ответь мне. Что произошло?

Но она смотрела мимо него. Ее полный ужаса взгляд был прикован к огромной ванне на львиных лапах. К ванне, которую она только-только наполнила водой.

— Что? Что случилось?

В ответ она простонала какое-то слово.

Но это было не просто слово. Это было имя.

— Колин.

— Колин? Колин Бантри?

Захлебываясь в слезах, она ответила:

— Его тело.

— Что с ним?

— Посмотри.

— Посмотреть?

— В ванне.

Часть третья. Волк и ястреб