Симона: Я попыталась уболтать ее вернуться домой, но она даже не пошевелилась. Потому что всякий раз, стоило мне заговорить о том, что ее ждет масса дел: что надо, мол, готовиться к гастролям с новым альбомом, или пора бы как-то сократить прием наркотиков, или что надо бы ей хоть немножко побыть трезвой, – тут же появлялся Никки, нашептывавший ей, что она не обязана делать ничего того, чего ей не хочется. И он постоянно крутился возле нее, разжигая в ней самые скверные желания. Точно коварная птица, что-то вечно щебетал ей в ухо, поддерживая ее во всех дурных порывах.
Карен: Когда в январе мы вновь собрались вместе, от Дейзи не было ни слуху ни духу.
Грэм: Мы сидели в кабинете у Тедди в конторе Runner Records вместе с Ричем Палентино, собираясь представить руководству свой финальный микс. И мы ожидали, что… Ну то есть все мы, плюс-минус, точно знали, что записали.
Уоррен: Я был в то утро с бодуна, а ни в одном кофейнике в тамошней конторе не оказалось кофе. И я сказал сидевшей напротив секретарше:
– Вы что, хотите сказать, у вас совсем нет кофе?
– Автомат сломался, – коротко объяснила она.
– Вот черт, в таком разе я точно живым на это заседание не попаду, – расстроился я.
– Вы явно преувеличиваете, – сказала секретарша.
И тут мне показалось, что она немного раздражена, похоже, тем, будто я никак не могу уразуметь чего-то. А я был тогда реально с перепоя.
– Погодите-ка, – сказал я, – а мы часом с вами не спали? Нет?
Судя по всему, нет.
Карен: Запускают проигрываться альбом, мы все сидим вокруг стола…
Эдди: Первая песня – прямо с места в карьер. Звучит «В погоне за ночью». И тут я понимаю, что он, черт подери, переделал мне такое потрясное соло! Тудыть твою ж! Он взял и изговнял мне соло!
Билли: Пока мы не взялись прослушивать всё вместе, я даже, кажется, не понимал… Я даже представить себе не мог, что мы с Тедди там всё настолько изменили.
Эдди: Дальше – хуже. В «Прошу тебя» он вообще изменил строй гитары. То есть полностью изменил и перезаписал мой трек. Можно подумать, я не замечу, что он перешел на нэшвилльский строй! А то я не знаю, что эту песню, черт возьми, надо играть на другой совсем гитаре! Да и не только я – все это заметили! Все прекрасно поняли, что он там наделал! Только никто не стал возмущаться. Понимаешь? Потому что и Тедди, и Runner в целом безумно радовались записанному альбому и теперь только и говорили, что о бронировании стадионов, о выпуске сотни мастер-копий и о прочей подобной хрени. Поговаривали, что хотят как можно скорее выпустить «Отключись же!», и эта песня, по их мнению, должна была возглавить хит-парады. Так что у всех в глазах светились только значки долларов, и никто не стал что-то особо высказывать Билли. Или Тедди.
Карен: Он аж из двух песен убрал мои клавишные. И я возмутилась! Естественно, я разозлилась! Но что нам теперь оставалось делать? Особенно когда перед тобой Рич Палентино, который, говоря об альбоме, от восторга даже брызгал слюной.
Уоррен: Я бы с куда большим уважением ко всему этому отнесся, если бы Билли не прикидывался, будто не продюсирует альбом на пару с Тедди. Не люблю я такую вот нечистоплотную фигню: когда говорят одно, а делают совсем другое.
Однако в то же время я был барабанщиком в успешной рок-группе, которой все поголовно прочили самые верхушки музыкальных чартов. А я всегда обладал здравым смыслом и чувством перспективы. Без ложной скромности!
Род: Тут пошли всякие перешептывания. Все начали переговариваться между собой, и все при этом потихоньку жаловались мне.
Карен, например, говорила:
– Он убрал оттуда клавишные и даже не обсудил это со мной.
– Тебе надо с ним об этом поговорить, – отвечал я.
Но говорить она с Билли не стала.
Или Пит, к примеру, возмущался, что вся пластинка получилась чересчур ровной и спокойной. И что такой софт-рок его, мол, сильно озадачивает. И ему я тоже посоветовал:
– Поговори об этом с Билли.
А самому Билли я сказал:
– Тебе бы надо пообщаться с ребятами начистоту.
– Если кто захочет со мной поговорить, – ответил он, – тот со мной поговорит.
А еще все постоянно спрашивали, когда вернется Дейзи, но только я один действительно хотел попытаться ее найти.
Грэм: Это явилось этаким своеобразным напоминанием о том, что все в мире меняется. Что мы уже совсем не та группа, какой она была всего несколько лет назад. Совсем недавно, захоти Билли вдруг перезаписать треки Эдди, он хотя бы со мной это обсудил бы. Он обязательно обговорил бы со мной свой замысел. А вместо этого он обсуждал теперь все с Тедди. Причем это касалось очень многого между мною и Билли. У меня была Карен. У него была Камилла и дочки. А когда ему хотелось обсудить свои соображения… ну, по крайней мере, в отношении альбома «Аврора», – то для этого у него была Дейзи. Я не хочу сказать, будто мне казалось, что Билли я больше не нужен, это все же пустая театральщина. Просто у меня, наверное, возникло тогда ощущение, что мы с ним уже не всегда в одной команде. Что мы выросли из нее, что ли.
Знаешь, я много думал о том, как я сам себя ставлю по отношению к нему. Прежде я всегда – вплоть до того момента, – всегда и неизменно ощущал себя младшим братом Билли Данна. И вот именно тогда меня внезапно осенило, что сам он, может статься, никогда и не видел себя старшим братом Грэма Данна. Мне такое как-то в голову не приходило.
Билли: Сейчас, оглядываясь назад, я, конечно, понимаю, почему они все так обозлились. Но все равно я не жалею о том, как переделал альбом. Результат говорил сам за себя.
Карен: Все это довольно сложно. То ли альбом получился у нас лучшим, потому что Билли вынужденно поручил нам с самого начала заниматься сочинением партий и аранжировками. То ли он получился лучшим, потому что Билли в конце все же как следует натянул поводья. То ли потому, что Тедди отлично чувствовал, когда надо заставить Билли прислушиваться к чужому мнению, а когда дать ему самому править балом. Или альбом вышел лучшим, потому что в нем участвовала Дейзи. С ходу и не скажешь. Я очень много об этом думала потом, но так и не нашла верного ответа.
Но все же, когда в конечном итоге становишься частью чего-то такого грандиозного и замечательного, как этот альбом… тебе хочется знать: а действительно ли ты был его значимой частью? Тебе хочется верить, что без тебя он бы не состоялся. Вот только Билли никогда не заморачивался тем, чтобы все мы ощущали себя частью целого.
Билли: Все группы на самом деле страдают подобной ерундой. Представляешь, как тяжело заставить сразу нескольких людей сойтись во мнении на чем-то настолько субъективном!
Арти Снайдер: До меня донеслись разные намеки на огорчение и недовольство. Что якобы часть группы совсем не в восторге от внесенных изменений или, может, от того, как эти изменения были внесены. Но мне показалось странным, что все вдруг окрысились на Билли, как будто он руководил парадом. Главным оставался Тедди. И если Билли переделал треки Эдди, то лишь потому, что Тедди так решил. Ни разу не видел, чтобы Билли делал что-нибудь такое, за чем не стоял Тедди.
Я даже, помнится, один раз пошутил, когда Тедди не было в комнате. Билли тогда хотел убрать гитару-д’обро из какой-то песни, а Тедди хотел, чтобы она непременно там звучала. Когда Тедди вышел, я в шутку сказал:
– А давай просто возьмем и уберем ее – и посмотрим, заметит ли он.
Но Билли на полном серьезе покачал головой:
– Пока что наш самый лучший хит – это песня, которую я чуть не возненавидел. Тедди – единственный, кто сумел ее спасти. И если придется выбирать между его мнением и моим, – продолжал он, – то я склонюсь к его мнению.
Симона: Мне наконец-то удалось убедить Дейзи купить билет на самолет до Лос-Анджелеса, чтобы взяться за репетиции.
Дейзи: Когда я сообщила Никки, что мне пора вернуться домой, в Лос-Анджелес, его эта мысль не очень-то порадовала. Моей группе нужно было заниматься рекламной кампанией да готовиться к гастролям. И он прекрасно это знал. Я ведь все ему рассказала, еще когда мы только познакомились. Однако он ответил:
– Не уезжай. Останься здесь, со мной. Мало ли что там эта группа.
И меня это задело. Потому что группа была для меня всем – самым ценным и важным, а он воспринимал это как ничто. Стыдно признаться, но ведь он уже почти уговорил меня остаться. Я уже едва не отказалась ехать в аэропорт.
Симона решительно постучала тогда в дверь номера, а Никки шепнул:
– Не открывай.
– Но это же Симона, – возразила я. – Я не могу ей не открыть.
За дверью стояла Симона, просто неописуемо разъяренная. Никогда не забуду, как она сказала:
– Бери… свой… чертов… чемодан… и дуй… в такси. Живо!!!
Никогда еще ее такой не видела! И тут во мне как будто что-то щелкнуло.
У каждого в жизни должен быть такой человек, который точно никогда и ни за что не направит тебя по ложному пути. Он может с тобой не соглашаться. Может даже наносить порой сердечные обиды. Такое бывает. Но у тебя все равно должен быть хотя бы один человек, который всегда и без сомнений выскажет тебе правду.
Каждому просто необходим человек, который в тот момент, когда все, казалось бы, уже летит к чертям, быстро хватает твои манатки, пихает в чемодан и увозит тебя прочь от итальянского принца.
Симона: Я все-таки сумела утащить ее домой.
Карен: И вот Дейзи возвращается из своего чуть ли не месячного отпуска – и кажется, будто она сбросила за это время фунтов десять. Это притом, что у Дейзи и сбрасывать-то нечего. А еще она коротко подстриглась, на руке у нее кольцо с бриллиантом, и она якобы теперь принцесса.
Билли