Карен: Я вернулась в отель, захлопнула дверь номера, села на кровать и расплакалась.
Уоррен: Мы с Эдди, Питом и Родом раскурили после концерта по косячку. Больше никого из наших не видели.
Карен: Потом я пошла к номеру Грэма и постучала в дверь.
Грэм: Я понял, почему мы не могли бы завести ребенка. Действительно понял. Но все равно чувствовал себя очень одиноко и тоскливо. Я словно остался наедине со своей потерей. Я был единственный, кто понимал, что мы с Карен лишились чего-то очень важного. И я единственный об этом скорбел. И из-за этого так злился на нее.
Карен: Он открыл, а я стояла за дверью и думала: «Зачем я вообще сюда приперлась?» Мне нечего было ему сказать, чтобы что-то исправить.
Грэм: И почему она не способна была проникнуться тем будущим, что видел я!
Карен: Я ему сказала:
– Ты просто меня не понимаешь. Ты все ожидаешь, что я стану той, какой никак быть не могу.
– Ты никогда не любила меня так, как я, – ответил он.
И мы оба понимали, что все сказанное – правда.
Грэм: Что теперь нам было делать? Разве после этого вернешься к прежней точке?
Карен: Я подалась к нему, крепко прижалась всем телом. Поначалу он меня даже не обнял. Не обхватил, как обычно. Но потом все же прижал к себе.
Грэм: Она казалась такой горячей в моих руках. Но почему-то я четко помню ее ледяные руки. Не знаю, как долго мы простояли так у двери.
Карен: Порой я думаю о том, что на месте Грэма, может быть, хотела бы ребенка. Если бы я знала, что кто-то другой будет его растить, откажется от своей мечты, принесет себя в жертву семейному очагу и станет сидеть дома и за всем следить, а я буду уезжать и заниматься тем, чем мне хочется, и возвращаться по выходным… Тогда, глядишь, я тоже захотела бы ребенка.
Хотя не уверена… Я по-прежнему сомневаюсь, что могла бы этого захотеть.
Пожалуй, главное, о чем мне хочется сказать… Я вовсе не сердилась на Грэма из-за того, что он меня не понимал. И, по большому счету, не думаю, что он так уж сильно злился на меня, потому что мне хотелось совсем иного.
Грэм: Мы причинили друг другу сильную боль. И в этом я больше всего раскаиваюсь. Это самое мое большое сожаление в жизни. Потому что я любил ее всем сердцем, всей душой. И даже сейчас какая-то частица меня по-прежнему ее любит. Но есть еще и другая частица, которая никогда ей этого не простит.
Карен: Даже сейчас говорить о нем – все равно что бередить затянувшуюся рану.
Грэм: В ту ночь, уже ложась спать, я понял, что не смогу больше играть с ней в одной группе.
Карен: Мы не могли дальше изо дня в день находиться друг с другом рядом. Может, люди более сильные, чем мы, и смогли бы. Но у нас бы это не получилось.
Билли: Я подсел к барной стойке и заказал чистой текилы. Ее принесли быстро. И вот я поднял стопку и покрутил ее в пальцах, даже понюхал. А потом ко мне подошли две женщины и попросили автограф. Сказали, что в жизни не видели ничего подобного, как мы с Дейзи. Я расписался на паре коктейльных салфеток, и вскоре после этого женщины ушли.
Дейзи: В отель я вернулась примерно в середине ночи. Не помню, где и чем я занималась. Помню только, что старательно избегала Билли. Возможно, я прогулялась по городу или еще как-то убила время. Когда я вошла в вестибюль, то была еще изрядно под парами. И я повернула направо, к бару. Помню, у меня даже желания не было держаться в ясном сознании.
Но, должно быть, я все-таки не очень соображала, что делаю и куда иду, поскольку в итоге я прошла прямиком к лифту. И подумала: «Вот и славно. Сейчас приму, пожалуй, своих «красных красавчиков» – и баиньки».
Но когда я добралась до своего номера, то не смогла вставить ключ в замок. Я все пыталась и пыталась, но он все равно никак не хотел попадать в скважину. Наверное, я довольно сильно шумела там.
А потом мне показалось, что я слышу детский голосок.
Билли: Я взялся за стакан с текилой и снова его поднял. И вперился в него взглядом. И подумал, какой она должна быть на вкус. Как прозрачный чистый дым. Эта мысль меня отвлекла, и тут усевшийся рядом у стойки мужик спросил:
– Привет! А ведь вы Билли Данн, верно?
И я снова опустил текилу.
Дейзи: И вот я застряла там, в коридоре, не в состоянии попасть в собственный номер. От бессилия я опустилась на пол и расплакалась.
Билли: – Он самый, – ответил я.
– Моя девушка просто страдает по вам.
– Уж извините, – улыбнулся я.
– А что вы тут сидите в баре в одиночку? Мне кажется, такой молодец, как вы, может увести любую женщину в мире.
– Иногда все же нужно побыть одному.
Дейзи: Я посмотрела вдоль коридора и поняла, что это… Да, точно. В коридоре появилась Камилла с Джулией на руках.
Автор: Одну минутку…
Примечание автора. Несмотря на то что по договоренности со всеми я не участвовала в повествовании, здесь я приведу стенограмму одного разговора с Дейзи Джонс, поскольку я фактически единственный человек, способный подтвердить этот эпизод в истории ее жизни.
Дейзи: Да.
Автор: На вас было белое платье.
Дейзи: Да, верно.
Автор: И вы сидели в коридоре, потому что никак не могли открыть дверь.
Дейзи: Именно.
Автор: И моя мама…
Дейзи: Да, твоя мама открыла для меня дверь.
Автор: Я это помню. Я ведь была с ней. Я как раз проснулась, мне привиделся плохой сон.
Дейзи: Тебе было, кажется, где-то около пяти. Так что… у тебя довольно хорошая память.
Автор: На самом деле я уже полностью про это позабыла, но сейчас, когда вы заговорили, я сразу вспомнила, что тоже там присутствовала. Мама никогда об этом даже не упоминала. Странно, что она ни разу мне об этом не рассказывала.
Дейзи: Я всегда думала, что если бы понадобилось рассказывать эту историю, то Камилла сочла бы, что это должна делать именно я.
Автор: А, все ясно. Что же все-таки тогда произошло?
Дейзи: Твоя мама… То есть Камилла… Давай я по-прежнему буду называть всех по именам? Ты ведь с самого начала предупреждала, чтобы я всегда называла ее только по имени.
Автор: Да, давайте так и продолжим. Называйте меня Джулией, а мою маму – Камиллой. Так, как и делали раньше.
На этом фрагмент стенограммы заканчивается.
Дейзи: В коридоре появилась Камилла с Джулией на руках. И обратилась ко мне:
– Вам помочь?
Мне было непонятно, отчего она со мною столь любезна.
Я ответила «да», и она забрала у меня ключ и вскоре впустила меня в мой же номер. И сама прошла туда за мною следом. Она усадила Джулию на кровать и мне тоже велела сесть. И принесла мне стакан воды.
– Вы можете спокойно идти, – сказала я. – Со мной будет все нормально.
– Нет, не будет, – возразила она.
И я помню, что почувствовала тогда облегчение. От того, что она видит меня насквозь. И от того, что не собирается уходить.
Она села со мной рядом. И заговорила без обиняков. Она точно знала, что происходит. И точно знала, что именно хочет сказать мне. Я была… настолько выбита из колеи. Совершенно не могла собою управлять. А Камилла удивительно владела собой.
– Дейзи, он любит вас, – сказала она. – Вы сами знаете, что любит. И я знаю, что он вас любит. Однако он никогда не уйдет от меня.
Билли: – Знаете, – сказал я тому мужику, – иногда нужно немного развеяться.
– Какие вообще могут быть проблемы у такого парня, как вы? – удивился он.
Потом поинтересовался, насколько я богат, и я ему ответил как есть. Назвал ему лишь сумму чистого капитала на тот день.
– Вы меня извините, если я не стану слишком вам сочувствовать?
Я кивнул ему. Поскольку все понял. Я снова поднял со стойки стакан и поднес к губам.
Дейзи: – Необходимо, чтобы вы знали, – продолжала Камилла, – что я не собираюсь опускать руки и отказываться от него. И не допущу, чтобы он от меня ушел. Я помогу ему пройти через это. Так же, как помогла преодолеть все остальное. Мы с ним больше и сильнее всего этого. Мы больше и сильнее, чем вы.
Джулия между тем забралась на кровать, укрылась покрывалом, и я невольно бросила на нее взгляд.
– Я была бы рада, если бы Билли никого, кроме меня, не любил, – сказала Камилла. – Но знаете, что я для себя решила еще давным-давно? Я решила, что мне не нужна идеальная любовь, и мне не нужен идеальный муж, и идеальные дети, и вообще идеальная жизнь, и все в таком духе. Я хочу лишь своего. Я хочу своей любви, своего мужа, своих детей и своей жизни.
Я – не совершенство. И никогда не была и не стану совершенством. И ни от кого и ни от чего не ожидаю совершенства. Но знаете что? Чтобы быть сильным, вовсе не обязательно быть идеальным. А потому, ежели вы чего-то выжидаете, надеясь, что где-то что-то треснет и сломается, то я просто… Должна сказать, что это уж точно буду не я. И я не допущу, чтобы это был Билли. Из чего вытекает, что это будете вы сами.
Билли: Я попробовал ее на вкус. Даже не глотнул – просто попробовал. Чего мне стоило, чтобы не проглотить текилу залпом, не опрокинуть одним махом в горло! От нее пахло свободой и утешением. Так обычно оно и действует – когда ощущаешь прямо противоположное тому, что есть на самом деле. Впрочем, я даже обмяк, ощутив на кончике языка обещанное выпивкой облегчение.
Дейзи: Камилла поднялась, налила мне еще стакан воды и подала бумажный платок. И только тут до меня дошло, что я вовсю заливаюсь слезами.
– Дейзи, – продолжала она, – мы не очень хорошо знакомы, но я знаю, что у вас прекрасное сердце и что вы очень хороший человек. И знаю, что моя дочь мечтает вырасти и однажды стать такой же, как вы. А потому мне совсем не хочется причинять ва