В школе миссис Андервуд разрешила мне встать и рассказать классу, как мы с Майклом нашли мертвую женщину. Я отлично это исполнила, с жестикуляцией и всем прочим. После этого она разрешила классу задать вопросы. Слышали бы вы эти вопросы! Некоторые вообще не поверили, что мы нашли мертвую женщину. И разумеется, Кей Боб Бенсон вскочила и рассказала, как ее мама нашла ногу. Ну и что! А мы целое тело нашли! С шестиклассниками лучше не связываться.
На переменках я хожу через футбольное поле в старшую школу, и мальчик-десятиклассник по имени Марвин Трэшер каждый день дарит мне шоколадки «Маундс», а иногда «Элмонд джой». Еще я частенько беседую с учителями старших классов. И вообще пользуюсь повышенным вниманием как жертва, во-первых, пожара и, во-вторых, развалившейся семьи.
23 ноября 1952
Миссис Дот периодически заходит меня навещать, и, надо сказать, в последнее время ведет она себя странновато. Она теперь не снимая носит заколки с цветами «Клуба юных дебютанток» – розовые и цвета морской волны – и заставила меня сесть и выслушать лекцию по теме «Веселье и искусственный шелк», которую я уже слушала на собрании Юных дебютанток. Иногда она сюсюкает со мной, как с младенцем. Миссис Ромео говорит, что в ее колонке «Пара слов от Дот» за прошлую неделю не было ни капли здравого смысла.
В школе миссис Андервуд рассказала нам о девочке, которая заразилась бешенством и сошла с ума. Кормить ее приходится, подсовывая поднос под дверь. Когда кто-нибудь из ее домашних приближается, она кричит: «Не подходите, а то вдруг я вас укушу». Слышали бы вы, как весь класс просто грохнул, включая Майкла. Миссис Андервуд сказала, что в бешенстве нет ничего смешного. Эта девочка знала, что если она кого-нибудь укусит, то человек тоже заразится бешенством, и умерла, лишенная всякой ласки. Я так плакала, что миссис Андервуд пришлось отвести меня к школьной медсестре.
Когда я сидела в медпункте, туда вошла девочка из старшей школы и сказала:
– Ох, миссис Смит. Я ужасно себя чувствую. У меня месячные начались, и живот просто огнем горит.
Миссис Смит подошла к большой морозильной камере и достала ей кока-колу. Интересно, подумала я, а мне почему не дали кока-колу? Я рассказала Пэтси Руфь Коггинс, самой тупой девочке в мире, что знаю, как раздобыть бесплатную кока-колу. И на перемене мы пошли туда и я сказала:
– Ох, миссис Смит, у меня живот горит от чего-то ужасного, и у Пэтси Руфь тоже.
Она спросила:
– У вас сильные спазмы?
Я говорю:
– Нет, у нас месячные, вот я и подумала, может, мне нужна кока-кола, и Пэтси Руфь тоже хочет.
Пэтси Руфь сказала:
– Я бы предпочла «Доктор Пеппер», если у вас есть. Убила бы прямо! Разумеется, миссис Смит выдала нам по кока-коле и таблетке аспирина. Я сказала, что мне никакого аспирина не нужно, а тупица Пэтси Руфь слопала обе таблетки. Мы допили колу, поблагодарили и ушли.
Сегодня я туда вернулась. Миссис Смит спрашивает:
– У тебя что, месячные до сих пор не закончились?
Я ей:
– Нет, в том-то и дело, еще хуже стало. У меня живот такой горячий, что я его за версту обхожу, боюсь обжечься.
Но кока-колы она мне не дала. Поглядела в какие-то свои записи и сказала:
– Ты сейчас пойдешь к врачу. Это ненормально, у тебя месячные уже неделю длятся.
Я говорю:
– Слушайте, я ведь даже не в этой школе учусь. Просто мимо проезжала. Я живу в школьном автобусе и еду в Висконсин.
Это вранье ничего хорошего мне не дало, потому что у нее были записаны наши с миссис Андервуд имена с прошлого посещения. Меня же туда водили, когда я не могла перестать плакать. Она отвела меня назад в младшую школу и сказала миссис Андервуд, что у меня месячные длятся уже неделю, причем стало только хуже. Миссис Андервуд поглядела на меня с удивлением и спросила, правда ли это. Я сказала:
– Ну, я не уверена, неделю у меня это или нет, но живот у меня горячий.
У миссис Андервуд стало странное выражение лица. Она поблагодарила медсестру и сказала, что позаботится об этом.
Она велела всем погулять на перемене подольше, а меня завела в класс, усадила и спросила:
– Ты уверена, что у тебя месячные?
Я сказала – не уверена, но мне кажется, что да.
– А почему ты так думаешь?
Я сказала:
– Мне захотелось кока-колы.
Тогда она спросила, знаю ли я, что такое месячные. Я говорю: ну, смотря в каком смысле, наверно, имеется в виду период времени. Я еще знаю слова «годовой» и «квартальный». Она сказала:
– Дейзи Фэй Харпер, тебе мама не рассказывала, что такое месячные?
– Да вроде бы нет, иначе я бы помнила, – ответила я.
Попалась, как крыса в мышеловку! И на глазах у миссис Андервуд!
Она спросила:
– Знаешь, что такое тампаксы?
– Конечно, у мамы дома есть целая коробка.
Она спросила:
– Знаешь, для чего они?
– Конечно, – говорю. – Мама сказала, они для того, чтобы вытирать пыль в труднодоступных местах.
Миссис Андервуд откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и сказала:
– Видимо, мне придется рассказать тебе, что такое месячные.
И рассказала. Она мне все рассказала. Оказывается, это означает, что ты стала женщиной, и все такое. Мне хотелось провалиться на месте. Ничего кошмарнее в жизни не слыхала. Надеюсь, она ошибается и никаких месячных у меня не будет. Мне одиннадцать лет, и я еще слишком мала, чтобы слушать такие ужасы. Представляете, мама не знала, для чего нужны тампаксы, и вытирала ими пыль! Нет уж, пусть ей бабушка рассказывает, я лично не собираюсь заниматься маминым половым воспитанием. Мне такие разговоры не нравятся.
24 ноября 1952
У МЕНЯ СЕРЬЕЗНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ! Вчера в школе я сидела и слушала, как миссис Андервуд читает нам «Тайну свистящей волынки», глава 14, «Трудности на горе», и тут кто-то постучал в дверь класса. Миссис Андервуд прервала чтение на самом интересном месте и пошла посмотреть, кто там. Вернувшись, она сказала:
– Дейзи Фэй, к тебе приехали дядя и тетя. Они ждут в машине.
Я так обрадовалась! Ведь это, скорей всего, тетя Миньон и дядя Реймонд из Виргинии, и мама наверняка с ними. Они привезли ее домой – сюрприз!
Миссис Андервуд велела мне собрать вещи, она отпускает меня пораньше, только чтобы я не забыла сделать дома упражнения на странице 57 из учебника математики. Я собралась, выбежала и запрыгнула в машину. И знаете что? Это были вовсе не мои тетя Миньон и дядя Реймонд. Я этих людей никогда в жизни не видела. И сказала:
– Эй, по-моему, вы забрали не ту девочку.
Женщина сказала:
– Ты Дейзи Фэй Харпер, так ведь?
Я говорю: «Да», но они уже тронулись, увозя меня с собой. Я говорю:
– Подождите, я вас совсем не знаю.
Она спросила:
– Это ведь тебя назвали в честь вазы с маргаритками? Цветы стояли в палате твоей матери?
Я занервничала.
– Откуда вы знаете? – спрашиваю.
И тут вижу кольцо у нее на пальце и сразу понимаю, кто она такая, – Опал, сестра убитой женщины! И начинаю орать, что пусть сейчас же остановят машину и выпустят меня, а то полиции все расскажу. Я попыталась выскочить, но мужчина запер все двери.
Опал сказала:
– Не бойся. Мы тебе ничего дурного не сделаем. Мы просто хотим поговорить о моей сестре Руби.
Я спросила мужчину:
– А вы кто?
– Ее муж, – сказал он, кивая на Опал.
Опал спросила:
– Хочешь мороженого?
Идея мне показалась заманчивой, кроме того, я подумала, что если мы будем на людях, то я смогу убежать в случае чего. Но они привезли меня в придорожное автокафе, где можно есть, не вылезая из машины.
Когда подошла официантка, я заорала, что меня похитили, срочно вызывайте полицию. Она засмеялась, потому что знала меня. Однажды мы с Майклом сюда заходили. Я вошла с кастрюлей на голове и сказала ей, что я – Джонни Яблочное семечко[65]. Так что теперь она приняла все за очередную шутку, и я сдалась. Заказала свежевыжатый апельсиновый сок и банановый сплит. Но этим людям я ничего говорить не собиралась. Я пообещала маме Майкла, что в жизни не произнесу имен Клода Пистала и Руби Бейтс.
Опал сказала:
– Я хотела познакомиться с девочкой, о которой рассказывала моя сестра Руби. Ты ей очень понравилась, и мы надеемся, ты поможешь нам найти ее убийцу. Мы знаем, что это Клод Пистал, и приложили все силы, чтобы завести против него дело, но Клод лжет и говорит, что никогда не был знаком с Руби Бейтс. Руби мне все про него рассказала, и я предупредила ее: не порть свою репутацию, не гуляй с ним, но она только сказала – успокойся, единственный человек, кто видел нас вместе, это Дейзи, девочка, которая живет на берегу и которую назвали в честь вазы цветов. Так я тебя и нашла.
Ну, надеюсь, те, кто одарил меня сим идиотским именем, удовлетворены сполна! Придумали бы мне что-нибудь простенькое, к примеру Мэри, и ничего этого не было бы.
Затем заговорил мужчина, попросил меня подумать о четырех детках Руби, бедных сиротках. За дуру меня принимает. Я сказала:
– Мистер, я в шестом классе учусь и умею читать некрологи, никаких деток у нее не было, по крайней мере, до сих пор. (Ага, съел!) Лучше отвезите меня домой.
Он попробовал подкатиться с другой стороны:
– Разве тебе не горько, что убийца Руби бегает на свободе, когда ты можешь посадить его в тюрьму, где ему самое место? Как бы ты себя чувствовала, если бы речь шла о твоей маме, а кто-то знал убийцу и не помог тебе?
Он продолжал развивать тему мамы, но я только губы сжала и уставилась в окно. Да, чувствовала я себя неважнецки, но не настолько плохо, чтобы позволить себя убить в случае, если Клода вовремя не арестуют.
Опал принялась плакать:
– Пожалуйста, Дейзи, помоги. Ты единственная можешь мне помочь.
Потом ее муж завел все по новой:
– Дейзи, подумай сама. Если мы с Опал выяснили, что ты видела Клода и Руби вместе, неужели ты думаешь, что Клод в конце концов об этом не вспомнит? Представь, что он с тобой тогда сделает.