Декабрь-91 год. Моя позиция — страница 50 из 58

Исходя из указанного теоретического подхода, представляется, что сохранение на месте СССР обновленного союзного государства было делом весьма трудным, но возможным. Инерция многих десятилетий и даже веков совместной истории – единой экономики, национального смешивания, общей социальной и культурной жизни – была еще очень велика.

Первый удар по этому единству нанес путч 19–21 августа, имевший целью силовым путем остановить объективные процессы общественного обновления сначала в Москве, а затем по всей стране. Попытка военного переворота провалилась, но в то же время резко ослабила дееспособность и престиж союзного центра. Усилилось стремление республик отдалиться от него и самостоятельно позаботиться о своем суверенитете.

Но и после путча еще оставался шанс спасти союзное государство. На внеочередном Съезде народных депутатов СССР в начале сентября было приято Заявление Президента СССР и высших руководителей союзных республик, в котором была выражена идея Договора о Союзе Суверенных Государств (ССГ), причем каждая из республик должна была сама определить формат своего участия в Союзе. Сразу после этого в Госсовете началась разработка новой редакции проекта Союзного договора, Экономического договора, подготовленного комиссией Григория Явлинского, готовилась реорганизация и кадровое обновление министерств и ведомств. Предполагалось, что на месте СССР будет построено конфедеративное демократическое союзное государство, которое будет иметь общий рынок, валютный и банковский союз, единую энергетику, космическую деятельность, транспорт и связь. Не менее важно, что предусматривалось подписать договор об обороне и коллективной безопасности, сохранить единую централизованно управляемую армию, прежде всего на уровне стратегических ядерных сил.

Тем временем ситуация ощутимо менялась, Борис Ельцин стал явно тормозить процесс, видимо, из опасений, что по проекту Договора о ССГ союзный центр получил бы значительные полномочия как объединительное ядро союзного государства. Но самое главное – в самой России фактически возникло двоевластие в лице прежнего советского и нового российского центров государственного управления. А Ельцину и его соратникам не терпелось въехать в Кремль и взять в свои руки всю полноту власти и преобладающую часть материального наследства СССР на территории Российской Федерации. Для этого им надо было отделаться от Горбачева заодно с Советским Союзом и любыми новыми моделями союзного государства. Что, как известно, и было сделано в Беловежской Пуще 8 декабря 1991 г.

Так, в угоду личным и групповым интересам новой российской власти были принесены в жертву великие ценности государственного устройства, экономики, социального благополучия, национальных отношений, внешней политики и безопасности страны. Впрочем, это было отнюдь не ново. Наоборот, нет ничего более типичного для политических шагов авторитарного государства, в том числе Российской империи/СССР/Российской Федерации, до и после Беловежской Пущи, где лихим ударом был разрублен колоссальный гордиев узел государственных и общественных проблем.

Поскольку история, как известно, не знает сослагательного наклонения, нам не дано узнать, как сложилась бы судьба одной шестой части планеты, если бы горбачевский проект был реализован. Его успех был отнюдь не гарантирован. Конфедерация – неустойчивая форма государственного устройства (ныне к ней с оговорками можно отнести только Швейцарию). А со строительством демократии ситуация в постсоветских республиках сложилась тем более неоднозначная. Но даже если бы постепенно центробежные силы повлекли за собой размывание ССГ, сохранение хотя бы на несколько лет общего центра и внутрисоюзных связей помогло бы сгладить остроту противоречий между республиками и внутри них.

Во-первых, это относится к рыночным экономическим реформам. План Явлинского был рассчитан на поддержание в ССГ общего рынка, валютного и банковского союза, сохранение сложившихся в СССР производственных цепочек, предотвращение обвального экономического кризиса.

О последствиях ликвидации Союза Горбачев провидчески говорил в 1991 г.: «Разрыв нанес бы окончательный разрушительный удар по производительным силам, настолько тесно завязанным в общий комплекс, что даже нынешнее, пока еще относительное отдаление республик друг от друга резко осложнило экономическое положение каждой из них и еще более ухудшило повседневную жизнь людей… Он отбросит – и это надо хорошо видеть – все суверенные государства назад в смысле развития науки, технологии, культуры, которые по природе своей, а в наше время особенно, нуждаются в постоянном, органичном взаимодействии и взаимообогащении не только в бывших союзных рамках, но и в мировом масштабе. Престижу и потенциалу нашей науки и культуры в ее многонациональном синтезе будет нанесен непоправимый ущерб».

Пришедшие к власти вместе с Ельциным в 1991–1992 гг. реформаторы решили создать рыночную экономику в одной отдельно взятой стране – как можно быстрее и любой ценой, надеясь, что «невидимая рука рынка» все как-то утрясет. Отсюда «шоковая терапия» разового отпуска цен и «грабительская приватизация», которые привели к стремительному обнищанию большинства населения, вызвали взрыв общественного возмущения, кровавый кризис в Москве в октябре 1993 г. и принесли оглушительную победу коммунистам и националистам на выборах в Думу в декабре 1993 г.

Сделав в 1993 г. большой шаг вперед в создании демократического государства, реформаторы того времени подстраховались и заложили в Конституцию 1993 г. мощный авторитарный механизм, поставив институт президентства над системой разделения властей, лишив законодательную власть контрольных функций и выведя органы выборов и судебную систему из-под юрисдикции парламента. Таким образом, государственная система была во многом создана под конкретных людей (Бориса Ельцина и его окружения) и под конъюнктурные задачи проведения любой ценой жестокой экономической реформы.

Но под влиянием огромной власти и богатства государство быстро трансформировалось. Из проводника реформы и демократии оно стало защитником интересов новой постсоветской номенклатуры – за счет и в ущерб реформе и демократии. Избавленное от контроля общества государство погрязло в коррупции и тесно переплелось с криминальным миром. В России образовался вполне соответствующий ленинской теории неэффективный паразитический и технологически загнивающий государственно-монополистический капитализм, полностью зависящий от зарубежных инвестиций и технологий.

Еще одна ошибка состояла в наивной вере реформаторов в то, что Запад, и прежде всего США, помогут России в ее экономических и политических реформах. За это Москва в 1990-х годах фактически встала в фарватер американского курса в международных делах. Однако надежда себя не оправдала. Крупные займы и гуманитарная помощь из-за рубежа были в значительной части разворованы чиновниками, а в остальном пошли на реализацию неправильных финансово-экономических реформ и, в лучшем случае, лишь смягчили их разрушительный эффект. Однако издержки реформ стали в сознании общества ассоциироваться с глубоким вовлечением зарубежных правительств и бизнеса в жизнь страны, что посеяло семена глубокого недоверия к Западу, которые дали пышные всходы два-три десятилетия спустя.

Во-вторых, пагубным следствием топорного разрушения СССР стало обострение национальных конфликтов между республиками и внутри них. Общеизвестно, что при советской власти межреспубликанские границы проводились произвольно, исходя из административно-экономических и политических соображений, без учета этнических связей. Это наложилось на массовые потоки миграции населения между республиками в советские годы под воздействием войн, репрессий и хозяйственных планов. Горбачев в своей книге констатировал ситуацию на 1991 г.: «Семьдесят пять миллионов людей живут за пределами своей “малой Родины”. Что же – все они становятся гражданами второго сорта? И пусть нас не убаюкивают, что все будет гарантировано в двусторонних договорах, которые подписывают республики. Не верю, что это решит проблему».

И правильно, что не верил. Первые грозовые раскаты грядущей бури к тому моменту уже имели место в Вильнюсе, Риге, Тбилиси, Фергане, Душанбе, Сумгаите, Баку. Затем разгорелись кровавые постсоветские конфликты (в Таджикистане, Азербайджане, Грузии, Молдавии, две кампании в Чечне), которые в 1990-е годы унесли около 270 тыс. жизней военнослужащих и мирных граждан. А потери в результате российской специальной военной операции в Украине в 2022 г. еще предстоит подсчитать. В свете последующей истории пророческим выглядит еще одно предупреждение Горбачева в 1991 г.: «На фоне той катастрофы, которая у нас может произойти, блекнет даже трагедия Югославии, которая обернулась многочисленными смертями, разрушением многих ценностей, миллиардными потерями».

Даже если эти конфликты зачастую уходят корнями вглубь истории Советской и царской Российской империй, они были усугублены поспешностью роспуска СССР. Ему не предшествовали переговоры о постимперском устройстве, которые могли вестись в рамках ССГ: о границах, гражданских правах диаспор, статусе языка, компенсации переселенцам, пользовании единой общесоюзной ресурсной базой (например, пресной водой), экономической и транспортной инфраструктурой и пр.

Во многих республиках, ставших вдруг независимыми государствами, произошел взрыв национализма, обращенный зачастую против русской диаспоры и других национальных меньшинств. И неслучайно: прошлые обиды – это самый примитивный и понятный для большинства простого народа козырь в политической борьбе за власть. Реакцией стали всплеск национализма национальных меньшинств и начало их борьбы за независимость (Абхазия, Южная Осетия) или за воссоединение с исторической родиной (Приднестровье, Карабах, позднее Крым, Донбасс).

Со стороны России ответом была кампания защиты соотечественников, которая вскоре стала мотивом поддержки сепаратизма и ирредентизма в бывших союзных республиках