— Итак, просветите нас, господа, куда мы направимся теперь? — спросил моряков Барятинский.
— Да, это интересный вопрос, — поддержали его остальные.
— Мы не можем проплыть половину земного шара на этом суденышке, — выступил вперед Чижов. — Но ближайший открытый для европейских судов порт — это Кантон, или, как китайцы его зовут, — Гуанчжоу, в Южном Китае, до которого предстоит проплыть расстояние в полторы тысячи морских миль. Туда мы и должны держать путь, если не хотим кончить жизнь на самурайских мечах или быть выданными манчжурами на смерть в Россию. Оттуда мы постараемся устроиться на корабль, идущий в Европу.
— Господин Ломоносов! — поднял голос тут один из тех, кто прибился в Албазине. — Дак говорили ж, что на остров Сахалин хотим идти? Так вон ен, который день на виду!
— То был обман, дабы запутать возможных шпионов, — отвечал Ломоносов. — Ежели при Петре Первом казаки даурского полка мечтали, взбунтовавшись, перебить на Сахалине местных жителей и поселиться самим, то их ведь была почти тысяча. А нас, в столь малом числе, самих постигнет, печальная участь… Да, пожалуй, и экспедицию за нами вышлют, столь мы насолили. Впрочем, кто хочет, могу высадить: пробуйте судьбу…
Добровольцев не нашлось.
…На просторах Японского моря, благодаря хорошей погоде, им удалось держать приличную скорость в шесть-семь узлов. На этой скорости они и вошли дней через пять в Корейский пролив. Здесь их немножко поболтало, помочило дождем, но, в общем, суденышко проявило себя с лучшей стороны. К счастью, более или менее попутный ветер не утихал, и относительную узость Цусимы они прошли без трудностей, несмотря встречное теплое течение.
У корейских берегов немного пополнили припасы и успели отчалить до приезда недружелюбных чиновников. И вот раскрылись просторы Восточно-Китайского моря — Дунхай, как зовут его жители Поднебесной. Две тысячи верст еще предстояло им пройти до Гуанчжоу. Чижов уклонился на запад, к побережью Китая, чтобы миновать постоянное теплое течение, струящееся на север вдоль архипелага японских островов Рюкю.
Между тем наступила середина лета, и чем дальше продвигались они на юг, тем жарче было на палубе. Для тени натянули навес из мешковины. Но людям приходилось тяжко. Ходили в исподнем, раздевшись до пояса, а больше лежали, обливаясь водой. Чижов и Ломоносов время от времени устраивали авралы, чтобы люди совсем не расслаблялись.
Шли большей частью бакштаг, иногда галфвинд. Среднюю скорость по-прежнему удавалось держать шесть-семь узлов. Днем иногда любовались игрой дельфинов, невесть зачем плывущих за судами. Иногда тревогу вызывали явившиеся плавники акул. Порой слышался неприятный звук, скрежет, с которым жесткая шкура хищника терлась о борт.
Как-то заговорили о пиратах.
— Говорят, у китайских разбойников целые эскадры на юге! — сказал Оболенский, заросший бородой не хуже Пугачева. — Как бы нам к ним не угодить…
— Так было лет пятнадцать — двадцать тому назад, — ответил Чижов. — У пиратов было нсколько эскадр джонок, о чем упоминал еще Юрий Лисянский, командир шлюпа «Нева». Была знаменитая пиратская Черная вдова Чжэн, у которой под командой находилось несколько эскадр… Однако это было в эпоху смут, затронувшую, увы, не только Европу. В Китае после смерти престарелого императора против манчжур поднялось восстание, организованное тайным обществом «Белого Лотоса». Оно захватило запад Китая и продолжалось лет десять, еще и в начале нашего века. До приморских ли дел было императору?
Чижов слегка задумался, потом добавил:
— Может быть, развитие пиратства было связано с нарушением торговли с Европой в эпоху войны с Наполеоном, когда резко упали заработки местных жителей. Или с происками англичан, которые хотели выбить из манчжур уступки и тайно поощряли пиратов, наносивших правительству немалый ущерб. К тому же не случайно, что на британские суда китайские пираты не нападали — на суда пиринейских наций, на голландцев, подчинившихся Бонапарту, на враждебных тогда североамериканцев — но не на самих англичан. Это был способ вредить европейским врагам. С пиратами манчжуры в основном покончили ко времени последней войны. Возможно, что к тому времени и для британцев вопрос потерял значение: их морская торговля уже расширилась в ущерб другим нациям, а свои военные силы они стянули в Европу для решающей битвы…
— Ну, обнадежили, даст бог, пиратские джонки нам не встренутся… — заметил Оболенский.
На следующий день малейшее движение ветра прекратилось. Паруса обвисли, и судно заштилело. Ветра не было день, и другой и они словно застыли в неподвижности посреди Восточно-Китайского моря. Смола плавилась в пазах, стали портиться продукты. Чижов побеседовал с Арбузовым, имевшим опыт кругосветного плавания, и затем тайком, чтобы не пугать других, поделился своими опасениями с Ломоносовым:
— Меня беспокоит, как в дальнейшем поведет себя судно в теплых водах. Лишенное металлической обшивки, некрашеное, оно быстро станет жертвой сверлящих моллюсков. Если мы заштилеем тут на несколько недель…
— Надеюсь, за ближайшие две-три недели мы все же дойдем до нашей точки назначения, — ответил Ломоносов. — И за это время черви не наделают нам течей. А иначе мы от жажды и голода отдадим концы, как любят выражаться моряки…
Ждать исчезнувшего ветра в духоте и жаре было тяжело. Сухопутные люди почувствовали себя брошенными среди моря. Тут показал себя разбойник Орлов.
— Эй, братцы, нас сюда на погибель завезли! — вскочил он вдруг на юте с красными глазами. — Вставайте, нас обманули! Бей!
Его сподвижники зашевелились. К атаману кинулся Барятинский, попытался его схватить, но сильный Орлов вывернулся и отшвырнул князя к мачте. Тут подоспел с бака Ломоносов. Орлов выхватил нож и сделал выпад. Ломоносов ударил его по руке, так что нож вылетел, коротко двинул в челюсть и, подхватив под бедро, выкинул за борт. Разбойник упал в море с тяжелым плеском. Тут же послышался вопль о помощи: сибирские реки слишком холодны, чтобы учиться плавать.
— Поднимите его на борт! Думаю, он охладился, — сказал Петр морякам спокойно.
Действительно, купание в теплой морской воде, поблизости от акул, оказало на беглого атамана чудесное целебное воздействие.
Ночью духота, казалось, превзошла все прежние пределы. У многих людей болела голова, и они не могли спать. Наутро всех разбудил дождь. И через секунду сплошной стеной воды обрушился ливень. На палубу тут же выставили опустевшие бочки и тазы, а когда они наполнились доверху, принялись сгонять залившую палубу воду через шпигаты. Трюм залило, несмотря на то что его закрыли парусиной, и пришлось вычерпывать воду под дождем — сизифов труд, но необходимый, чтобы не осесть ниже ватерлинии. Затем спустя какое-то время дождь стих, но зато разыгрался ветер. Он все усиливался, и вскоре поднялись волны высотой в две сажени, а то и в три, и кораблик, набитый людьми, превратился в игрушку. К счастью, все паруса были убраны. Волны походили на горы из зеленого стекла. Большинство людей спрятались в трюм, чтобы смыло с палубы. Те, кто остался наверху, привязались к мачтам или другому вертикально стоящему рангоуту. Море ревело весь день и всю ночь до утра. Одна большая волна, или одна скала, могла стать причиной их гибели. Ветром обломало стеньгу на грот-мачте. К счастью, тропический тайфун, или то, что это было, задело их лишь самым краем. Примерно через сутки волны улеглись, по морю гуляла зыбь. Судно скрипело, расшатанное давешним штормом, ветер ровно дул в распущенные паруса. Принялись за исправление произведенных бурей разрушений. Увы, одним материальным ущербом дело не обошлось.
— Ивана Яковлева смыло волнами, он был впередсмотрящим на юте, — доложил Чижов Ломоносову. — Хороший был матрос. А судно наше, боюсь, не то что более сильной бури, а и еще одной такой же не выдержит. В трюме появилась течь: течет из пазов, законопатить сложно. А сейчас как раз начало сезона муссонов в здешнем море… Часть пороха подмокла, надо сушить.
— Все это печально, — вздохнул Ломоносов, весь шторм пробывший наверху вместе с моряками и видевший буйство стихий своими глазами. — Но иначе, как идти вперед, выхода у нас нет.
Глава 62Гуаньчжоу
Шторм довольно сильно снес судно к западу, компенсировав штилевую стоянку. Чижов теперь вел его в Тайваньский пролив. Иногда судно поднималось на волну, и они видели вдалеке берег материкового Китая. Он был весь изрезан мысами и бухточками, и вдоль него располагалось довольно много прибрежных городов. Однако мореплаватели старались держаться от берега подальше. Тем более что у здешнего побережья, а еще более в Тайваньском проливе, куда они вошли, приливы были очень сильны и легко могли увлечь судно и разбить его о прибрежные скалы.
Впрочем, пролив между островом Тайвань, или Формоза (португальское название), и материком был шириной в сотню морских миль, так что у капитана оставалось достаточно места для маневра. Попадавшиеся гористые островки были снизу доверху покрыты тропической зеленью.
У Чижова и остальных вызывало досаду сезонное встречное течение, замедлявшее ход. В проливе часто встречались рыбачьи или купеческие корабли-джонки с реечными парусами, идущие им навстречу. Вот впереди показалась очередная джонка — довольно крупная, двухмачтовая — повидимому, торговая. У Чижова возникла мысль прикупить у китайцев провизии, потому что они уже с неделю как перешли на половинный рацион, несмотря на то что путешественники наловчились ловить рыбу на самодельные удочки. Они посигналили на джонку и начали сближение. Волнение было самым небольшим. Внезапно, когда суда были уже в десятке саженей друг от друга, на нависающий над русским судном борт джонки вскочило несколько китайских матросов: в руках у них были горшки, истекавшие белым дымом. Похоже, они собирались метнуть их на русское судно!
Ломоносов после стычки с Орловым стал всегда носить за поясом заряженные пистолеты. Когда он увидел подобный беспорядок, грозящий судну неведомой опасностью, то выхватил их и двумя меткими выстрелами сбил с борта джонки двух китайцев. Третий струсил, и его горшок разбился о русский борт, а содержимое его смыло водой. Один из горшков, которые собирались бросить китайцы, разбился у них у самих на палубе, и оттуда повалил белый дым. По-видимому, это было что-то очень неприятное для обоняния, потому что с джонки тут же раздались истошные вопли.