Литературные интересы С. И. Муравьева-Апостола, его контакты с К. Н. Батюшковым и В. В. Капнистом проанализировал В. Н. Орлов. Жизнь и творчество К. Ф. Рылеева рассматривались в трудах российских литературоведов Б. В. Неймана и К. В. Пигарева, их украинских коллег С. Жука и В. И. Маслова.
Творческую историю поэмы К. Ф. Рылеева «Войнаровский» проследил Ю. Г. Оксман, значительно дополнив известный тогда текст произведения на основе обнаруженных в архиве Е. И. Якушкина фрагментов, которые шире освещали противостояние И. Мазепы и В. Кочубея[1464].
Желая создать целостную картину оппозиционного движения первой половины 1820-х гг., советские историки и литературоведы пытались привязать к декабристам их известных современников, вследствие чего появлялись надуманные темы. Так, В. А. Парсиева написала статью «Гоголь и декабристы», хотя известно, что публичных высказываний о декабристах писатель не оставил. Но это не помешало исследовательнице на основании косвенных свидетельств, а часто и на основании домыслов, заявить, что декабристы имели связи с Н. В. Гоголем и сыграли определенную роль в его политическом и литературном становлении. Серьезная аргументация в статье отсутствует. Например, В. А. Парсиева писала о посещениях С. И. и М. И. Муравьевыми-Апостолами, М. П. Бестужевым-Рюминым, П. И. Пестелем, М. С. Луниным и Н. И. Лорером усадеб В. В. Капниста и Д. П. Трощинского, а потом выдвинула ничем не подтвержденную гипотезу: «Не исключена возможность, что со всеми этими людьми в Обуховке и Кибинцах встречался в 1823–1825 гг. и молодой Гоголь»[1465]. Другим «доказательством» того, что Н. В. Гоголь симпатизировал декабристам, автор считает эпитет «проклятый», которым писатель называл Л. О. Рота – одного из руководителей подавления восстания Черниговского полка[1466]. Эта статья является типичной для послевоенного времени. По аналогичной схеме ученые изобретали творческие связи декабристов с передовыми деятелями русской культуры. Такими методами наводился глянец на первый этап освободительного движения.
Существенными недостатками работ о декабристах конца 1930-х – начала 1950-х гг. были идеологическая ангажированность, монополия ленинско-сталинского подхода к проблеме, стремление исследовать только революционные и материалистические взгляды декабристов, умаление роли западноевропейских факторов в формировании мировоззрения декабристов, которые героизировались, объявлялись самыми передовыми деятелями Европы.
Революционная концепция декабризма сводилась к его оценке как чисто российского явления, порожденного протестом передовой части нобилитета против крепостного положения большинства населения и самодержавной власти. По мнению сторонников этой концепции, декабристы хотели осуществить революционным путем военный переворот для народа, но без участия народа, ввести буржуазно-демократические свободы. Считалось, что восстание было наперед обречено на поражение, но оказало колоссальное влияние на дальнейшую революционную борьбу, которую увенчал приход к власти большевиков. Советская историография рассматривала выступление декабристов как органический элемент смены общественно-политических формаций – перехода от феодализма к капитализму. Этих постулатов должны были придерживаться все декабристоведы, что, безусловно, сужало горизонты творческого поиска.
Выполнял ли К. Ф. Рылеев поручения князя А. Н. Голицына и намеревался ли он вывезти императорскую фамилию в Форт-Росс в Калифорнии? (по поводу книги А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской «Правитель дел»)
А. Б. Шешин
В 2010 г. была издана книга А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской «Правитель дел», посвященная поэту, декабристу и правителю канцелярии Российско-американской компании К. Ф. Рылееву[1467]. Книга не является ни полной биографией поэта, ни исследованием о Рылееве-декабристе. Она включает лишь некоторые материалы о Рылееве, его окружении и его эпохе. Это признали и авторы, объявив во «Введении», что их цель – «заострить внимание на некоторых спорных моментах биографии Рылеева, ввести в оборот новые источники» и что «написание полной и обстоятельной биографии Рылеева – дело будущего» (13).
Книга состоит из «Введения», четырех частей и документальных приложений. Первая часть имеет название «Семейная история Рылеева», вторая – «Поэт и министр», третья – «Петр Ракитин – псевдоним Рылеева», четвертая – «Российско-американская компания в конспиративных планах К. Ф. Рылеева». Кроме книги авторы издали на те же темы две статьи. В 2009 г. А. Г. Готовцева опубликовала в журнале «Россия XXI» статью «Российско-американская компания в планах декабристов. К биографии К. Ф. Рылеева»[1468]. В 2010 г. А. Г. Готовцева и О. И. Киянская поместили в периодическом сборнике «14 декабря 1825 года» статью «Князь А. Н. Голицын и К. Ф. Рылеев»[1469]. Вторая статья, изданная уже после выхода книги, дополнила ее вторую часть. Статья А. Г. Готовцевой по своему составу полностью совпадала с четвертой частью книги, отличаясь от нее только отсутствием некоторых подробностей. Таким образом, если конкретное авторство остальных частей и глав остается загадкой для читателя, о четвертой части можно определенно сказать, что она написана исключительно А. Г. Готовцевой.
При ознакомлении с книгой и названными статьями А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской прежде всего поражает обилие новых архивных документов, использованных авторами. Особенно удивляет, что новые документы привлечены для изучения такой известной темы, как биография Рылеева, все источники для изучения которой, казалось бы, уже давно выявлены и использованы. В результате авторы смогли уточнить некоторые факты биографии декабриста. В то же время в книге имеются ошибки, вызванные тем, что авторы обратились к архивным документам, недостаточно ознакомившись с изданными источниками и литературой. Наконец, авторы высказали немало необоснованных предположений, с которыми нельзя согласиться.
Рассуждения А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской по наиболее важным вопросам, затронутым в книге и в статьях, строились по одному принципу. Авторы называли какие-либо факты удивительными и необъяснимыми, объявляли, что только они могут все объяснить, а затем излагали свои версии, как правило, не только необоснованные, но и неправдоподобные.
В действительности в фактах, о которых писали А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, не было ничего необычного, и они не требовали особых новых, а тем более надуманных и бездоказательных объяснений. К сожалению, чтобы подтвердить свои версии, авторы иногда искажали содержание документов.
Во «Введении» А. Г. Готовцева и О. И. Киянская объявили, что все имеющиеся биографии Рылеева «насквозь легендарны» (6), что «в наших представлениях о жизни и творчестве Рылеева» имеются «лакуны» (8), что его «биография изобилует странностями и несообразностями» (8). При воссоздании любого исторического события неизбежны «лакуны», вызванные недостатком источников. Но представления авторов о легендарности биографии Рылеева и странностях в ней явно преувеличены.
Авторам показалось странным даже то, что Рылеев был поставлен «вне разрядов» и казнен. «Исследователи, изучавшие и изучающие биографию Рылеева, – писала А. Г. Готовцева, – не дают ответа на главный вопрос, за что же он все-таки был повешен? Согласно приговору, вина Рылеева состояла, в частности, в том, что он “усилил деятельность Северного общества, управлял оным, приуготовлял способы к бунту… приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных”»[1470]. Так же авторы процитировали обвинение и в книге (12).
В действительности в приговоре о вине Рылеева говорилось также: «По собственному его признанию, умышлял на цареубийство, назначал к свершению оного лица, умышлял на лишение свободы, на изгнание и на истребление императорской фамилии, приуготовлял к тому средства», «заставлял сочинять Манифест[1471] о разрушении правительства»[1472].
Все эти признания Рылеева, ставшие основой для его обвинения и казни, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская утаили от читателей, чтобы иметь возможность заявить, будто до сих пор остается неясным, за что он был повешен.
Как известно, при определении «разрядов» государственных преступников главной виной считался «умысел на цареубийство». Впрочем, по всем трем «пунктам», на которые судьи разделили преступления декабристов («умысел на цареубийство», «учреждение и управление тайных обществ» и «личное действие в мятеже»[1473]), Рылеев оказался наиболее виновным, во‑первых, как неоднократно обсуждавший планы цареубийства, вывоза и истребления императорской фамилии и пытавшийся 14 декабря организовать убийство Николая I, во‑вторых, как руководитель Северного общества в тот период, когда оно готовилось к восстанию, в‑третьих, как организатор восстания[1474]. Поэтому отнесение его к высшему разряду и присуждение к смертной казни было совершенно понятным и законным.
Продолжая удивляться, «за что же все-таки был повешен» Рылеев, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская писали: «Конечно, он, как и другие участники тайных организаций, обсуждал вопросы цареубийства – но убежденным цареубийцей никогда не был» (12). Такое рассуждение, разумеется, нельзя воспринимать серьезно. Если судьи знали, например, что Рылеев поручал Каховскому 14 декабря убить Николая I, уже не имело значения, был ли он «убежденным цареубийцей».