Непонятно также, как можно считать вопрос о том, за что повесили декабриста, даже если бы в нем и имелись некоторые неясности, «самым главным вопросом рылеевской биографии» (12). Главными вопросами были и остаются формирование личности Рылеева, его поэтическое творчество и деятельность как руководителя Северного общества и организатора восстания 14 декабря. Несмотря на полную ясность в вопросе об осуждении декабриста, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская всё же настаивали, будто были «особые причины для того, чтобы поставить Рылеева “вне разрядов”», но «причины этого скрыты – как от глаз современников, так и от внимательного взора позднейших исследователей» (12–13).
«Неясно, – продолжали рассуждать А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, – каким образом мог “приуготовлять главные средства” к военному перевороту человек сугубо штатский, поэт и издатель. Непонятно, как ему удавалось “управлять” тайным обществом, состоявшим почти сплошь из военных, почему офицеры-заговорщики столь быстро признали в штатском литераторе своего безусловного лидера» (12). Однако Рылеева нельзя считать «сугубо штатским». Он окончил кадетский корпус, имел чин отставного подпоручика и, в отличие от более молодых и состоящих на службе офицеров, был участником двух заграничных походов 1814 и 1815 гг., так что в военных делах сколько-то разбирался. А главное, в тайных обществах важны не чины, а личные качества человека. Рылеев был известным поэтом и издателем, имел большой организаторский талант, увлекал пылкостью речей и убежденностью, доходящей до фанатизма[1475].
«Буквально за несколько месяцев, прошедших с момента вступления в заговор, – писали далее А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, – Рылееву удалось сплотить вокруг себя разрозненных участников давно развалившихся тайных организаций, принять в свою “отрасль” гвардейскую молодежь, начать подготовку реального восстания с целью захвата власти» (12). В действительности члены «давно развалившихся тайных организаций» уже никогда больше не «сплотились», а навсегда отошли от движения. Существовавшие с 1821 г. отдельно друг от друга «отрасли» Н. И. Тургенева и Н. М. Муравьева соединились, окончательно оформив образование Северного общества, на совещании в доме Пущиных в октябре 1823 г. Рылеев в этом совещании не участвовал и не имел никакого отношения к объединению двух «отраслей». Главным делом Рылеева стало создание собственной «отрасли» из молодых офицеров, готовых на решительные действия и до этого в тайные общества (не считая масонских) не входивших. Такие офицеры с момента приема воспринимали Рылеева как своего начальника по обществу, чем тоже в значительной мере определялся авторитет Рылеева, так удивлявший А. Г. Готовцеву и О. И. Киянскую. Однако прием «гвардейской молодежи» и подготовка восстания происходили уже в основном в 1825 г. Таким образом, никакого чуда «за несколько месяцев» Рылеев не совершил, события развивались медленно и постепенно в течение более двух лет.
Настаивая на легендарном характере всех имеющихся биографий Рылеева, авторы, в частности, отрицали предчувствие Рылеевым своей гибели (6–8). Однако это предчувствие отразилось в его письмах и стихах и в воспоминаниях современников.
С раннего возраста, еще до того, как он начал писать вольнолюбивые стихи, Рылеев был настроен на борьбу, на подвиг и на гибель в борьбе. Уже в 1812 г. в письме к отцу он рассуждал о том, какой жизненный путь изберет: «Иди смело, презирай все несчастья, все бедствия, и если оные постигнут тебя, переноси их с истинною твердостью, и ты будешь героем, получишь мученический венец и вознесешься превыше человеков»[1476].
Рылеева с детства угнетала мысль о бедности его семьи, а требование княгини В. В. Голицыной заплатить долги его отца заставили прапорщика возненавидеть «вельмож». «О вельможи! О богачи! – восклицал он по этому поводу в 1815 г. в письме к матери. – Неужели сердца ваши нечеловеческие? Неужели они ничего не чувствуют, отнимая последнее у страждущего?» Там же будущий декабрист «удивлялся бесчувственности человечества к страданиям себе подобных»[1477].
После ознакомления Рылеева с жизнью в европейских государствах во время походов 1814 и 1815 гг. «зародилась в нем мысль, что в России все дурно» и «необходимо изменить все законы» и ввести конституцию[1478]. Ко времени отставки Рылеев «помешан был на равенстве и свободомыслии». В беседах с сослуживцами он призывал «не подчиняться никому, стремиться к равенству», намекал на свои особые занятия и планы. В ответ на предостережения офицеров о возможной опасности его намерений прапорщик повторял: «Для меня решительно все равно, какою бы смертью ни умереть, хотя бы быть повешенным, но знаю и твердо убежден, что имя мое займет в истории несколько страниц». Автор воспоминаний был изумлен, что Рылеев, «чтобы передать имя свое потомству, заранее обрек себя на все смерти»[1479]. И позднее современники отмечали стремление Рылеева «лить кровь свою за свободу отечества… для приобретения законных прав угнетенному человечеству» и его надежду попасть в историю вместе с «великими людьми, погибшими за человечество»[1480], «заслужить статью в газетах, а потом и в истории»[1481].
Главным качеством Рылеева, кроме поэтического таланта, было стремление к свободе и к славе, за которые он был готов пожертвовать жизнью. Вряд ли можно согласиться с А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, которые предположили, что Рылеева вдохновил пример его родственника-генерала (44–45). Хотя будущий декабрист и тяготился бедностью, он мечтал не о высоких чинах и богатстве, а о славе поэта и революционера-преобразователя.
В первой части «Семейная история Рылеева» А. Г. Готовцева и О. И. Киянская привели много новых, основанных на архивных документах сведений о декабристе и его родственниках. В частности, они установили точную дату поступления Рылеева в Кадетский корпус – 18 апреля 1800 г. (33). Авторы убедительно доказали, что «благодетель» семейства Рылеевых генерал-лейтенант П. Ф. Малютин, которого обычно считали дальним (и притом неизвестно каким) родственником Рылеевых, был братом декабриста по отцу, незаконным сыном его отца. А. Г. Готовцева и О. И. Киянская подробно рассказали о высоком положении, которое Малютин занимал уже при Павле I, о его богатстве и «гуляниях», известных всему Петербургу (34–41). Авторы посвятили особые главы первой части жене Рылеева Наталье Михайловне Тевяшовой (59–71) и его побочной сестре Анне Федоровне Крыловой (72–84). Можно считать сколько-то обоснованным предположение А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской о любовной связи Рылеева с вдовой П. Ф. Малютина, умершего в 1820 г. (47–52). А вот предположение, будто сам П. Ф. Малютин был любовником матери Рылеева (42–43), осталось недоказанным. Интересны сведения о денежных махинациях Рылеева, который дважды закладывал свое поместье, а главное, став опекуном детей П. Ф. Малютина (вместе с вдовой генерала), присвоил половину принадлежавших им денег (52–58).
А. Г. Готовцева и О. И. Киянская выяснили, что жена генерала, Е. И. Малютина, была дочерью «биржевого маклера» Г. Израеля и уже после смерти мужа получила в наследство от отца дом в Васильевской части Петербурга. Авторы указали, что дом Малютиной, в котором в начале 1820-х гг. часто бывал Рылеев, располагался «по 15 линии и Большому проспекту» (48–49), но не довели дело до конца. Для того чтобы установить точный адрес дома, следовало выяснить, на каком из двух углов Большого проспекта и 15-й линии он находился. Дом принадлежал Е. И. Малютиной и в 1840-х гг. Согласно «Атласу» Н. И. Цылова, он находился на северной (в настоящее время нечетной) стороне Большого проспекта[1482]. Дом Малютиной был деревянным и до наших дней не сохранился. В 1950-х гг. на его участке построили здание в неоклассическом стиле. В настоящее время это дом № 53/10 по Большому проспекту[1483].
Менее интересны новые сведения о службе отца Рылеева до рождения сына (27–31), уводящие читателя далеко в сторону от биографии декабриста. Отношения Рылеева с отцом свелись к тому, что сын в письмах просил денег на обмундирование и обучение, а отец отказывал и порицал сына за стремление к излишествам. Рассуждения будущего декабриста о том, чему он хотел бы посвятить свою жизнь, тоже вызывали недовольство отца. Отставной подполковник Ф. А. Рылеев считал, что неприлично и дерзко молодому человеку рассуждать о чем-либо в письмах к старшему[1484]. Никакого влияния на Рылеева ни отец, ни его военная служба не оказали. Вопрос о взаимоотношениях отца и матери Рылеева, расставшихся через несколько лет после его рождения, так и остался невыясненным (31–34).
Авторы только затронули важный для биографии Рылеева вопрос о долге его отца, возникшем в результате управления имениями князей Голицыных (27), который после смерти отца перешел на Рылеева. Для характеристики декабриста было бы не лишним упомянуть, что для выплаты долга Рылеев, вопреки декларируемым убеждениям, продал десять своих крестьян[1485], то есть отнесся к ним не как к людям, достойным свободы, а как к своему имуществу.
В «семейной истории» Рылеева отсутствует глава о его дочери, хотя на эту тему имеется литература[1486]. Впрочем, дочь жила уже в другую эпоху.
В целом первая часть дает представление не только о семье и родственниках Рылеева, но и о той атмосфере, в которой жил и формировался декабрист. Несмотря на ошибки и необоснованные предположения, о которых будет рассказано ниже, ее следует признать наиболее удачной по сравнению с другими частями книги.