Возможно, Рылеев действительно имел в виду Аракчеева, но в тексте сатиры это прямо не отразилось. Следует также учитывать, что другие авторы переводов и сатир, обличая тиранов прошлого, тоже имели в виду своих современников и пытались воздействовать на них. В этом смысле сатира Рылеева ничем не отличалась от прочих подобных произведений.
Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, что думал и чего желал Рылеев, работая над сатирой. Возможно, это был просто поэтический порыв, лишенный какой-либо политической цели: раскрыв книгу Милонова и прочитав его сатиру, поэт вдруг увидел, как можно ее улучшить и усилить, и написал новый вариант. Если же предполагать какие-то особые политические цели, становится непонятно, почему Рылеев взялся перерабатывать сатиру Милонова, а не создал собственное произведение.
Ни «скандала», ни «шума» при появлении сатиры «К временщику» не было. Их выдумал сам Рылеев, чтобы подчеркнуть и преувеличить значение своего произведения, а позднее «подтвердил» его друг Николай Бестужев. Их и не могло быть, так как Рылеев, создавая сатиру, не вышел за рамки обычного, сделал то, что позволялось и многим другим его современникам.
Узнав, что его сатиру воспринимают как выступление против Аракчеева, Рылеев стал распространять небылицы[1524], будто он «навлек на себя гнев графа Аракчеева». Рассказ Рылеева о том, что после издания сатиры за ним с 1820 по 1824 г. постоянно наблюдают «полицейские агенты», и он вынужден не закрывать окна, чтобы с улицы было видно, чем он занимается, переданный в воспоминаниях И. Н. Лобойко, – явная фантазия поэта. Такой же фантазией или ходившим тогда анекдотом следует считать рассказ о том, будто Аракчеев обратился к князю А. Н. Голицыну, требуя наказать цензора, а подчиненный А. Н. Голицына А. И. Тургенев озадачил Аракчеева вопросом, «какие именно выражения принимает он на свой счет»[1525].
Н. А. Бестужев тоже постарался преувеличить антиправительственное значение сатиры Рылеева. В «Воспоминании о Рылееве», созданном не позднее 1832 г., он назвал сатиру «К временщику» «первым ударом, нанесенным Рылеевым самовластию», рассказал, будто ее издание вызвало у всех «изумление, ужас» и «оцепенение», будто в сатире Аракчеев был изображен «слишком верно», так что его нельзя было не узнать, но временщик «постыдился признаться явно»[1526].
Уже А. Н. Сиротинин скептически отнесся к рассказу Н. А. Бестужева о впечатлении, произведенном публикацией сатиры «К временщику». Отметив, что «молодежь» того времени «простое подражательное стихотворение возвело на степень гражданского подвига», он привел цитату из «Воспоминания» и написал: «Без сомнения, Бестужев сильно сгустил краски, и никакого “оцепенения” среди жителей столицы стихотворение Рылеева не произвело»[1527]. Н. А. Котляревский, сославшись на очерк А. Н. Сиротинина, пришел к такому же выводу: «Нет сомнения, что Бестужев преувеличил впечатление, произведенное этим стихотворением. Оно могло иметь большой успех в известном кругу, но в мемуарах и переписке современников оно не заняло видного места»[1528]. Верная мысль литературоведов конца XIX – начала XX вв. о преувеличении Н. А. Бестужевым роли и значения сатиры Рылеева была утрачена советскими авторами, которые поверили Николаю Бестужеву и стали без всякой критики цитировать его «Воспоминание». Так же некритично использовали очерк Н. А. Бестужева и А. Г. Готовцева с О. И. Киянской.
«Воспоминание о Рылееве» было публицистическим произведением со свойственными этому жанру преувеличениями, в котором не всегда оставалось место для истины[1529]. Рассказу о сатире Рылеева и произведенном ею впечатлении предшествовала характеристика Аракчеева, данная самим Н. А. Бестужевым. При этом автор, чтобы создать впечатление незаконности власти Аракчеева, дважды объявлял, будто Аракчеев незримо управлял государством «без всякой явной должности», «не имея другого определенного звания, кроме принятого им титла верного царского слуги»[1530]. Эти слова были явной ложью: все, в том числе и Николай Бестужев, знали, что Аракчеев занимал несколько важных государственных должностей, так что его власть была вполне законной.
К Рылееву и Н. А. Бестужеву примкнул один из издателей «Невского зрителя» Г. П. Кругликов. Желая показать, что он тоже участвовал в обличении Аракчеева, Кругликов в воспоминаниях хвалился тем, что в сатире Рылеева «осуждался граф Аракчеев», и сообщал, будто издателей «Невского зрителя» ожидало «мщение графа», но за них якобы «заступился князь Голицын»[1531]. Однако и Кругликову, пожелавшему рассказать о своей причастности к борьбе против Аракчеева, вряд ли можно верить больше, чем вымыслам Рылеева о преследовании его Аракчеевым или публицистике Николая Бестужева.
Авторы, пытавшиеся подчеркнуть особое значение сатиры «К временщику», полностью противоречили друг другу. Согласно «Воспоминанию» Н. А. Бестужева, «туча пронеслась мимо» сама собою, так как Аракчеев не осмелился «узнать себя в сатире»[1532]. Согласно воспоминаниям Кругликова, издателей журнала спас князь А. Н. Голицын[1533]. Наконец, согласно рассказам самого Рылеева, переданным Лобойко, Аракчеев потребовал наказать цензора, но был озадачен ответом А. И. Тургенева, а за поэтом стала постоянно наблюдать полиция[1534]. В то же время сам А. И. Тургенев, о котором рассказывали подобные анекдоты, не придавал сатире никакого значения, считал ее только «дурным переводом Рубелия»[1535], ничего не знал о требовании Аракчеева и только удивлялся, что «публика, особливо бабья, начала приписывать переводчику такое намерение, которое было согласно с ее мнением, и принялась за цензора»[1536].
Издание сатиры Рылеева не стало таким общеизвестным и мгновенно поразившим всех событием, как пытались представить авторы. Многие, даже жившие в Петербурге, узнали о сатире, появившейся в октябрьском номере «Невского зрителя», не сразу. Для других публикация сатиры прошла незамеченной, и они ознакомились с «Временщиком» только через несколько лет по рукописной копии, так и не узнав, кто был его автором, либо узнали о сатире от кого-либо из своих знакомых.
А. И. Тургенев, считавший сатиру «дурным переводом Рубелия», откликнулся на нее только 2 февраля 1821 г. в письме к П. А. Вяземскому, да и то лишь потому, что его заинтересовала участь цензора. П. А. Вяземский отвечал из Варшавы 10 февраля: «Я “Невского Зрителя” не имею, и вряд ли кто получает его здесь. О чем дело? Постарайся как-нибудь прислать»[1537].
И. Н. Лобойко, записавший рассказы Рылеева, до разговора с ним в 1824 г. ничего не знал о сатире «К временщику», хотя был любителем и знатоком литературы, членом Вольного общества любителей российской словесности, в котором состоял и Рылеев. Даже после того, как Рылеев рассказал ему о своей сатире, И. Н. Лобойко ошибочно сообщил о «пропуске цензурою Проперция», видимо, перепутав его с Персием[1538].
В. И. Штейнгейль, назвавший публикацию сатиры «очень смелой выходкой», не имел представления о времени ее издания. Он полагал, что сатира была опубликована только в 1823 г. в альманахе «Полярная звезда»[1539], следовательно, в конце 1820 – начале 1821 гг. не слышал ни о каком «шуме» или «скандале». По-видимому, Штейнгейль узнал о существовании сатиры только при встрече с Рылеевым в 1823 г. Сочинение Рылеева Штейнгейль считал переводом «сатиры Ювенала “На временщика”».
Н. И. Лорер, как следует из его «Записок», ознакомился с текстом сатиры «К временщику» только после перевода в марте 1824 г. в Вятский полк[1540] и переезда из Петербурга на юг в мае 1824 г.[1541] До этого, находясь в 1820–1824 гг. на службе в столице, Лорер интересовался литературой, историей и политическими вопросами, знал о «стихах молодого Пушкина», о «Полярной звезде» и IX томе «Истории» Н. М. Карамзина, где описывалось царствование Ивана Грозного[1542], но ничего не слышал о сатире Рылеева[1543]. По-видимому, ознакомившись с текстом сатиры по рукописи, где автор не был указан, Лорер не знал (и так никогда и не узнал!), что ее автором был Рылеев, поэтому решил, что «Н. И. Греч перевел с латинского “Временщика” времен Рима», и привел в «Записках» анекдот о том, как Аракчеев за это вызвал Греча к себе «на Литейную» и грозил ему кнутом и ссылкой[1544]. А. С. Немзер, издавший и прокомментировавший мемуары декабристов, полагал, что Лорер знал сатиру «К временщику» «вероятно, по слухам»[1545]. Это было не вполне верно, так как, по словам Лорера, он и другие южные декабристы во второй половине 1824 г. или в 1825 г. (после поступления мемуариста в Вятский полк) «с жадностию читали эти стихи»[1546]. Несмотря на допущенную ошибку, А. С. Немзер всё же ясно указал, что Лорер не видел журнала «Невский зритель» с сатирой Рылеева. Однако А. Г. Готовцева и О. И. Киянская не обратили внимания на этот комментарий.