[1559]. «Откуда залезли в его хамскую голову либеральные идеи? – восклицал Греч. – Прочие заговорщики воспитаны были за границею, читали иностранные книги и газеты, а этот неуч, которого мы обыкновенно звали цвибелем[1560], откуда набрался этого вздору? <…> Заманчивые идеи либерализма, свободы, равенства, республиканских доблестей ослепили молодого необразованного человека! Читай он по-французски и по-немецки, не говоря уже по-английски, он с ядом нашел бы и противоядие. <…> Рылеев был не злоумышленник, не формальный революционер, а фанатик, слабоумный человек, помешанный на пункте конституции»[1561].
Греч привел в воспоминаниях несколько строк из сатиры Рылеева, но перепутал обстоятельства ее появления, что вряд ли могло бы случиться, если бы он считал ее издание важным событием в своей жизни. Греч писал, будто Рылеев «говорил очень явно об Аракчееве» «в послании к Вяземскому», «напечатанном в “Невском вестнике”»[1562]. В действительности упомянутый Гречем «Невский вестник» не существовал, стихотворных посланий к П. А. Вяземскому Рылеев не писал. А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, цитируя Греча, утаили от читателей его ошибки и написали, будто в воспоминаниях говорилось о рылеевской «сатире, опубликованной в “Невском зрителе”» (109).
Кроме того, вопреки мнению А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, Греч в своих воспоминаниях не разделял Аракчеева и Голицына, а объединял их. «Я был в то время отъявленным либералом, напитавшись этого духа в краткое время пребывания моего во Франции (в 1817 г.), – писал Греч о своих взглядах в 1820 г. – Да и кто из тогдашних молодых людей был на стороне реакции? Все тянули песню конституционную, в которой запевалою был император Александр Павлович. Оппозиция Аракчееву, Голицыну и всем этим темным властям была тогда в моде, была делом известным, славою и знаменем тогдашнего юного поколения»[1563].
Истинное отношение Рылеева к «самовластью», которому он якобы «нанес удар» изданием сатиры «К временщику», выразилось в его стихотворном послании «Александру I», о котором А. Г. Готовцева и О. И. Киянская даже не упомянули.
Послание считается «приписываемым Рылееву», так как не имеется ни автографа стихотворения, ни указаний Рылеева или кого-либо из его близких знакомых на его авторство. Оно сохранилось «в бумагах Ивановского, секретаря Следственной комиссии» и было впервые опубликовано в «Сборнике стихотворений декабристов», изданном в Лейпциге в 1862 г.[1564]
Еще В. И. Маслов, сравнивая послание «Александру I» с другими произведениями поэта, доказал, что оно принадлежит Рылееву[1565]. Доводы В. И. Маслова были дополнены А. Г. Цейтлиным[1566] и Ю. Г. Оксманом[1567]и признаны другими литературоведами[1568]. К. В. Пигарев в книге «Жизнь Рылеева» и А. Г. Цейтлин в книге «Творчество Рылеева» подробно рассмотрели послание «Александру I» как сочинение Рылеева, связав его с другими поэтическими откликами на восстание в Греции[1569]. Послание Рылеева «Александру I» либо включают в число его произведений[1570], либо публикуют как «приписываемое Рылееву»[1571].
Уже при первом издании послания в 1862 г. в примечании сообщалось, что «стихотворение это написано Рылеевым еще в 1821 году»[1572]. В дальнейшем публикаторы и комментаторы сочинений Рылеева пытались уточнить время создания послания «Александру I» по упоминаемым в нем лицам и событиям. Однако события начала 1820-х гг. они представляли лишь в самом общем виде, поэтому не смогли верно датировать стихотворение.
Послание начиналось словами о том, что «умчался» еще один год правления Александра I, поэтому комментаторы полагали, что оно написано вскоре после 11 марта, даты вступления императора на престол, или даже что «дату… написания можно будет точно приурочить… к 11 марта 1821 г.»[1573]. Кроме того, публикаторы и комментаторы обычно относили послание к весне[1574] и даже к первой половине марта 1821 г.[1575], так как, по их мнению, оно было написано «в связи с начавшимся национально-освободительным движением в Греции»[1576].
Авторы, относившие начало освободительного движения в Греции к началу или первой половине марта 1821 г., путали восстание непосредственно в Греции с походом А. Ипсиланти[1577]. Находившийся в то время на русской службе князь А. Ипсиланти 22 февраля (6 марта) 1821 г. перешел границу между российской Бессарабией и входящей в состав Турции Молдавией, 24 февраля (8 марта) опубликовал в Яссах воззвание «В бой за веру и отечество», а затем начал поход по Молдавии и Валахии. Поход оказался неудачным: в июне 1821 г. отряд Ипсиланти был разгромлен в Валахии, а он сам бежал в Австрию и там был арестован. Восстание непосредственно в Греции вспыхнуло через месяц после начала похода Ипсиланти и не было прямо связано с ним. Первое выступление произошло в городе Патры 21 марта (2 апреля) 1821 г. В настоящее время в Греции принято считать датой начала восстания 25 марта (6 апреля), когда митрополит Петр Германос призвал греков к выступлению против турок[1578].
Восстание в Греции, как известно, продолжалось до 1829 г. и закончилось признанием Турцией автономии, а в 1830 г. и независимости Греции. Поэтому упоминание о военных действиях в Греции не может служить основанием для датировки послания Рылеева 1821 годом, а тем более первой половиной марта 1821 г. Публикаторы и комментаторы не учли, что в послании речь идет не о начале восстания, а уже о попытках турок подавить его. Никто из них не попытался выяснить, когда в подавлении восстания в Греции участвовал упомянутый Рылеевым Куршид-паша. Между тем известно, что Ахмед Хуршид-паша, которого в российских документах того времени называли Куршид-пашой[1579], с февраля 1821 г. по февраль 1822 г. находился в Албании, где осаждал крепость янинского паши Али Тепеленли. В феврале 1822 г. янинский паша был убит, а в июле 1822 г. войска Хуршид-паши из Албании вторглись в Грецию[1580]. В декабре 1822 г. Хуршид-паша, обвиненный в похищении части сокровищ побежденного им Али-паши Янинского, отравился[1581]. В послании Рылеев выразил опасение, что, «быть может», в это время, «Афины взяв, Куршид-паша / крушит последнюю колонну»[1582]. Это можно было написать не ранее июля 1822 г., когда Хуршид-паша со своим войском вступил в Грецию.
Послание связывали и с отправлением Александра I на конгресс Священного союза, так как Рылеев призывал императора «спешить… с царями примирять народы». Однако комментаторы не имели точного представления и о времени созыва конгрессов. Например, Ю. Г. Оксман полагал, что в послании речь идет «об отъезде Александра на конгресс держав Священного союза в Лайбах»[1583]. Конгресс в Лайбахе начался в январе 1821 г., поэтому Рылеев не мог в марте 1821 г. призывать уже находившегося в Лайбахе императора «спешить» на конгресс. Длительная заграничная поездка императора закончилась 24 мая 1821 г.[1584] В это время Рылеев тоже не мог призывать только что возвратившегося императора «спешить» на конгресс.
Весной 1822 г. было решено провести конгресс Священного союза в Вероне. Ему должна была предшествовать конференция представителей главных европейских держав в Вене, посвященная прежде всего вопросу об «умиротворении Греции». Конференция в Вене началась в июне 1822 г., на ней присутствовал российский представитель Д. П. Татищев[1585]. Александр I не явился в Вену к началу переговоров. Он выехал из Петербурга только 3 (15) августа и прибыл в Вену 26 августа (7 сентября)[1586]. Таким образом, именно в июне – начале августа 1822 г., когда обсуждение греческого вопроса в Вене уже началось, а Александр I еще медлил с отъездом в Австрию, Рылеев имел все основания призывать императора «спешить».
Поскольку мы уже знаем, что Рылеев не мог написать о возможном разгроме Афин Хуршид-пашой ранее июля 1822 г., когда войска паши вступили в Грецию, становится окончательно ясно, что послание было написано или, по крайней мере, закончено в июле – начале августа 1822 г. Установленное время создания стихотворения «Александру I» не вполне соответствует упомянутой в первых строках годовщине правления императора. Однако Рылеев мог упомянуть об этой годовщине и через четыре месяца после нее. Кроме того, поэт мог начать послание в марте-апреле, а потом, узнав о Хуршид-паше и предстоящей поездке Александра I в Вену, дополнить его в июле-августе.
Будущий декабрист называл Александра I «творцом добра», «послом небес», «витязем правды и свободы», восхвалял как защитника «прав народов и земель», как монарха, который, «к благу общему горя», «разгадал потребность века». По-видимому, Рылеев в это время считал полезной деятельность не только лично Александра I, но и Священного союза как организации, способствовавшей всеобщему умиротворению. Поэтому поэт, упомянув о Риего («испанец непреклонный»), Куршид-паше и вообще о борьбе «власти незаконной с законной», охватившей Европу, призвал российского императора «спешить» на конференцию в Вене и на конгресс в Вероне, чтобы «с царями примирять народы». «Равно ужасны для людей / и мятежи, и самовластье», – восклицал Рылеев